(22) Он был предан философии, красноречию и вообще всем изящным искусствам, и сам описал деяния столь же красиво, как и правдиво. (23) Он издал весьма справедливые законы. Слава такого мужа, заслуженная как в мирное, так и в военное время была несколько омрачена предосудительным поведением его супруги;[150] но он с ней так славно обошелся, что, хотя узнал о ее прелюбодеянии и участии в заговоре, все же сохранил при себе. (24) А ведь это позорно и для всякого человека низкого происхождения, а тем более для могущественного, особенно же для того, заботам которого поручены не частные люди, не единицы, и не правонарушители, а все управление, войско и сами пороки общества. (25) Когда он из-за болезни ног задержал ход войны, и солдаты его, тяготясь этим, объявили августом его сына Бассиана, который был при нем в звании цезаря,[151] он приказал принести себя на трибунал и всем присутствовать; а полководцу и трибунам, центурионам и когортам, по почину которых это произошло, занять место подсудимых. (26) Поддавшись страху, победитель (т. е. Бассиан) пал на землю, так как войско таких героев стало просить прощение; тогда он (Септимий), потрясая рукой воскликнул: «Понимаете ли вы, что правит больше голова, чем ноги?» (27) Вскоре после этого, на 18-м году правления он умер от болезни в британском городке по названию Эборак. (28) Он родился в скромной семье, сначала отдался учению, потом обратился к практике форума, но, мало этим удовлетворенный, стал браться за разные дела и искать для себя наилучшего, что естественно при тяжелых обстоятельствах жизни, и, таким образом, достиг императорской власти. (29) Тут он испытал много еще более тяжелого: труд, заботы, страх, во всем сплошь неопределенность и, как бы подводя итог всей своей жизни, высказал такую мысль: «Я все испробовал, но ничто мне не подходит!» Тело его, доставленное в Рим его сыновьями Гетой и Бассианом, было с исключительными почестями погребено в усыпальнице Марка, которого он так почитал, что ради него подал совет причислить к небожителям Коммода, назвав его братом, Бассиану же он присвоил имя Антонина, потому что только на это имя он мог впоследствии при покровительстве фиска получать после нескольких войн с сомнительным исходом новые почести. (31) Поэтому так памятны бывают для (людей), испытывающих трудности, начала удач и люди, помогавшие им в этом. (32) А сыновья его сейчас же разошлись, точно взаимно получили поручение вести друг против друга войну. Таким образом, Гета, носивший имя деда по отцу, погиб в засаде,[152] так как его брат был обеспокоен его мягким нравом [что могло расположить к нему людей]. (33) Но эта его победа стала особенно ненавистной по причине связанной с ней гибели Папиниана, как думают дорожащие памятью о нем. Говорят, что он в то время был личным секретарем Бассиана и, когда ему было предписано как можно скорее отправить — как это обычно делалось — в Рим распоряжения [императора], он, говоря о Гете, (будто бы) сказал, что скрыть братоубийство совсем не так просто, как его совершить; за что и был казнен. (34) Но это совершенно неправдоподобно, потому что достоверно установлено, что он был префектом претория и ни с чем не сообразно, чтобы такой человек мог нанести такое оскорбление тому, кем он руководил и кем был любим.

Впрочем Антонин был прозван Каракаллой по той причине, что расположил к себе город Рим необычными подарками, раздав народу плащи, спускающиеся до пят;[153] самой же этой одежде он дал название по своему имени «антонинии». (2) Он одержал победу у реки Мены над многочисленным и удивительно сражающимся на конях племенем аламаннов.[154] Он был невынослив, общителен и спокоен, имел такую же судьбу и такой же брак, как и его отец. (3) Ибо мачеху свою, Юлию,[155] проступки которой указаны выше, он, прельстившись ее красотой, сделал своей женой, после того, как она, многообещающая, как бы не замечая присутствовавшего юношу, предоставила себя его взорам совершенно обнаженной, а он умолял ее: «О как бы я хотел обладать тобой, если бы ты позволила». На это она особенно легкомысленно, так как скинула покрывало даже со стыда, ответила ему: «Тебе хочется? Так, конечно, можно!» (4) По его приказу в Рим были перевезены святыни Египта,[156] город разросся за счет продления Новой улицы, и было закончено строительство очень красивых бань.[157] (5) После выполнения всего этого он вдруг умирает во время объезда Сирии[158] на шестом году правления. (6) Останки его были при всеобщем трауре привезены в Рим и погребены в гробнице Антонинов.

После этого Опилий Макрин,[159] исполнявший обязанности префекта претория, провозглашается легионами императором, а сын его по имени Диадумен — цезарем. (2) В угоду легионам, поскольку скорбь их по умершем принцепсе была велика, юношу назвали Антонином. (3) Но за ними мы не знаем ничего, кроме диких и антигражданских нравов. (4) Из-за этого, продержавшись у власти четырнадцать месяцев, они были убиты[160] теми же солдатами, которые их выдвинули.

На престол был призван Марк Антонин, сын Бассиана.[161] Он, по смерти отца, опасаясь козней, укрылся, как в убежище, в святилище Солнца, которое сирийцы называют Гелиогабалом; отсюда он и получил такое прозвище. Перевезя в Рим изображение этого божества, он поместил его во внутренних покоях своего дворца. Более нечистой, чем он, не была даже ни одна распутная и похотливая женщина, ибо он выискивал во всем свете самых отъявленных распутников, чтобы смотреть на их искусство разврата и самому испытывать его на себе. (2) Когда это все стало увеличиваться, симпатии знати[162] к Александру, избранному ею в цезари,[163] после того как стало известно об убийстве Опилия, становились тоже все сильнее, и Гелиогабал был убит в лагере преторианцев на тридцатом месяце правления.