Лоулер недоверчиво взглянул на священника. Он не мог рассказать ему о трех мертвых ныряльщиках в сарае на пирсе Джолли.

— Прошлой ночью меня увлек ряд вопросов… Я плохо спал из-за этого… Вот уж не предполагал, что сие будет заметно.

— От меня вообще трудно что-либо скрыть, — улыбнулся Квиллан. Взгляд его бледно-голубых глаз, обычно смотревших отчужденно и равнодушно, показался в этот момент необычайно проницательным, почти пронизывающим. — Для сего не нужно быть сверхнаблюдательным… Послушайте, доктор, если вам захочется побеседовать со мной на какие-либо отвлеченные темы или просто снять тяжесть с души и тела…

Лоулер широко улыбнулся и показал пальцем на свою обнаженную грудь.

— На этом теле не такой уж большой груз.

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорил, — заметил священник. На несколько секунд показалось, что между ними возникла некая таинственная, неуловимая связь, что-то вроде напряжения, вызвавшего в душе Вальбена неприятные ощущения. Затем Квиллан снова добродушно улыбнулся, пожалуй, слишком добродушно. Улыбка выглядела вежливой, неопределенной, мягкой, словно специально предназначенной для установления какой-то дистанции между ними. Он поднял руку, и этот жест мог быть с одинаковой вероятностью истолкован и как благословение, и как проявление желания поскорее отделаться от собеседника.

Священник кивнул, повернулся и пошел своей дорогой.

Приближаясь к своему вааргу, Лоулер заметил, что там его ожидает женщина. Ее длинные темные волосы развевал легкий ветерок. «Пациентка», — подумал он.

Она стояла к нему спиной, и доктор никак не мог понять, кто это. По крайней мере, у четырех представительниц прекрасного пола на Сорве были такие же прически.

В квартале, где жил Лоулер, стояло около тридцати вааргов, ближе к оконечности острова располагалось еще примерно шестьдесят. Правда, некоторые из них пустовали. Постройки выглядели, как нечто похожее на пирамиду высотой в два метра, заканчивающуюся тупой и неровной верхушкой, которая имела отверстия, устроенные таким образом, чтобы дождь попадал внутрь жилища только в случае сильнейшего ливня, да и то не всегда. Ваарги были построены из какой-то шершавой разновидности целлюлозы, сморщившейся и грубой, — очередного продукта моря (другого источника строительного материала просто и быть не могло). Их возвели давным-давно. Исходные компоненты для стен жилищ оказались на удивление прочными и стойкими. Если ударить по поверхности ваарга палкой, то создавалось впечатление, что она

— из металла.

Первые поселенцы, прибыв на остров, сразу же обнаружили эти пирамидальные строения и приспособили их под временные дома. Это случилось около ста лет назад, но до сих пор люди продолжали жить в них. Никто не знал, каким образом они здесь появились и с какой целью. Практически на каждом островке имелись «поселки» из вааргов. Предполагали, что это заброшенные гнезда каких-то вымерших существ, деливших территорию с джилли, которые обитали в жилищах совершенно иного типа — в шалашах из водорослей. Один раз в несколько недель аборигены оставляли свой «дом» и строили новый. Пирамидальные строения казались символом нерушимости и постоянства в этом струящемся водном мире.

— Что это такое? — поинтересовались первые поселенцы, и джилли коротко ответили:

— Ваарги.

Что значит данное слово, никто не знал, а общение с аборигенами даже теперь являлось делом довольно сложным и непредсказуемым.

Когда Лоулер подошел ближе, то понял, что женщина, ожидающая его, — Сандира Тейн. Подобно священнику, она тоже считалась новичком на Сорве. Эта высокая серьезная молодая особа приехала с острова Кентруп несколько месяцев назад на одном из кораблей Делагарда. Она занималась ремонтом и обслуживанием лодок, сетей, корабельного оборудования, но главной сферой ее интересов, скорее всего, являлись сами гидранцы. Лоулер слышал, что Сандира является одним из основных специалистов по культуре, биологии и прочим аспектам жизни населения этой планеты.

— Я не слишком рано? — смущенно поинтересовалась Тейн.

— В принципе, нет, если вы сами так не считаете. Заходите.

Вход в ваарг Лоулера представлял собой низкую треугольную дыру в стене, похожую на дверь для гномиков. Он наклонился и прошел внутрь. Сандира последовала за ним. Они были примерно одного роста.

Тейн казалась чем-то озабоченной, занятой какими-то мыслями, тяжелыми и мрачными.

Тусклый утренний свет пробивался сквозь щели в вершине ваарга. На нижнем уровне перегородки, изготовленные из того же материала, напоминающего металл, разделяли помещение на три маленькие неправильной формы комнаты: его кабинет, спальню и прихожую, которую Вальбен использовал в качестве гостиной.

«Скорее всего, сейчас где-то около семи, — подумал Лоулер. — Не мешало бы позавтракать. Но придется пока отложить сие мероприятие». Он, как бы между прочим, влил несколько капель настоя из наркотических трав в кружку, добавил немного воды и выпил смесь маленькими глотками, словно лекарство, прописанное самому себе для ежедневного употребления по утрам. В каком-то смысле так оно и было.

Вальбен виновато посмотрел на свою пациентку. Она, слава Богу, не обратила никакого внимания на этот странный ритуал, а продолжала рассматривать его маленькую коллекцию предметов с Земли. Всякий приходивший сюда непременно интересовался собранием реликвий Лоулера. Робким движением она коснулась неровного края оранжево-черного черепка и провела по нему пальцем, затем вопросительно посмотрела на Лоулера. Он улыбнулся.

— Эта штука из того места, которое когда-то называлось Грецией, — пояснил Вальбен. — В давние времена на Земле все знали, где она находится.

Мощные алкалоиды, содержавшиеся в настойке, быстро завершили свое движение по крови Лоулера и почти мгновенно достигли мозга. Он почувствовал, как улетучивается напряжение, вызванное неприятными ранними встречами.

— У меня кашель, — сказала Тейн, — и никак не прекращается.

Словно по подсказке, она разразилась оглушительным сухим кашлем. На Гидросе подобная штука — явление обычное, вполне тривиальное, как и в любом другом месте, но тем не менее, оно свидетельствует о чем-то довольно серьезном. Все островитяне прекрасно знали об этом.