Ульрих взял женщину под руку, и они направились к нам. Она была гораздо моложе его, лет двадцати пяти — двадцати восьми, одного с ним роста, худенькая и узкоплечая. Ее неуверенная скованная походка выдавала, что мисс Стрэттон не дружит со спортом. Об этом же говорил цвет ее кожи: нездоровая бледность человека, проводящего все время в помещении. Молочная белизна казалась даже голубоватой, и на этом фоне Майло выглядел просто пышущим здоровьем. Темные, почти черные волосы, чуть вьющиеся, были острижены под мальчика. Ее глаза скрывали большие солнцезащитные очки. Поверх длинного коричневого платья был надет пиджак из голубого шелка. На ногах были босоножки без каблуков.

— Доброе утро, мисс Стрэттон, — сказал Майло.

Женщина неохотно протянула ему руку. Вблизи я рассмотрел, что щеки ее чуть тронуты румянами, а на потрескавшихся губах блестит бесцветная помада. Мисс Стрэттон повернулась ко мне.

— Это доктор Делавэр. Наш консультант-психолог.

— Да-да, — без всякого выражения произнесла она.

— Доктор, это наши свидетели: мисс Таня Стрэттон и мистер Пол Ульрих. Еще раз благодарю вас за то, что согласились приехать. Премного благодарен.

— Да что вы, какой вопрос, — сказал Ульрих, мельком взглянув на свою подругу. — Вот только не знаю, что мы сможем добавить к уже сказанному.

Глаза и половина лица Тани Стрэттон были скрыты очками. Ульрих начал было улыбаться, но остановился на полдороге. Усы распрямились.

Он пытается изобразить спокойствие после того, что им пришлось пережить. Ей все равно. Типичное различие между мужчиной и женщиной. Я попытался представить себе, что они испытали, заглянув в фургон.

Женщина поправила очки.

— Не могли бы мы быстрее покончить с этим?

— Разумеется, мэм, — заверил ее Майло. — Во время нашей предыдущей встречи вы не вспомнили ни о чем необычном, но иногда по прошествии некоторого времени люди...

— К сожалению, в нашем случае это не так, — оборвала его Таня Стрэттон. Она говорила тихо, в нос, по-калифорнийски растягивая слова.

— Вчера вечером мы заново все перебрали, так как готовились увидеться с вами. Увы, ничего.

Пожав плечами, она посмотрела вправо. На то самое место. Ульрих обнял ее за плечо. Таня не сопротивлялась, но и не стремилась в его объятия.

— Пока что наши фамилии не упоминались в прессе, — сказал Ульрих. — Надеюсь, это так и останется, не правда ли, детектив?

— Скорее всего, — подтвердил Майло.

— Но полной уверенности нет?

— Я не могу вам этого обещать, сэр. Сказать по-честному, в таком деле трудно загадывать что-либо наперед. Если мы поймаем того, кто это сделал, возможно, понадобятся ваши показания. Лично я не собираюсь вас впутывать. Для нашего департамента чем меньше мы обнародуем, тем лучше.

Ульрих прикоснулся к узкой полоске кожи между половинками усов.

— Это еще почему?

— Контроль за информацией, сэр.

— Понимаю... ну да, разумно.

Он снова посмотрел на Таню Стрэттон. Та, облизнув губы, сказала:

— По крайней мере, вы честно признались, что не сможете обеспечить нашу безопасность. Вам удалось узнать что-либо о том, кто это сделал?

— Пока ничего, мэм.

— Впрочем, если бы вы и узнали что-то, то все равно не сказали бы нам, верно?

Майло улыбнулся.

— Пятнадцать минут славы, — сказал Пол Ульрих. — Впервые эти слова произнес Энди Уорхол[2], и что с ним случилось!

— А что? — спросил Майло.

— Лег в больницу на пустяковую операцию, а покинул ее вперед ногами.

Стрэттон, резко повернув голову, блеснула очками.

— Я только хотел сказать, дорогая, что от популярности дурно пахнет. Чем скорее это для нас закончится, тем лучше. Вспомни принцессу Ди — если уж о том зашла речь, вспомни доктора Мейта.

— Но мы-то не знаменитости, Пол.

— И это просто прекрасно, милая.

— Значит, мистер Ульрих, вы считаете, что популярность доктора Мейта имеет отношение к его смерти? — спросил Майло.

— Не знаю — хочу сказать, я в этом не специалист. Но ведь все говорит именно об этом, не так ли? Учитывая то, кем он был, такое предположение вполне логично. Конечно, мы его не узнали — он был в таком состоянии. — Ульрих покачал головой. — Ладно. А вы, когда допрашивали нас на прошлой неделе, даже не сказали, кто он такой. Мы узнали это только из программы новостей...

Рука Тани Стрэттон стиснула его бицепс.

— Вот, пожалуй, и все, — спохватился Ульрих. — Нам пора на работу.

— Да, кстати, а вы всегда совершаете прогулки перед тем, как отправиться на работу? — спросил Майло.

— Ну, четыре-пять раз в неделю, — ответила Стрэттон.

— Это помогает поддерживать здоровье, — добавил Ульрих.

Высвободив руку, Таня отвернулась.

— Мы оба встаем рано, — поспешил добавить он. — Рабочий день у нас длинный, так что если утром не набраться сил, до вечера не дотянуть.

Он сплел пальцы.

— Сюда часто поднимаетесь? — спросил Майло, указывая на грунтовую дорогу.

— Не очень, — ответила Стрэттон. — Это просто один из нескольких маршрутов. Если быть совсем точным, сюда мы приходим редко, только по воскресеньям. Довольно далеко, а еще нужно вернуться домой, принять душ, переодеться. В основном мы гуляем рядом с домом.

— Вы живете в Энчино, — уточнил Майло.

— Да, прямо вон за тем холмом, — подтвердил Ульрих. — В то утро мы встали раньше обычного, и я предложил Малхолланд, потому что здесь очень красиво.

Подойдя к Стрэттон, он снова обнял ее за плечо.

— Сколько точно было времени, когда вы сюда пришли — шесть часов? Пятнадцать минут седьмого?

— Тронулись из дома мы ровно в шесть, — сказала Стрэттон. — Здесь мы были минут в двадцать седьмого — быть может, чуть позже, пришлось еще поставить машину. Солнце уже поднялось. Вон над той вершиной.

Она указала на восток, на виднеющиеся за воротами горы.

— Мы хотели успеть застать хотя бы конец восхода солнца, — сказал Ульрих. — Пройдя туда, — он ткнул пальцем в ворота, — словно попадаешь в другой мир. Птицы, олени, бурундуки. Герцогиня буквально сходит с ума, потому что ее спускают с поводка. Ей уже десять лет, а резвится она будто щенок. И нюх замечательный; настоящая ищейка.

— Слишком замечательный, — скорчила лицо Стрэттон.

— Если бы Герцогиня не подбежала к фургону, — спросил Майло, — вы бы к нему подошли?

— Что вы имеете в виду? — сказала она.

— Вам ничего не бросилось в глаза? Было ли в нем что-либо подозрительное?

— Нет, — решительно ответила Таня. — Ничего.

— Должно быть, Герцогиня что-то учуяла, — сказал Ульрих. — У нее поразительное чутье. Она считает себя настоящей ищейкой.

— Она постоянно приносит мне разные подарки, — недовольно буркнула Стрэттон, — дохлых белок, птиц. А теперь вот это. Каждый раз меня едва не выворачивает. Извините, мне пора. Очень много работы.

— Чем вы занимаетесь? — спросил Майло.

— Я работаю секретарем вице-президента банка «Юнити» мистера Джеральда Ван-Армстрена.

Майло сверился с записями в блокноте.

— А вы, мистер Ульрих, занимаетесь финансовым планированием, так?

— Я финансовый консультант. У меня офис в Сенчури-сити. В основном, занимаюсь недвижимостью.

Развернувшись, Стрэттон рассеянно направилась к БМВ.

— Дорогая! — окликнул ее Ульрих, но она не обернулась. — Прошу прощения. Для нее это явилось большим потрясением. Она говорит, перед глазами у нее постоянно стоит та жуткая картина. Я надеялся, приезд сюда поможет, — но, судя по всему, идея была глупой. — Покачав головой, он посмотрел вслед уходящей Стрэттон. — Очень глупой.

Майло подошел к БМВ. Таня Стрэттон стояла, взявшись за ручку двери и уставившись вдаль. Майло ей что-то сказал, она, покачав головой, отвернулась, показывая нам свой профиль.

Покачавшись на каблуках, Ульрих шумно вздохнул. Несколько волосков усов, избежавших помады, колыхнулись в струе воздуха.