— Вы давно живете вместе? — спросил я.

— Ну... так. Таня очень впечатлительная.

Лицо Стрэттон, стоящей рядом с машиной, оставалось белой маской. Майло ей что-то говорил. Со стороны они напоминали двух актеров театра кабуки.

— Вы давно увлекаетесь пешими прогулками? — спросил я.

— Уже много лет. Всегда был дружен со спортом. Потребовалось какое-то время, чтобы увлечь Таню. Она... наверное, это станет концом. — Он оглянулся на БМВ. — Таня замечательная девчонка, только... только требует особого обращения. Знаете, а я кое-что вспомнил. Вчера вечером. Разве не странно? Рассказать вам, или дождаться детектива Стерджиса?

— Говорите мне.

Ульрих разгладил левую половину усов.

— Не хотел говорить при Тане. Ничего особенного, просто она считает, что любые наши слова впутают нас еще больше. Но я не знаю, как это может навредить. Я вспомнил, что видел еще одну машину. Стояла на обочине. С южной стороны. Мы проехали мимо нее, поднимаясь сюда. Она была там, в четверти мили отсюда. — Он указал на восток. — Наверное, это не имеет никакого значения, правда? Потому что когда мы поднялись к воротам, Мейт уже был давно мертв, ведь так? Так что зачем преступнику было оставаться тут?

— Какая машина? — спросил я.

— БМВ. Как у нас. Потому-то я и обратил на нее внимание. Темнее нашей. Черная. Или темно-серая.

— Модель та же?

— Не могу сказать. Я только запомнил глазастую решетку. Понимаю, это мало что дает, в наших краях полно «бэ-эм-вешек», да? Но я все же решил упомянуть о ней.

— На номер случайно не обратили внимание?

Он рассмеялся.

— Ну да, и запомнил лицо психопата, дремавшего за рулем. На самом деле это все, что я могу сказать: темная «бэ-эм-вешка». Я вспомнил о ней только потому, что детектив Стерджис, позвонив вчера вечером, попросил тщательно порыться в памяти. Ну, я и постарался. Я даже не могу утверждать, что она была темной. Быть может, просто серой или коричневой. Поразительно, что я вообще о ней вспомнил. После того, что мы увидели внутри фургона, было трудно думать о чем-то еще. Тот, кто так поступил с Мейтом, его очень ненавидел.

— Да, я вас понимаю, — согласился я. — В какое окно вы заглянули?

— Сначала в лобовое. Увидели кровь на сидениях, и я сказал: «черт!» Потом Герцогиня обежала фургон, мы пошли за ней. Вот тут нам и открылась полная картина.

Майло направился назад. Стрэттон села в машину.

— Нам надо поторапливаться, — сказал Ульрих. — Был рад с вами познакомиться, доктор Делавэр.

Он пружинистой походкой направился к БМВ, кивнув по дороге Майло, завел двигатель, сдал назад, развернулся и поехал вниз.

Я рассказал Майло о темном БМВ.

— Так, это уже что-то. — Помолчав, он невесело усмехнулся. — Хотя вряд ли. Ульрих прав. Зачем убийце было торчать здесь три или даже четыре часа? — Майло достал из кармана блокнот. — Ладно, с этим разобрались.

— А эта дамочка — дерганая, — заметил я.

— Ты ее винишь после того, что ей довелось увидеть? Почему? У тебя возникли какие-то мысли?

— Никаких. Но я понял, что ты имел в виду под словом «хрупкая». Что она тебе рассказала, пока вы были вдвоем?

— Это Пол предложил подняться сюда. Пол настаивает на прогулках. Была бы его воля, Пол жил бы на дереве. Судя по всему, к тому времени, как они нашли Мейта, их отношения были уже не ахти. И вряд ли случившееся добавило какой-то пикантности.

— Убийство в качестве средства, усиливающего половое влечение.

— Для кого-то это именно так... Теперь, узнав о втором БМВ, я могу начинать розыски... если повезет, выяснится, что машина принадлежит кому-то из местных, и все встанет на свои места. — Майло почесал ухо, словно уже предвкушая неприятную обязанность делать звонки. — Но сначала надо заняться главным. Нужно проследить, как мои юные помощники работают с родственниками потерпевших. А ты, если есть желание, можешь заняться прошлым Мейта.

— Ты хочешь, чтобы я проверил какие-то конкретные теории?

— Только одну, главную: кто-то ненавидел его настолько сильно, что зверски с ним расправился. Мало ли что? Быть может, что-то распространяется о Мейте в киберпространстве.

— Наш убийца очень осторожен. С чего ему привлекать к себе внимание?

— Выстрел с очень дальним прицелом, но вдруг мы попадем в цель? В прошлом году у нас было одно дело — отец изнасиловал и убил свою пятилетнюю дочь. Мы его подозревали, но не смогли найти никаких улик. И вдруг через полгода наш осел начинает хвалиться своим подвигом перед другим педофилом. Наше счастье, что мы следили за насильниками. Оператору подробности показались знакомыми, и он предупредил нас.

— Ты мне не рассказывал об этом деле.

— Алекс, я стараюсь по возможности не вносить грязь в твою жизнь. Если мне не требуется твоя помощь.

— Хорошо, сделаю все что смогу, — заверил его я.

Майло похлопал меня по плечу.

— Благодарю вас, сэр. Большие шишки вне себя оттого, что это скверное дело выскочило именно сейчас, когда кривая преступности поползла вниз. Они-то надеялись на хорошие показатели как раз теперь, перед тем, как будет решаться во-рос о финансировании нашей системы. Так что если у тебя будет какой-то результат, весьма вероятно, я смогу в самом ближайшем времени с тобой рассчитаться.

Я тяжело задышал, изображая служебную собаку.

— Замечательно, хозяин!

— Эй, разве наш департамент относился к тебе плохо?

— По-королевски щедро.

— По-королевски... А тут еще эта Герцогиня... Наверное, мне нужно было бы ее допросить. Впрочем, может быть, дело и до этого дойдет.

Спустившись по Малхолланд, я у Беверли-глен влился в оживленный поток транспорта. Моя любимая станция, передававшая джаз, в последнее время переключилась на болтовню, так что я перенастроился на классику.

Что-то мелодичное и спокойное, по моему предположению, Дебюсси. Слишком хорошая музыка для раннего утра. Выключив приемник, я стал думать о смерти Элдона Мейта.

О том звонке, который я сделал, впервые о ней услышав.

Ответа я так и не получил, а повторная попытка сейчас казалась еще более бесполезной, чем неделю назад. Но как долго я смогу работать с Майло, не прояснив этот вопрос?

Я ломал голову так и сяк, пытаясь разобраться в хитросплетениях этики. Одни правила прописаны в книгах, другие нет. Жизнь всегда выходит за рамки писаных законов.

Домой я приехал терзаемый неопределенностью.

В здании, окруженном прохладой сосен, было тихо. Появившееся на востоке солнце сверкало на начищенных дубовых полах, выбелив стены.

Робин оставила на столе недоеденный завтрак. Самой ее нигде не было видно. Не встретила меня и радостно пыхтящая собака. На холодильнике лежала нераскрытая утренняя газета.

Робин и Спайк находились в студии. У Робин была куча неотложных дел. Я не стал ее тревожить и вернулся на кухню.

Я выпил чашку кофе. Тишина действовала на нервы. Раньше дом был меньше, темнее, гораздо менее уютный и значительно менее практичный. Несколько лет назад его спалил один психопат, и нам пришлось отстраиваться заново. Все сходились во мнении, что беда пошла нам на пользу. Иногда, оставаясь один, я начинал задумываться о том, что дом стал чересчур просторным.

Я уже давно перестал притворяться эмоционально независимым. Когда долго любишь кого-то, когда эта любовь вместе с восторгом наслаждения цементируется с рутиной повседневной жизни, само присутствие любимого человека начинает занимать столько места, что его невозможно игнорировать. Я знал, что если загляну к Робин, она сразу же оторвется от работы. Но у меня не было настроения общаться с ней, поэтому, вместо того чтобы зайти в студию, я взял телефон и позвонил своей секретарше. И проблема со звонком, оставшимся без ответа, разрешилась сама собой.

— Доброе утро, доктор Делавэр, — сказала секретарша. — Вам только одно сообщение, было оставлено всего несколько минут назад. Звонил некий мистер Ричард Досс, вот его номер телефона.