— Ты правильно делаешь, что не доверяешь, — сказал работник киностудии, держа раскрытое удостоверение перед Вероникой. — Красивая девушка должна быть недоверчивой. Но теперь-то веришь?

Вероника кивнула.

— Что это за проба? — безразлично осведомилась она.

— Я же сказал тебе — кинопроба, — ответил работник киностудии, отмечая про себя сильный иностранный акцент девушки. Американский скорее всего. — Если пройдешь пробу, будешь сниматься в кино. — Он достал из кармана карточку с координатами киностудии и протянул ей. — Здесь адрес и как проехать. Покажешь ее на входе, чтобы тебя пропустили. Проба начинается сегодня в три… Кстати, ты ориентируешься в Риме?

— Не очень. — Она вертела карточку в руках, машинально загибая ее уголки. — Но найду, если захочу.

— Что это значит — если захочешь? — Работника киностудии, привыкшего к неизменному энтузиазму, которым девушки встречали приглашение на пробу, начинало сердить полное отсутствие интереса у этой иностранки. — Изволь появиться в три на студии.

— Что это значит — изволь появиться? — ответила девушка в тон ему, однако спрятала карточку в карман джинсов. — Я, кажется, никому ничем не обязана.

Это заявление вконец вывело из себя мужчину.

— Хочешь ты или нет сниматься в кино? — взорвался он.

Девушка презрительно повела плечами.

— Подумаешь, велика честь — сняться в каком-то вшивом эпизоде!

Работник киностудии не верил собственным ушам. «Вшивый эпизод»! Где это видано, чтобы девушка, которой предлагают сниматься в кино, отвечала в подобном тоне? Даже если бы речь в самом деле шла об эпизоде — любая девушка многое бы отдала, чтобы появиться на экране пусть хоть на несколько минут. Он всегда считал, что это правило не имеет исключений. Что ж, если эту синеглазую мисс не интересует кино, пусть она катится ко всем чертям.

Но вместо того, чтобы послать ее ко всем чертям, работник киностудии продолжал смотреть на девушку, поражаясь чистоте черт и переменчивости выражений ее лица. Ее лицо не переставало жить ни на минуту — как будто она постоянно разыгрывала какой-то спектакль сама с собой. Наверное, эта подвижность ее лица и бросилась ему в глаза в первую очередь, когда он заметил ее у прилавка с мороженым. И еще у ее лица было какое-то почти магнетическое свойство. Оно притягивало глаза — и, притянув, уже не отпускало. Если ты пытался отвести взгляд, тебе сразу же хотелось посмотреть на него вновь. Даже не хотелось: ты просто нуждался в этом.

Работник киностудии вовсе не собирался, что называется, «увиваться» за девушкой — он только что женился и был искренне влюблен в свою молодую супругу. Но сейчас он поймал себя на мысли, что ему будет очень жаль, если девушка исчезнет и не появится на пробе и ему больше никогда не доведется увидеть ее чудесное изменчивое лицо. «Она знает себе цену, — подумал он. — Такие, как она, не играют в эпизодах».

— Это не эпизод, — сказал он девушке. — Думаешь, меня поставили бы дежурить на улице, если бы они искали статистку? Статисток у них и так хоть отбавляй — девчонки сами приходят на студию и просятся на эпизоды. — Он умолк, опять залюбовавшись ее лицом. Девушка выжидающе смотрела на него, и дерзость в ее взгляде постепенно сменялась самым неподдельным, почти детским любопытством. — Они ищут исполнительницу для главной роли. И этой исполнительницей можешь стать ты, если понравишься кому надо.

— Кому надо? — Она вопросительно приподняла брови. — То есть режиссеру? Или отборочной комиссии — или как там это у вас называется?

— Это не совсем так… Хотя, конечно, будет и режиссер, и отборочная комиссия — как же без них? Но решают все-таки не они.

— Кто же тогда? Продюсер? — любопытствовала девушка. — Но мне всегда казалось, что в кино…

— В кино обычно решает режиссер, — закончил за нее работник киностудии. — Обычно. Но у нас, понимаешь ли, все не как у людей… Впрочем, это не имеет значения. — Он посмотрел на часы. — Уже второй час. Если хочешь, я могу подбросить тебя на студию — подождешь там. Моя смена, правда, еще не закончилась, но мне надоело жариться на солнцепеке. Думаю, они простят мне, что я снялся с места раньше времени, — я все-таки нашел сегодня кое-что.

Габриэле сидел в подсобном помещении и устало наблюдал по видео за ходом пробы. В последние дни он больше не присутствовал в просмотровом зале — ему наскучило ловить на себе вопросительно-умоляющие взгляды конкуренток. Все они тем либо иным образом узнавали, кто он такой, и понимали, что решающее слово за ним. А дилетантки жаждали заполучить роль намного сильнее, чем профессиональные актрисы, что было вполне понятно.

С приходом так называемых «девушек с улицы» просмотр профессиональных актрис был на некоторое время приостановлен. Но мало что изменилось. «Девушки с улицы» — те из них, что не терялись перед камерой, — кривлялись перед ней так же, как это делали до них профессионалки, только у них это получалось еще более безвкусно. Режиссер и его ассистенты остались верны своим методам. Помидорам, розовым кустам и обезьянам не было конца. Были еще и певицы, танцовщицы, принцессы, злые колдуньи и разные другие персонажи из артистического и сказочного мира. Чем больше он наблюдал за этим зверинцем — или назвать его цирковым представлением? — тем больше склонялся в сторону профессиональных актрис. Глупая затея искать свою героиню среди дилетанток.

Габриэле зевнул и полез в карман за сигаретами. Можно бы и пойти в бар освежить горло и поболтать с Ренатой — все равно, если вдруг появится что-то интересное, его позовут. Впрочем, откуда взяться чему-то интересному?

Ему никак не удавалось закурить — зажигалка почему-то капризничала, хоть и была еще совсем полной. Раздраженный до предела, он отшвырнул ее в сторону и встал, собравшись идти в бар за спичками… Вдруг что-то на экране телевизора привлекло его внимание.

— Я клоун, — сказала девушка, стоящая посреди помоста, и обвела взглядом своих зрителей. — Клоун, поняли? — ее голос звучал вызывающе. — Хотя какая разница, клоун я, или акробатка, или укротительница львов? — Она пожала плечами, как будто решая сама с собой проблему своей принадлежности к артистам цирковой сцены. — По-моему, это не имеет никакого значения. Главное — это чтобы вы взяли меня на роль. Не потому, что этого хочу я. Конечно, мне бы тоже очень хотелось сыграть эту роль, но дело все-таки не в этом. — Она сделала значительную паузу, как будто желая привлечь особое внимание к своим последующим словам, потом заявила самым что ни на есть естественным тоном: — Понимаете, мне почему-то кажется, что этому фильму никак не обойтись без меня…

— Кто ты? Кто ты такая? — Он тряс ее, схватив за плечи.

Когда она подняла на него торжествующие блестящие глаза, он понял, что, вбежав сам не помня как в зал и очутившись на сцене рядом с ней, он просто-напросто последовал ее приказу. Она сказала, что этому фильму без нее не обойтись — и ему даже не пришло в голову усомниться в этом.

— Кто ты? — повторил он.

— Я уже представилась, — ответила она. — Ты разве не слышал?

— Я не слышал, — признался он.

— Тогда где же ты был? И, кстати, кто такой ты?

— Я спросил, кто ты такая. Сейчас вопросы задаю я.

Он сильнее сжал ее плечи — и сразу же отпустил, заметив, что она слегка поморщилась, как будто от боли.

— Я Вероника, — произнесла она по-детски чистым, солнечным голосом. Казалось, сама только что сделала это открытие и безумно рада тому, что она не кто иная, а Вероника. И даже не подумала добавить свою фамилию, как будто она — единственная Вероника на этом свете. — А ты что, подумал, я клоун?

Он расхохотался.

— Все, что угодно, только не клоун. Ты абсолютно не похожа на клоуна.

— Очень жаль, — она вздохнула с притворным разочарованием. — Я так старалась!

— Почему ты сказала, что хочешь сыграть эту роль? — спросил он. — Ты ведь не можешь знать, что это за роль.

— Я и не знаю, что это за роль, — согласилась она. — Но мне почему-то захотелось ее сыграть.