Нат кивнул, взял кружку с пивом и полез в карман. Гиддингс сказал:

– Нет, это за мой счет, – соскользнул с табурета, – Чарли Макгоньи. Нат Вильсон. Мы будем в угловом боксе, Чарли, – и двинулся вперед.

Пиво было хорошим, холодным, но не ледяным и мягким. Нат сделал большой глоток и отставил кружку.

– При чем тут Тим Браун? – спросил Гиддингс. Пива, стоявшего перед ним, он не замечал.

Все это начинало звучать как затертая пластинка, слова словно утратили свое значение. Нат хотел, чтобы это соответствовало действительности.

– Слишком много ошибок, – сказал он, – Вы ведь инженер, должны понимать. Если что-то случится, то тут же должны начать действовать системы безопасности, которые мы предусмотрели в проекте. – Он помолчал. – Но что, если их не установили? Или если они не функционируют, потому что пожарные или строительные инспектора смотрели сквозь пальцы?

Гиддингс встряхнулся, как пес, вылезающий из воды на сушу.

– Это вполне возможно, – сказал он. – Но если вы были у Тима Брауна, значит, боитесь пожара. Почему?

Слова Берта Макгроу о зданиях, над которыми довлеет злой рок, не шли у него из головы, хотя он всячески пытался избавиться от этой мысли.

– Все изменения касались только электрооборудования. – ответил Нат. – И ста десяти вольт хватит, чтобы расплавить сталь. Я в этом убедился, когда сунул нож в тостер и устроил короткое замыкание.

Гиддингс едва заметно кивнул, не сводя глаз с Ната.

– А мы используем в Башне тринадцать тысяч восемьсот вольт, а не сто десять...

– Вы думаете о том типе, что катался в лифтах?

Гиддингс задумался:

– Но почему? Ради всего святого, скажите мне почему?

– Не знаю.

Он не маг, но предчувствие, которое почти перешло в уверенность, не отпускало.

– Вы здоровенный парень, – сказал Нат, вам приходилось когда-нибудь подраться в баре?

Гиддингс усмехнулся, но невесело:

– Случалось раз-другой.

– А не было ли это потому, что какой-нибудь упившийся сопляк пожелал продемонстрировать свою удаль и выбрал вас как самого здорового мужика в заведении?

Гиддингс снова задумался:

– Продолжайте.

– Я не знаю, что происходит, – сказал Нат. – Я архитектор. Еще я знаю толк в лошадях, в походах в горы, в горных лыжах и вообще в реальных вещах. Но в людях я не очень разбираюсь.

 – Продолжайте, – повторил Гиддингс.

– Я не паникер, – продолжал Нат, – но что происходит, когда кто-то отчаивается привлечь внимание к своим проблемам? Он ведь может прийти к выводу, что единственный выход – бомба, и куда он ее подложит? В самолет – да, это вызовет большой шум, но ведь в маленькие самолеты никто бомб не подкладывает, только в какой-нибудь огромный сверкающий лайнер. Или на аэровокзал, который полон людей и который знает весь мир, – безусловно не на аэродром «Тенерборо» или «Санта-Фе».

Гиддингс взял стакан с виски, он поставил его на место нетронутым.

– Ну, тут вы попали пальцем в небо, – проворчал он и добавил: – По крайней мере, я на это надеюсь.

Нат уже казался спокойным, точнее усталым, что соответствовало действительности.

– Наша Башня – крупнейшее здание в истории. Сегодня все глаза устремлены на нее. Взгляните, – он указал на цветной телевизор, торчавший за пультом.

Телевизор работал, только звук был выключен. На экране была «Башня мира», полицейские кордоны, почетная трибуна, частично уже заполненная сидящими гостями. Гровер Фрэзи с гвоздикой в петлице, улыбался и пожимал руки все новым и новым гостям, которые поднимались по ступенькам на трибуну. Играл оркестр; музыка едва долетала до них.

– Вы же не хотели сегодняшнего открытия, – сказал Нат. – Я тоже. Теперь я хочу его еще меньше, но не могу сказать почему. – Он помолчал. – Смотрите!

Телекамера повернулась от трибуны и гостей к толпе за барьерами. То тут, то там в приветственных жестах взлетали руки, но камера остановилась на маячивших над толпой плакатах: «Долой войну!» – стояло на одном, «Прекратить бомбардировки!» – требовал другой.

Камера двинулась дальше, потом остановилась и моментально выделила совсем другой плакат: «Выбрасываете миллионы на этот домину! А как насчет пособий по безработице? »

– Пожалуйста, – сказал Гиддингс, – Горожане неспокойны. В наше время они неспокойны всегда.

Он взял стакан с виски, влил его содержимое в себя и к нему вернулось хорошее настроение. Камера между тем скользнула назад, к лестнице на трибуну, где как раз появились губернатор с мэром. Они приветствовали толпу.

Гиддингс заметил: – Мне всегда кажется, что политики собрались бы и на открытие сортира, лишь бы поднять свою популярность. – Он уже улыбался. – Но в конце концов ничто человеческое им не чуждо.

Нат негромко спросил:

– Как к вам попали извещения на изменения, Уилл? – Он следил, как исчезает с лица Гиддингса улыбка.

– Хотите сказать, что сомневаетесь в их подлинности? – обиделся Гиддингс. В его голосе зазвучала ярость.

– Мне вы показали копии, – сказал Нат. – А где оригиналы?

– Послушайте, вы...

Нат покачал головой:

– Я уже говорил вам, так не пойдет. Если боитесь отвечать на этот вопрос, так и скажите.

– Боюсь? Еще чего!

– Так где же оригиналы?

Гиддингс поиграл пустым стаканом и только потом ответил:

– Я не знаю. – Он поднял глаза. – И это чистая правда. Просто вчера я получил по почте пакет с ксерокопиями. – И после паузы добавил: – Без обратного адреса. Штемпель почтового отделения на Центральном вокзале. – Он развел огромными ручищами. – Без всякой записки. Только копии. – Он снова помолчал.

– Видно, кто-то вздумал шутки шутить.

– Вы в самом деле так думаете?

Гиддингс медленно покачал головой: – Нет.

Постовой Барнс наблюдал за прибывающими гостями и толпой, пока еще стоявшей за барьерами. Оглядев размахивающих плакатами, степень их серьезности или намеренной абсурдности, он сказал:

– Безопасность! Слышал ли ты, Майк, это слово лет десять назад?

– Слово как слово, – ответил Шэннон, как будто эта фраза могла объяснить что угодно. Он знал о достоинствах своей крепкой мужской фигуры и не то чтобы красовался перед барьером, но и не старался быть незаметным.

– Ты, кстати, не только слишком много читаешь, Фрэнк но и слишком много думаешь.

– Прекратить бомбежки, – прочитал Барнс на ближайшем плакате. – Этот плакат я последний раз видел перед зданием ООН.

– При сегодняшних ценах, – сказал Шэннон, – каждый старается сэкономить на чем только можно. На стадионе от матча к матчу я вижу все те же лозунги.

– Ну, не совсем те же, – заметил Барнс. Он улыбался. Они с Майком Шэнноном хорошо подходили друг к другу, а если между ними существовал разрыв в образовании или даже в интеллекте, так что из того? Намного важнее взаимопонимание, доброта и товарищество.

– Ты когда-нибудь был там внутри, Майк?

Шэннон внутри не был. И не потому, что Башня была для него заурядным зданием, хотя такая мысль у него частенько мелькала, а скорее потому, что в городе столько домов и столько небоскребов, что если даже человек захочет все это осмотреть, то тут-то ему и придет конец. Лучше уж ограничиться своими, хорошо знакомыми местами. Он так и сказал:

– Тебя, Фрэнк, что-то стали привлекать слишком крупные особы. Это не к добру. Что там особенного внутри этой громадины? Что там не так, как везде? – Он помолчал и взглянул вверх, – Кроме того, что она так чертовски высока?

– Там есть центр обеспечения безопасности, – ответил Барнс. – Снова то же слово. Это центр управления, который связан со всеми этажами. Вычислительный центр, который контролирует температуру, влажность и бог весть что еще по всему зданию. Противопожарные двери на лестнице запираются электроникой, но если что-то случится, электроника же их отопрет. Там есть двухконтурная система пожарной сигнализации, которую можно привести в действие с любого этажа... – Он умолк и слегка улыбнулся.