Глава 5

Из дрёмы меня вырывает шум. Я приоткрываю глаза, поднимаю голову и в полумраке вижу, что в дверях кто-то стоит и запирает дверь. Щелчок выключателя, и я морщусь от яркого света.

Привыкнув к свету, смотрю на мужчину, и в памяти вспыхивают события последнего дня.

Полагаю, во сне я надеялась забыть, что я заложница, изолентой привязанная к стулу.

Шестой подходит к кровати и бросает на нее с десяток целлофановых пакетов.

— Ты что, только что проснулась?

Я сердито смотрю на него.

Он ухмыляется, затем подходит ко мне и одним движения срывает ленту с моего рта.

— Ауч! Козлина, это же чертовски больно! — куча волосков отрываются от лица вместе с лентой и это гораздо больнее, чем депиляция воском.

— Не помрешь, — покопавшись в пакетах, Шестой вытаскивает две упаковки краски для волос.

— Это еще зачем? — интересуюсь я, хотя ответ вполне очевиден.

— Ты собираешься рассказать мне, что знаешь?

Я мотаю головой из стороны в сторону.

Он вытаскивает пистолет из-за пояса.

— Мне тебя прямо сейчас пристрелить?

— Нет.

Он вскрывает одну упаковку и вытаскивает все ее содержимое, чтобы найти инструкцию.

— Значит, настало время перемен. У тебя слишком необычный цвет волос. Нам нужно изменить их оттенок.

— О, черт, нет, — я мотаю головой из стороны в сторону и сердито зыркаю на него. — Я ни разу не красила волосы и не намерена начинать сейчас.

— Ты и не будешь. Я сам тебя покрашу.

Я матерюсь, глядя на изоленту, удерживающую меня на месте.

Он исчезает в ванной и появляется несколько минут спустя: его волосы стали короче на несколько сантиметров, а в руках у него баночка краски для моих волос.

Я хнычу, когда он выливает коричневую жидкость мне на голову и начинает втирать ее руками, затянутыми в перчатки, мне в волосы. Сижу, надув нижнюю губу, и морщусь от каждого его движения.

Единственная хорошая новость — раз он не поленился перекрасить мне волосы, значит, я еще поживу какое-то время. Но сколько времени он даст мне, прежде чем пустит пулю в лоб?

Закончив, он уходит принимать душ, а я вынуждена сидеть и «наслаждаться» химическим запахом, исходящим от моих волос.

Несколько минут спустя он выходит из ванной полностью обнаженным, вытирая полотенцем волосы. У меня отвисает челюсть, пока я рассматриваю его грудь и член, с которыми мой язык успел свести близкое знакомство всего сутки тому назад.

Неужели я думаю об этом в сложившейся ситуации? Бедра автоматически напрягаются — настолько насколько это возможно в связанном состоянии — и вот он ответ на мой вопрос.

— Ты что, не мог одеться? — спрашиваю я его, смущенная собственной реакцией.

Снова ведешь себя как шлюха, Пейсли?

— Это имеет какое-то значение? — Шестой вытирает грудь, ноги, не забыв вытереть свое хозяйство, причем так, чтоб мне было видно. — Кроме того, ты вроде как видела меня и раньше.

Ага, но это было до того, как я узнала, что ты убийца.

Шестой открывает кожаную сумку, которую принес с собой, и вытаскивает нож. Вынув его из чехла, он подходит ко мне и перерезает изоленту. Мне чертовски больно, когда он сдергивает ленту с рук, отрывая вместе с ней несколько волосков, и я успеваю пожалеть, что закатала рукава вверх, а затем точно также он поступает с моими ногами.

От долгого сидения в одной позе все конечности затекли, и у меня уходит не меньше минуты, чтобы встать.

— Иди, смой это все, — велит он и вручает мне футболку. — Держи.

Я смотрю на него, пока беру футболку и замечаю, что что-то изменилось.

— Твои глаза...

Они были голубыми, когда мы встретились. Уверена в этом. Ярко-голубые, но теперь они другого цвета. Карие с вкраплениями золотистого цвета — эффект, который не в состоянии обеспечить ни одни линзы. Настоящий цвет его глаз.

Он ничего не отвечает, но, очевидно, это еще одна частица Саймона, которая была ложью.

Когда я снимаю с себя блузку в ванной, то замечаю несколько пятнышек и внимательно их изучаю.

Опустив взгляд на брюки, я замечаю, что и они все в мелких пятнышках. Не меньше пятнышек и на моих туфлях — они ярко выделяются на белом фоне.

Красные пятнышки.

Кровь.

Я не свожу с них взгляда, со всех этих мелких капель, и желудок у меня сводит, когда в голове мелькает мысль об их происхождении. Из глаз снова текут слезы.

Все рухнуло.

Закончив раздеваться, я внезапно испытываю радость, что этот психопат выдал мне футболку, и захожу в отвратительный душ. Как только струи теплой воды касаются кожи, по щекам ручьем начинают катиться слезы. И ничто не в состоянии остановить ручьи слез, струящиеся вниз по моему лицу или сдержать подвывающие всхлипы.

Все эмоции выливаются наружу. Так много различных ощущений, а сил, чтобы управлять ими, нет.

Теплая вода немного успокаивает меня, утешает, но ничто не может унять чувство вины или страха, завладевшие мною. Что я буду делать? Как планирую сбежать от него?

Случайность отделяет меня от моих коллег, моих друзей. Насмешница-судьба, на время остановившая пулю.

Когда вода начинает остывать, я быстро намыливаю волосы шампунем и тщательно смываю краску с бровей. Только после этого, я пересиливаю себя и готова вернуться к нему.

Я выключаю воду и, схватив полотенце, вытираюсь и надеваю трусики и футболку, которую он выдал мне. Лифчик решаю не надевать, и мне слишком жарко, чтобы надевать брюки от медицинской формы. Нельзя не отметить, что я просто не хочу, чтобы кровь моих коллег и друзей снова оказалась на мне.

Зеркало запотело, скрывая мое отражение, но я, в любом случае, не уверена, хочу ли видеть незнакомку, в которую превратилась, не хочу видеть призрака прежней себя.

Когда я выхожу, на Шестом надеты только одни джинсы, и игра света и тени выгодно подчеркивает его отличную физическую форму. Этот вид напоминает мне о предыдущей ночи, и я прихожу в бешенство из-за того, что меня почему-то по-прежнему физически привлекает сукин сын, разрушивший мою жизнь.

Я приближаюсь к нему и кладу свою одежду на одну из кроватей. Самым лучшим решением сейчас кажется хранить молчание. Да мне и нечего сказать. Нереальность происходящего въелась мне в кожу, отчего тело как будто плавает в невесомости.

Шестой стоит спиной ко мне и что-то ищет в пакетах. Я же смотрю по сторонам в ожидании того ужаса, который может приключиться дальше, но замираю, когда замечаю нечто положительное, впервые с тех пор, как он ворвался в мою жизнь сегодня днем.

На столе лежит его пистолет с глушителем, а рядом нож. Нож, похоже, армейский, так как он гораздо больше по размеру, чем обычный карманный нож, рукоять и лезвие у него цельные. Лезвие ножа слегка изогнуто и увенчано очень острым кончиком.

Я не в силах глаз отвести от оружия.

Этот кусок метала может подарить мне свободу.

С пистолетом я могу не справиться, к тому же я не знаю, заряжен ли он, после того, сколько раз он стрелял, но вот нож. Сойдет!

Я оглядываюсь на Шестого — он по-прежнему не смотрит на меня, предоставив мне тем самым отличную возможность. Времени крайне мало, буквально секунды, но этого достаточно.

Я делаю шаг вперед и смыкаю пальцы на рукояти ножа. Разворачиваюсь, но и он тоже, поэтому я замахиваюсь изо всех сил.

Он поднимает руку, блокируя мою атаку, но кончик лезвия задевает его бицепс. Прежде, чем я успеваю отдернуть руку и предпринять еще одну попытку, он хватает меня за запястье и пережимает его так сильно, что пальцы у меня разжимаются и нож падает на пол.

Его губы изгибаются в оскале, а затем он замахивается и бьет меня по лицу.

Я падаю на пол, в голове раздается гул, а щека начинает пульсировать.

— Какого хрена, спрашивается, ты творишь? — раздается его рев у меня в ушах, вынуждая задрожать.

Он дергается в моем направлении, холодно наблюдая, как я отползаю назад, пока моя спина не упирается в стену.

— Пожалуйста... — мои зубы начинают отбивать чечетку, когда меня охватывает страх.

— Жить надоело? Да? — спрашивает он, наклоняясь и подбирая нож.

Горячие слезы струятся по моему лицу, но я подавляю рыдания и киваю, морщась от боли. Он делает шаг вперед и опускает на корточки рядом со мной, внимательно меня изучая.

— Знаешь... — он умолкает и, направив кончик ножа в мою сторону, проводит тупой стороной по моей шее, едва касаясь кожи. — Один крошечный надрез, вот здесь, — буравит он меня своим ледяным взглядом, — и ты труп уже через доли секунды.

Раздается стук в дверь, и он угрожающе щурится, сильнее надавливая кончиком ножа на мою кожу.

— Только пикни.

Затем Шестой встает и идет к двери, по пути забирая со стола пистолет и засовывая его за пояс джинсов.

Я сажусь, но меня трясет, и приходится зубами вцепиться в собственную ладонь, чтобы не проронить ни звука.

— Да? — говорит он тому, кто стоит по ту сторону двери: цепочка позволяет открыть дверь только на несколько сантиметров.

— Привет, простите, что беспокою, — слышу я женский голос. — Меня зовут Диана, и мы с моим мужем путешествуем к Аппалачской тропе, но в этой дыре у нас сломалась машина, — у нее вырывается нервный смешок, — и мы остановились по соседству с вами (Прим. перев. Аппалачская тропа — размеченный маршрут для пешеходного туризма в североамериканской горной системе Аппалачи. В настоящее время туризм по этому маршруту пользуется огромной популярностью).

С каждым последующим ее словом его мышцы напрягаются.

— И?

— И, эм... Все в порядке? Я слышала, как кричит и плачет женщина.

Я широко распахиваю глаза, а сердце в груди начинается учащенно биться. Кто-то услышал меня. Может быть, она сумеет мне помочь.

— Простите, это все телевизор, — врет он, не моргнув и глазом.

— Вы уверены? Звучало очень натурально.

Мое сердце умоляет ее поверить своей интуиции, которая привела ее сюда, позвать кого-нибудь и помочь мне выбраться из того кошмара, в котором я очутилась.

— Ну, не во всех порнофильмах цыпочки просят большего.

— Оу, — смущенно охает женщина, но прежде, чем она успевает сказать что-то еще, Шестой захлопывает дверь у нее перед носом и задвигает задвижку.