... Ехали не прямым путем. Сначала на север, откуда пришли. В скалах, где в прошлый раз встретили теппелов, стояла теперь целая небольшая армия, длинной цепью разбросанная вдоль холмов. Все бойцы этой армии носили те же серебристые плащи поверх одежды и на поясе имели карросы. В кустах были укрыты лошади. Сторожевые собаки лежали у костров. Мы проехали вдоль всей цепи. У одного из костров Дан спешился, к нему подошел высокий седоватый мужчина, и они негромко поговорили о чем-то. Еще в нескольких местах Дан подъезжал ближе к кострам, сидевшие, поднимаясь, приветствовали его, и, обменявшись с ними парой фраз, Дан направлялся дальше.

Вслед за тем, пустив лошадей крупной рысью, поскакали на восток, где потемневший край неба сливался с морской гладью. Здесь расстилалась до моря широкая, необъятная долина, и в ней хорошо видна была бесконечная цепь костров, протянувшаяся вдоль всего побережья Ладиорти. Дан и здесь подъезжал к бойцам, сидящим у огня, отдавал какие-то распоряжения, посылал куда-то гонцов. Я с любопытством всматривалась в лица обладателей карросов. Огонь костров освещал их и отражался в глазах - не тревогой, но спокойным ожиданием боя. Все эти лица казались мне прекрасными, золотые блики огня играли на них, и все они были спокойны или веселы.

Дальше мы проехали вдоль южной цепи и оказались с западной стороны от Долины Замка. Здесь стояли непроходимые черные леса, мы миновали их кратчайшей дорогой. Уже совершенно стемнело, спустилась ночь. Я с удивлением подумала о том, что это уже вторая ночь, которую мне придется провести почти без сна, - но я не ощущаю ни малейшей усталости, я готова бодрствовать эту ночь.

Через несколько километров лес поредел, и местность стала заметно подниматься - это начинались горы, те самые, что виделись из дворца голубыми, в таинственной дымке. Вскоре подъем стал таким крутым, что, к моему облегчению, мы спешились и повели коней в поводу. Узкая тропинка вилась среди камней и непроницаемо темной в ночи чащи. Я держалась из предосторожности подальше от задних ног идущей впереди кашкиной лошади. Моя Стрелка шла легко, повод провисал, тянуть почти не приходилось. И все же облегчение было недолгим. Идти вверх оказалось еще тяжелее, чем трястись в седле. Я никогда не считала себя слабой физически, и в горных походах бывать мне случалось, но Дан, шедший впереди, задавал такой хороший темп, что я еле поспевала шевелить конечностями. Сердце мое колотилось, я жадно хватала ртом холодный чистый воздух. Все же, когда Виктор, замыкающий шествие, крикнул мне: "Если тяжело, остановись," - я выдавила из себя "Ничего", и продолжала подъем. Лес кончился, и пошли низкорослые деревца, стелющиеся кустарники. Тропинка шла временами так круто, что приходилось карабкаться и тянуть за собой лошадь. Где-то неподалеку слышалось журчание ручья или речки. Наконец камни перед глазами поплыли радужными пятнами. Я стала опасаться, что подъем этот никогда не кончится. И тогда сумеречный просвет засиял перед глазами. Еще несколько минут - и мы стояли на перевале.

Вероятно, это была самая низкая точка горной цепи: вправо и влево от лощинки, где мы стояли, уходили неприступные гигантские скалы. Но и отсюда, с высоты перевала мир, оставленный внизу, казался неправдоподобно крошечным.

Костер, пылавший в лощине под прикрытием небольшой скалки, пробивал темноту ночи. Впрочем, и мрак не застилал мир полностью: несмотря на отсутствие звезд и луны, небо было бледноватым, как летом в северных городах.

От костра поднялись трое людей, очевидно, ожидавших нас. Они весело здоровались, их лица сверкали улыбкой. Я не особенно прислушивалась к разговору. С ними был крупный, темной окраски дог, настороженно обнюхавшийся с Баярдом.

Я подошла ближе к западному склону. Вниз уходила непроницаемо черная даль, ни одного огонька не мерцало до самого горизонта, и ничего нельзя было разобрать на этой гладкой, как доска, равнине. Тогда я обернулась к востоку и восторженно ахнула, глянув в долину, откуда мы только что поднялись.

При свете все это, вероятно, выглядело бы лучше. Теперь нельзя было различить ни леса, ни скал, ни моря. Зато веселый узор огней украшал темную долину. Каймой тянулась цепь сторожевых костров, с трех сторон окружавших Замок. Теперь я видела, что мы не объехали и десятой части этой цепи. В центре же долины сияло созвездие разноцветных огней, и это была праздничная иллюминация Замка. Белые, желтые, синие, зеленоватые, красные огни, то ровные, то мигающие, то рассыпающиеся снопами искр, плясали в небольшом прямоугольнике, и от этого вся долина казалась сверкающей.

Не хватало лишь звезд в ночном небе Ладиорти, чтобы дополнить этот великолепный огненный карнавал.

Я вернулась к костру. Бойцы, ожидавшие нас у костра, уже держали в поводу своих коней. Попрощавшись, они стали спускаться в долину, и вскоре скрылись в темноте. Наша команда осталась на вершине в одиночестве. Лошадей пустили пастись, ослабив подпруги. Виктор принялся собирать хворост для костра, Дан, развьючив свою лошадь, вытащил из сумки несколько бревнышек. Здесь, на вершине, деревьев не было, но неужели, подумалось мне, он считает, что этих полешек хватит на всю ночь? Однако, ничего не сказав, я присоединилась к Виктору. Вскоре хорошая куча хвороста лежала у костра.

- Хватит работать, - сказал Дан наконец. - Присаживайтесь. Держу пари, что Рыжий не забыл о потребностях желудка.

- А как же! - воскликнул Кашка. Покопавшись в своей сумке, он вытряхнул на землю ворох картошки.

Вмиг картошка была закопана в золу. Над костром на рогатинах вывесили котелок с водой.

- Располагайся, - предложил Виктор,- Ночь предстоит долгая.

По примеру остальных я устроилась на теплых камнях. Плащ приятно согревал, и ласковое тепло струилось от костра. Сквозь полузакрытые веки я лениво наблюдала искры, летящие в сумеречное небо.

Баярд, по приказанию Кашки, лег в лощине, в стороне от костра, тревожно глядя на запад.

Вскоре были готовы и картошка, и чай. Я занялась едой всерьез: употреблять горячую, из золы картошку - не такое простое дело. Перебрасываешь ее, жгучий серый комок, из ладони в ладонь, пока не перестанет жечь. Потом осторожно отколупываешь кожицу с кусочком пепла, обнажая мягкую белую горячую плоть. Усиленно дуешь, обмакиваешь в соль...