— Да, кое-что, — согласился священник. — Впрочем, не так уж и много. Я посетил семь миров. Вернее, восемь, если считать и этот.
— Гм… Ровно на семь больше, чем я когда-нибудь увижу.
— Но теперь я окончательно достиг своей цели.
— В этом сомневаться не приходится, — подтвердил Лоулер.
Вальбен не понимал чужаков, переселявшихся на Гидрос. Зачем они так поступают? Позволить, чтобы тебя запихнули в космический челнок на Санрайзе, ближайшей планете, находившейся на расстоянии приблизительно десятка миллионов километров, затем перебросили на околопланетную орбиту, с которой ты плюхнешься в океан неподалеку от одного из плавучих островов, сознавая при этом, что навеки обречен оставаться на Гидросе?! Так как джилли решительно отказывались рассматривать любые предложения относительно строительства космодрома, путешествие сюда ни для кого не предусматривало возвращения обратно, и каждый совершающий его прекрасно все понимал. И тем не менее, они продолжали прибывать. Правда, понемногу, но тонкий ручеек переселенцев никогда не иссякал. Решившие прилететь на Гидрос избирали жизнь изгнанников и отшельников на морских берегах, которые и берегами-то можно назвать с трудом, предпочитали существование в мире без деревьев и цветов, птиц и насекомых, без лугов, поросших зеленой травой, без пушистых зверей и без тех, у которых имелись копыта, без спокойствия, без удобств, без достижений современной техники, раскачиваемые бесконечными приливными волнами в столь же бесконечном плавании от полюса до полюса и обратно на плетеных островах в мире, созданном лишь для существ с плавниками и ластами.
Лоулер не знал, почему Квиллан решил прилететь на Гидрос. Подобные вопросы обычно не задавались. Возможно, его наказали за что-то, а может, это своеобразный способ уничижения. Но в любом случае, он прибыл сюда вовсе не для исполнения обязанностей священника. Церковь Всех Миров представляла собой секту, отколовшуюся от постпапистского католицизма, и у нее, насколько знал Лоулер, на Гидросе не имелось последователей. Квиллан также не производил впечатления как миссионер: он с момента появления здесь не делал никаких попыток обратить в свою веру жителей Сорве, но это и не имело принципиального значения, так как религия никогда не интересовала островитян. «Бог слишком далеко от нас», — любил говорить отец Вальбена.
На какое-то мгновение выражение лица Квиллана сделалось мрачным, словно он задумался над безрадостной перспективой провести остаток своих дней на Гидросе. Потом священник спросил:
— А вам не надоедает все время жить на одном месте? И никогда не хочется что-то изменить? Неужели вам не интересно, как протекает жизнь на других островах?
— По большому счету… нет, — ответил Лоулер. — Мне показалось, что Тибейр почти ничем не отличается от нашего Сорве. И внешне он практически такой же, и жизнь такая же… Просто я не был знаком с его жителями. Если одно место ничем, по сути, не отличается от другого, гораздо разумнее оставаться там, где ты все хорошо знаешь, и с теми, с кем прожил всю жизнь. — Вальбен прищурился, размышляя. — По-настоящему меня интересовали только другие миры , планеты, которые имеют сушу, настоящие и твердые космические тела. Интересно бы повидать те места, где можно много дней подряд идти и так и не добраться до моря, где все постоянно живут на твердой почве, а не на каком-то острове, обитают на огромном континенте, которому нет конца и края, на этом массивном куске настоящей суши с городами, горами и широкими реками. Но для меня только что сказанное — не более чем пустые бессмысленные слова. Города… Горы… Мне бы хотелось узнать, что такое деревья, птицы и растения, на которых распускаются цветы. Меня очень интересует Земля… Даже снится, что она все еще существует, а я хожу по ней, дышу ее воздухом, чувствую ее твердь под ногами. Я пачкаю в земле свои руки, она набивается мне под ногти… Ведь на Гидросе нет и намека на почву, вы же это понимаете… Только песок с морского дна. — Лоулер бросил быстрый взгляд на руки священника, на его ногти, будто под ними могла сохраниться грязь с Санрайза. Квиллан прекрасно понял состояние Вальбена, улыбнулся, но ничего не сказал. — На прошлой неделе в Доме нашей общины я краем уха услышал вашу беседу с Делагардом, святой отец. Вы говорили о той планете, на которой вам пришлось жить до прибытия сюда, и каждое ваше слово врезалось мне в память. Ведь вы рассказывали о Земле, не так ли? О Земле, кажущейся беспредельной: вначале вы идете по лугу, затем заходите в лес, за ним начинаются горы, а за горами — пустыня… Во время вашего повествования я все сидел и пытался представить, как это выглядит. Увы! Мне этого никогда не узнать… Отсюда невозможно попасть в другие миры. Для нас они не существуют. А так как все места на Гидросе абсолютно одинаковы, следовательно, я не склонен к странствиям.
— Мне нечего спорить с вами, — согласился Квиллан, а затем добавил:
— Хотя это и не так уж типично, не правда ли?
— Нетипично? Для кого?
— Для людей, живущих на Гидросе. Я имею в виду никогда не путешествовать.
— Ошибаетесь, святой отец. Среди нас все-таки есть путешественники. Им нравится каждые пять-шесть лет переселяться с острова на остров. Правда, некоторое не находят в этом никакого удовольствия… Я бы сказал, таких большинство. Меня можете спокойно отнести к последней категории.
Квиллан задумался.
— В самом деле, — пробормотал он рассеянно, словно размышляя о чем-то чрезвычайно сложном. Казалось, священник исчерпал весь запас вопросов и теперь ему хотелось представить некий весомый и крайне значимый вывод из всего услышанного.
Лоулер наблюдал за ним без особого интереса, вежливо ожидая, не пожелает ли его собеседник сказать еще что-то. Но пауза затягивалась, и Квиллан, по-видимому, не собирался прерывать ее.
— Ну что ж… — протянул Вальбен, — пора открывать свою лавчонку.
И он направился в сторону вааргов.
— Подождите, — крикнул вслед священник.
Лоулер обернулся.
— Да?
— Доктор, с вами все в порядке?
— А что такое? Я выгляжу больным?
— Нет, скорее, расстроенным, — ответил Квиллан. — Обычно вы ведете себя иначе. Когда я впервые вас встретил, вы произвели на меня впечатление человека, который принимает жизнь без предвзятостей и просто живет день за днем, час за часом… Но сегодня утром… Нет, у вас явно что-то случилось… Эти ваши романтические излияния по поводу иных миров… Не знаю, но мне кажется, это не совсем похоже на вас. Конечно, я не могу утверждать, что хорошо знаю вашу натуру…