С этих пор Колумбу ничего не оставалось, как изнемогать под тяжестью растущих забот, огорчений, и, наконец прекратив борьбу, поддерживавшую его всю жизнь, он угас в Вальядолиде в конце мая 1506 года, через четырнадцать лет после открытия Нового Света.

Смерть этого человека, имя которого известно во всем мире, осталась настолько незаметной, что даже не была упомянута королевским историографом. Ее точная дата[34] не известна. Не выяснено даже, умер ли он в Вальядолиде или в Севилье. Ничего точного по этому поводу нет, как и о месте его погребения.

Как бы то ни было, его труп, положенный в гроб вместе с цепями, был отправлен заботами его сына Диего на остров Санто-Доминго, где Колумб уже никому больше не мог внушать опасения. Наконец-то появилась надежда, что после такой бурной жизни он сможет насладиться полным покоем на этой земле, открытой им для Старого Света. Но судьба, преследовавшая Христофора при жизни, казалось, ополчилась и на его останки.

В 1795 году, когда остров Санто-Доминго станет французским, испанский адмирал, командовавший там в ту пору, решит перенести в Гавану прах Колумба, чтобы сохранить его для Испании. Но на острове после перенесения в Испанию останков Колумба случилось множество инцидентов и происшествий. Никто точно не знает, где находится его погребение! По меньшей мере официально были эксгумированы из какой-то могилы анонимные и сомнительные останки и отосланы в Гавану, где сегодня, несомненно, никто не позволит заняться поисками точного места захоронения.

Что значит горстка праха, неизвестно кому принадлежащая! Потомки Колумба крепко отомстили его хулителям, прославили его имя, оплакали его несчастья, воздали должное его борьбе, окружили ореолом славы его память. Быть может, они постарались забыть его недостатки, чтобы видеть в нем только гонимого, но тем не менее славного гения?

Чем стали Фонсеки, Бобадильи, Овандо и прочие, завидовавшие Колумбу или клеветавшие на него? Их имена, опозоренные мстительными потомками, не забыты только благодаря низости носивших их. Чем стали Изабелла и Фердинанд, эти монархи, о которых сегодня вспоминают только в связи с именем Христофора Колумба? Изабелла и Фердинанд для нас, людей XIX века, только государи человека, прославившего их, и без которого сегодня они не имеют основания принадлежать истории.

А Колумб! Он принадлежит бессмертию.

В том, что континент, открытый Христофором Колумбом, носит имя не его, а Америго Веспуччи, очевидно, нет непосредственной вины последнего, хотя у потомков бытует другое мнение. И напрасно книжники, ученые, географы, историки будут рыться в записях, рукописях, отчетах, комментировать события, сопоставлять даты, придираться к словам: дело сделано, название есть и таковым останется; и как Америка всегда будет называться Америкой, так навсегда останется легенда, справедливая или нет, о том, что Америго Веспуччи украл у истинного первооткрывателя право назвать своим именем открытую землю.

Ничто так не прочно, как легенда, в сознании общества, выносящего свой приговор, руководствуясь скорее чувством, чем разумом. Но неудачи, постоянно преследующие Колумба даже после смерти, вызывают еще большее сочувствие к этой великой личности, а восхищение им возрастает по мере ущерба, который ему наносит несправедливость, совершенная от имени Америго Веспуччи.

Впрочем, этот флорентиец, родившийся 9 марта 1451 года[35] и умерший в 1512 году, через шесть лет после Христофора Колумба, не был случайным человеком. Выходец из знатной, но небогатой семьи, успешно учился в монастыре Святого Марка, где его дядя, Антонио Веспуччи, был монахом в то же время, что и знаменитый Савонарола[36].

Америго с интересом изучал космографию и математику, но вынужден был отказаться от своих научных привязанностей и заняться коммерцией. Это обстоятельство свело его с блистательным семейством Медичи, имевшим в Испании свои интересы, которые требовали присутствия доверенных людей. Назначенный представителем Лоренцо Пьеро Франческо Медичи[37], сына и наследника Лоренцо Великолепного, он покинул родную Флоренцию[38] и обосновался в Андалузии, где остался надолго, даже после того как в 1497 году, в возрасте сорока шести лет, совершил свое первое путешествие. Впрочем, эта дата не совсем достоверна. Некоторые довольно видные историки считают, что Америго отправился в путешествие двумя годами позже вместе с Охедой. Другие подтверждают, что это произошло в 1497 году, и начальником экспедиции был Яньес Пинсон, прежний лейтенант Колумба. Итак, его дебют окружен некоторой неясностью, впрочем, чисто хронологического порядка, поскольку путешествия действительно были. Во всяком случае, Америго не руководил экспедицией, увлекательный отчет о которой он написал. Отправившаяся из Кадиса флотилия прошла, говорит рассказчик, расстояние в тысячу лиг на вест-зюйд-вест, и находилась на исходе тридцать седьмого дня на 16° северной широты и 77° долготы к западу от Канарских островов.

Обогнув полуостров — без сомнения Юкатан, — она проследовала через Мексиканский залив и остановилась, очевидно, в прибрежном районе Веракрус[39], поскольку Америго Веспуччи утверждает, что корабли находились около тропика Рака[40] и над горизонтом была видна Полярная звезда. Он сообщает подтвержденные впоследствии любопытные подробности о нравах, обычаях, питании коренных жителей:

«Мы подошли к домам туземцев и увидели множество предназначенных для еды змей, у которых были связаны лапы, а вокруг шеи была намотана веревка, мешавшая открывать им пасть.

У животных был такой страшный вид, что никто из нас не осмеливался прикоснуться к ним. Они были размером с козленка; лапы длинные, с когтями; кожа твердая и разноцветная; шея и голова как у змей, и от морды вдоль спины и до кончика хвоста тянулось нечто вроде волосатого гребня!..»

Этими причудливого вида змеями с когтистыми лапами, очевидно, были безобидные игуаны, очень вкусным мясом которых лакомятся как дикари, так и цивилизованные люди XIX века.

Америго Веспуччи пишет также о другом туземном блюде, показавшемся ему восхитительным. Оно походило на хлеб, изготовленный из маленьких рыбок, замешанных в тесто и высушенных, который потом перед употреблением пекли на раскаленных углях. Такое рыбное кушанье готовят еще и сегодня в некоторых районах Мексиканского залива.

Как осторожные путешественники, спутники флорентийца не посягали на собственность местных жителей и старались задобрить их мелкими подарками. Еще он пишет:

«Видя, что туземцы не оправились от первого волнения, мы решили ничего не трогать, чтобы снискать их доверие, и к тому же оставили на виду множество наших вещей в таком месте, где они могли их видеть и взять себе в пользование.

На закате следующего дня на прибрежном песке нас ожидало множество людей, которые, хотя и с опаской, осмелились переговорить с нами и дали все, что у них просили. Наконец мы подружились, и туземцы показали свои поселки, где жили, когда приходили ловить рыбу; тут же всех пригласили в деревню, уверяя, что примут дружески, и выполнили обещание, хотя среди нас были двое заключенных из стана их врагов.

В ответ на настойчивые приглашения аборигенов[41] двадцать восемь человек последовали за ними, рискнув в случае чего погибнуть. Итак, мы пошли в глубь страны и на расстоянии трех лье от берега обнаружили деревню всего с девятью домами, но несметным количеством людей. Нас встретили такими варварскими церемониями, что не хватит перьев описать их. Эти люди танцевали, пели и плакали одновременно, угощали своими блюдами… Старейшины соседних деревень приглашали пойти с ними дальше в глубь страны, что было большой честью. Мы согласились, и трудно передать, каким вниманием нас окружили.