Удар, нанесенный им, по силе был подобен удару обломка гранита, раскрученного на крепкой веревке. Вилли расслышал хруст кости. Деликата продолжал улыбаться, но уже с каким-то недоумением. Тряхнув рукой, словно проверяя, не потеряла ли она подвижность, он шагнул навстречу Вилли.

Опять прыжок. Деликата быстро поднял руки к груди, оберегая их. Уже оторвавшись от земли, Вилли сгруппировался, казалось, еще выше поднялся в воздух, как шарик на резинке, и, словно выстрелил, с силой выбросил обе ноги вперед, целясь, однако, не в голову, а снова в руки, расплющивая огромные клешни Деликаты о широкую грудную кость.

Человек-гора качнулся назад, но удержался на ногах. Любой другой после такого удара лежал бы распластанным на земле.

Даже Модести со своего места услышала треск сломанной кости. Она была так слаба, что ничем не могла помочь Гарвину. Даже будь у нее нож, она не сумела бы сейчас метнуть его. Она потратила последние силы, пробираясь по коридору к выходу.

После первых же секунд боя она поняла замысел Вилли. Он хотел уничтожить главное оружие Деликаты. Трудная задача, она по силам только бойцу, обладающему высочайшей точностью и скоростью. Он уже нанес значительные повреждения противнику, но Модести не обманывала себя. Преимущества Вилли пока не получил. Ему необходимо сделать гораздо больше, чтобы их шансы хотя бы уравнялись. А Деликату дважды на одном и том же не поймаешь. Вилли должен перехитрить его в тактике ведения боя. Постоянно находить новые способы нанести удар по этим гигантским лапам, одновременно не забывая сохранять безопасную дистанцию.

Некоторое время они кружили на месте. Вдруг Гарвин бросился вперед и, казалось, поскользнулся. Опрокинувшись навзничь, он рухнул на спину. Деликата рванулся к нему. Ноги Вилли распрямились, как пружина. Казалось, удар нацелен в пах. Деликата мгновенно поставил защитный блок, и удар каблуками пришелся по пальцам его правой руки. Уловка Вилли удалась. Откатившись назад, Гарвин вскочил на ноги и снова очутился на безопасном расстоянии.

Это был безобразный бой. Когда люди дерутся для того, чтобы убить друг друга голыми руками, зрелище может быть только отвратительным. Деликата молотил кулаками, словно дубинами, размахивая ими перед собой. Вилли прекратил атаки. Вместо этого он старался подставлять под удары обутые в ботинки ноги, используя для своих целей собственную силу Деликаты.

В какой-то момент Деликате удалось толкнуть его в плечо, и Вилли упал. С невероятной для такой огромной туши быстротой Деликата прыгнул, чтобы ударить Вилли ногами. Прикрыться рукой означало почти наверняка сломать ее. Гарвин принял удар корпусом, но при этом сумел быстро откатиться в сторону. И сразу же вскочил на ноги. Он ободрал кожу на боку, но кости остались целы.

Один раз Деликата вовлек его в ближний бой. Неожиданно развернувшись, он бросился к Модести. Вилли Гарвин прыгнул на него сзади, как дикая кошка, и вцепился в его широченную спину. Деликата попытался дотянуться и схватить его, но Вилли сумел увернуться и ребром ладони стал яростно колотить по растопыренным пальцам — до тех пор, пока с диким воплем Деликата не начал опрокидываться на спину, чтобы прижать своего мучителя собственным громадным весом. Вилли спрыгнул, приземлившись на четвереньки, и успел еще раз ударить ногой по руке Деликаты, когда тот выпрямлялся.

Поединок продолжался, и Модести все больше казалось, что в нем участвуют не два человека, а человек и горилла. Деликата не владел приемами боевых единоборств: они ему никогда в жизни не были нужны. Всегда было достаточно его нечеловеческой силы и нечувствительности к боли. Ведь человек не может сломать шею гориллы двойным нельсоном, не может свалить ее приемом каратэ или бокса, не может даже приблизиться к ней настолько, чтобы попытаться сделать это.

Вилли Гарвин должен был с величайшей точностью рассчитывать каждое свое движение. На теле у него уже появились багровые полосы, оставленные стальными пальцами противника. Виднелись кровоподтеки в тех местах, где кулаки Деликаты доставали его. Даже неточные удары Деликаты обладали страшной разрушительной силой, и с течением боя они все чаще и чаще достигали цели… Но и Вилли все это время постоянно наносил удары в выбранную мишень.

В какой-то момент, когда Вилли неверно рассчитал дистанцию, Деликате удалось схватить его за предплечье. Но рука человека-горы была уже вся изранена и покрыта кровью, один палец неестественно вывернут. Вилли Гарвин собрал все силы, с отчаянной решимостью рывком крутанулся… и освободился от захвата. Отскочив назад, Вилли впервые не отошел на безопасную дистанцию дальнего боя. Он остановился и спокойно посмотрел на Деликату, оценивая его состояние.

Человек-гора стоял неподвижно. Подняв к лицу изуродованные руки, он с недоумением уставился на них. Странное, никогда не виданное Вилли выражение появилось на его лице. Правда, через несколько секунд он улыбнулся. Но получилась гримаса, ничем не напоминающая ту самоуверенную улыбку, что столько лет привычно играла у него на губах.

— Я думаю, — начал он, тяжело дыша, — я и в самом деле думаю, что ты заслужил ничью, Гарвин…

Ногой Вилли нанес ему сокрушительный удар прямо в лицо. Деликата пошатнулся, и из горла вырвался звериный рык, перешедший в невнятное всхлипывание.

Модести Блейз в изнеможении привалилась к стене. В глубине души она не верила, что Вилли сможет победить. Ей и теперь все еще не верилось в это, хотя исход боя как будто уже не вызывал сомнений. Психологическое превосходство Деликаты уничтожено. Его главное оружие — руки — уже не в состоянии служить ему.

На долю секунды она прикрыла глаза, а открыв их, подумала, что у нее начались галлюцинации. Громадная туша Деликаты висела вертикально, головой вниз, в целом ярде от земли. Вилли согнулся, стоя на одной ноге, зажав в руках голову Деликаты.

Модести поняла. Это был бросок через пружинное бедро, необыкновенно сложный прием. Чтобы исполнить его, необходимо абсолютно точно рассчитать баланс, опираясь на одну ногу и используя другую как пружину. Боец должен согнуть колено, потом выстрелить им в живот противника, подбрасывая его корпус и ноги в воздух. И Вилли проделал это с телом Деликаты, весившим двести восемьдесят фунтов, и к тому же провел прием из задней позиции. На это ушло не более трех пятых секунды, и Модести упустила решающий миг броска.

Гарвин упал на колено, отшвырнув Деликату. Все так же, вниз головой, тело человека-горы врезалось в камни, словно копер, бьющий по сваям. Казалось, сама земля вздрогнула от силы удара. Потом раздался более глухой и мягкий звук, когда, перевернувшись, тело рухнуло, как срубленное дерево.

Вилли сидел на одном колене. Воздух со свистом вырывался из его легких. Потом он удостоверился в том, что Деликата мертв. Это было нетрудно сделать. Череп расколот, шея сломана. Вилли поднялся на ноги и помахал сидящей у стены Модести.

Казалось, только теперь осознание проделанного пришло к нему. Его начала бить мелкая дрожь, будто в ознобе. Вилли представил себе, что произошло бы, случись все по-другому. Он стоял, слегка пошатываясь, глядя на Модести устало и зло. Его окровавленная грудь тяжело вздымалась. И, наверно, потому, что он никогда так не говорил с ней, Вилли произнес немного заикаясь, с трудом выговаривая слова:

— Т-ты… ты что, совсем р-рехнулась? Я был уверен, что ты в безопасности! А т-ты… Да… ведь он чуть б-было не уб-б-бил т-тебя! Он бы это сделал медленно, очень медленно! — Трясущимися руками он провел по волосам, полным песка и пыли. — Ты же знала, здесь нужно чертово чудо… и, ради Бога, больше т-т-так глупо никогда не делай!

Дрожащий смех вырвался у нее, но слабость взяла верх. Модести закусила губу и зажмурилась. Слезы потекли из-под плотно прикрытых век, сбегая по измученному, осунувшемуся лицу.

— Пожалуйста, не злись на меня, Вилли-солнышко. — Ее голос дрогнул.

Гарвин опустился на колени и обнял Модести.

— Я скотина, — в ужасе прошептал он. — Боже, прости меня, Принцесса! Успокойся, все в порядке… — Он держал ее в объятиях, пока Модести не справилась с рыданиями, потом встал и поднял ее на руки, чувствуя, как вместе с радостью его переполняет неизвестно откуда взявшаяся сила. — Полежи-ка еще немного в постели, а я осмотрюсь. У меня такое чувство, что сегодня наш счастливый день.