— Убежден, вы согласитесь со мной: величайшая творческая сила среди любых разумных существ на всех планетах — те, кто творит культуру. Мы должны склониться перед этой силой — перед поэтами, музыкантами, режиссерами, философами. Культура эволюционирует спокойно и без конца обновляется; это Вселенная, которая вбирает в себя все, это истинный венец творения! И дело не в личностях — разве что иногда появляется индивид, способный оставить свой след в текучем процессе культуры. Знаете, в чем она проявляется? В музейных экспозициях? Нет! В стишках, что лепечут дети, в литературных героях, которым они стремятся подражать, в жаргонных выражениях, в шутках, дающих квинтэссенцию социальных установок общества, чистую, как лекарство в шприце.

Марк покосился на женщину. Она сидела неподвижно, подобно статуе, но так, словно каждую секунду была готова кивнуть в знак полнейшего согласия.

— И все это входит в идеалы членов культурного сообщества, в обычаи народа, в его предпочтения, пусть они и кажутся маловажными, — говорил Чарт. — Теперь, когда появились Врата, мы свободны мчаться от одной к другой… сколько их, планет? Почти сотня. Девяносто одна, кажется — я недавно проверял. — Он коротко, хрипло рассмеялся. — Культура? В мире, где первопроходцы строят себе несколько хижин и здание для собраний и прячутся там, поскольку ненавидят аборигенов? В мире, где люди хотят иметь постоянный дом, чтобы он был с ними на десятках планет? Об этом мире я и пекусь. Я творю разные культуры. Переделываю их, по крайней мере. Драматизирую. Делаю живыми, доступными, открытыми для их обитателей. Иногда работаю с древними традициями — на Земле. Меня дважды нанимали в Северной Америке, трижды — в Европе, и по одному разу в Азии, Африке и Австралии. Звали в Южную Америку, но я отказался. Двигался дальше — на Сайнулу, Хайракс, Гросейл, Логр, Пе-т-шве. И в каждом новом месте анализировал, изучал, отбирал все эти шутки, колыбельные, народные поверья, сказки, баллады, речения и символы, символы, в которых выражен опыт десятков миллионов людей. Есть ли гуманоидная культура в галактике? Если есть, то построил ее именно я. Я!

У Марка пересохло в горле. Он не осмелился бы возразить гордецу, даже если бы от этого зависела его жизнь.

— Понимаете? Мне сто сорок пять лет. Я творил почти на всех планетах, заселенных людьми — хотя бы по одному разу. Последнее и величайшее из моих творений создано на Тубалкейне, и там мне заплатили постройкой этого корабля. Учредить культуру на планете, управляемой машинами в такой полноте, что там нет буквально ничего, произведенного без участия этих машин — разве что дети… Даже воздух, питьевая вода, пища… Но я создал культуру. Не с помощью этого корабля, заметьте. С помощью старого, который я использовал полвека. И собственного мозга.

— И что же получили жители Тубалкейна? — шепотом спросил Марк.

— Ощущение принадлежности к человеческому сообществу. Я делал все, как обычно: ставил пьесу. Просыпались ли вы утром, желая… А! Не знаю, кто ваши герои. Скажем, просыпаетесь, чтобы увидеть героя, который приветствует вас и зовет с собой в поход, который войдет в легенды! Или команду воителей, которая принимает вас как равного и позволяет разделить с ними великую победу! В Азии я дал это чувство соучастия — на месяц — ста восьмидесяти восьми миллионам людей. Но, конечно, Земля так невероятно богата… — добавил он тихо.

Мораг улыбнулась и откинулась в кресле, словно до этого момента беспокоилась, сможет ли Чарт описать свою работу во всей полноте.

— Через десять тысяч лет, — сказал Чарт, — во мне увидят связующее начало людских колоний в космосе. Достаточная причина для того, чтобы сказать себе: хватит. К несчастью, я еще здоров, подвижен и не желаю останавливаться. Не повстречайся мне Мораг, я бы согнулся и в отчаянии даже мог бы покончить с собой. Но она меня нашла и предложила Иан. Я узнал, что ианцы — не люди, но удивительно похожи на землян. Великолепно! У них есть культура, гаснущая под мягким, едва заметным воздействием земной колонии. Нужно ли им, чтобы культуру укрепили, вновь драматизировали — после многих тысячелетий, когда они довольствовались лишь фольклором и древними легендами? Как по-вашему? Я собирался спросить об этом у корабля. Как раз сейчас он должен закончить анализ беседы с делегацией ианцев.

Марк вздрогнул — голос из воздуха заговорил снова:

Анализ подтвердил предварительные посылки. Действительно, их культура не в силах устоять перед высокими материальными достижениями человечества; ианская группировка хратов отчаянно пыталась возродить великое прошлое и тем воспротивиться так называемому «обезьянничанью» младшего поколения. Вопреки всем усилиям, это не удалось, и теперь они готовы использовать любые доступные им средства. С их стороны предвидится всемерная поддержка.

Когда голос умолк, Чарт повернулся к Марку.

— Могу я также рассчитывать на содействие величайшего из ныне живущих переводчиков с ианского? Думаю, мне это понадобится. Машины, как я убедился на Тубалкейне, очень далеки от совершенства.

Некоторое время Марк сидел молча. С одной стороны — опасность развала ианского общества, столь устойчивого и долговечного, под напором земных нововведений; с другой — волнующая возможность участия в первом спектакле Чарта, построенном на инопланетных традициях… Но если Чарт прав, если он действительно знает, как прочитать инструкцию, скрытую в «Эпосе»… И внезапно он ответил, не совсем еще приняв решение:

— Конечно, можете!

— Управляющий, письмо для вас, — взволнованно проговорил Эрик Свитра, войдя в гостиную Чевски. Едва познакомившись с управляющим, Эрик почувствовал, что уже втянут в какие-то интриги. В этом доме все дышало старомодным политиканством: целый день приходили люди, и хозяин совещался с ними, восседая в кресле. У Эрика появилось крамольное мнение, что Чевски, единственное официальное лицо в колонии, мог бы побольше выходить из дому, чтобы ощущать биение пульса своей общины.

Чевски оторвался от разговора с Делианом Смитом и вопросил:

— Какое еще письмо? О чем?

— Отпечатано только для вас. — Эрик подал ему маленькую капсулу, только что доставленную коммуникатором. Такой коммуникатор был редкостью и на более развитых планетах, и Эрик с первого дня заинтересовался, ради какой цели столь сложное устройство установили в маленькой и сравнительно бедной колонии.

Чевски приложил к капсуле большой палец. Через долю секунды она провела идентификацию, со щелчком открылась и развернула послание.

— Должно быть… — пробормотал Чевски и вдруг вскрикнул: — Мерзавка! Вот мерзавка!

Все уставились на него — в комнате было девять человек. Эрик знал имена некоторых, но после этого наркотика, гифмака, в памяти появились провалы.

— Сид! — рявкнул Чевски с величественным отвращением. — Это заговор, черт побери! Они под меня подкапываются!

— Кто? — спросила Рэйчел, жена Смита.

— Лем, Покород, Дуччи и вся самозванная банда самодовольных ублюдков! — Он скатал письмо и капсулу в шарик и бросил в мусоропровод. — Известно, что они сейчас делают?

Все покачали головами.

— Сид уехала, — объявил Чевски. — Купила поездку через Врата и отбыла, даже словечка не сказав!

На его глаза навернулись крупные театральные слезы. Рэйчел подала ему платок.

— Ничего в ней не было такого, но она мне жена, мужчине нужна женщина… — бормотал Чевски, всхлипывая. — Даже не попрощалась!

Все закивали так же дружно, как только что качали головами.

Интересно, как она провернула это дело, — думал Эрик. — Наверное, у нее был собственный счет… Счастливая! Эх, как бы мне оплатить поездку через Врата…

— Это все решает! — пророкотал Чевски. — Созываем городское собрание! Посылаем прошение на Землю и избавляемся от этих напыщенных мерзавцев! Мы ведь хотим увидеть представление Чарта, правильно?

— Правильно! — был общий ответ.

— Даже если оно будет опираться на местные традиции, а не на земные!