Трижды встречали японцы новый год на острове, к которому их прибило после долгих скитаний по морю. С тех пор как в сентябре 1784 года они похоронили Тосукэ, никто больше не умирал и даже не болел. Летом они охотились на бобра и нерпу, большую часть зимы проводили в подземном жилище.

Кормчему Кодаю исполнилось тридцать шесть лет, а приказчику Коити — сорок. Лица японцев — старых и молодых — избороздили глубокие морщины, теперь их трудно было отличить от местных жителей. Их прежнее платье давно истлело, и теперь они шили себе одежду из птичьих перьев и тюленьих шкур, как островитяне. Лишь двадцативосьмилетний Синдзо и двадцатитрехлетний Исокити не старились. Жизнь на берегу океана, физический труд, по-видимому, пошли им на пользу — с каждым днем они становились все здоровее и закаленнее.

Японцы овладели языком иноземцев и островитян в такой степени, что могли вести беседы на обыденные темы. Лучше всех понимал иноземцев Кодаю. Он свободно объяснялся с Невидимовым и Джаймиловичем, мог немного писать.

Каждый вечер, когда японцы собирались все вместе, Кодаю делился с ними тем, что ему удавалось узнать за день у Невидимова и Джаймиловича. Вначале никто не хотел верить рассказам Кодаю. «Да может ли такое быть? Виданное ли это дело?» — словно было написано на их лицах. Но постепенно они стали склоняться к тому, что оснований для сомнений, собственно, нет.

Так, японцы узнали, что находятся они на острове Амчитка, входящем в архипелаг Алеутских островов, расположенных много севернее Эдзо; что иноземцы являются подданными великого государства Российского и отправлены оттуда в такую даль для скупки бобровых и нерпичьих шкур; что корабль, который доставил их сюда, повез русских людей и на другие острова, после чего отправился собирать шкуры на Командоры, где он сейчас и находится. Наконец, они узнали, что русские прибыли на Амчитку на три года, а когда истечет этот срок, придет судно и привезет на смену им других скупщиков, а их заберет на родину. Вместе с Невидимовым на этом судне, должно быть, уедут и японцы.

— Россия для нас страна совершенно незнакомая, — заключил свой рассказ Кодаю, — но, судя по всему, другим способом нам до дому не добраться. Выход у нас один: сначала поехать в Россию, а там уже искать возможность возвращения на родину.

Выслушав Кодаю, японцы не столько обрадовались, сколько растерялись. Однако им ничего другого не оставалось, как ожидать прибытия корабля из России.

Долгожданный корабль появился в июле 1786 года, то есть спустя три года после того, как японцы ступили на землю Амчитки.

В тот день рано утром Невидимое, словно сумасшедший, примчался к Кодаю и стал громко кричать, что корабль прибыл. Люди Невидимова, обезумев от радости, выскочили наружу с криками: «Приплыл корабль, приплыл!»

Кодаю ни разу не видел Невидимова таким возбужденным. Обычно хладнокровный, он иногда казался бесчувственным. Кодаю только и знал о нем, что он главный в отряде по скупке мехов. И вот этот самый Невидимое прыгал от радости, как ребенок. Японцы вместе с русскими помчались к пристани. В самом деле, у входа в бухту виднелся большой парусник. В тот день дул сильный северный ветер. Корабль клонило то вправо, то влево — казалось, он вот-вот затонет. Наконец парусник удалось вывести в открытое море, где было решено, по-видимому, переждать непогоду. К тому времени на пристани собрались и островитяне, с интересом наблюдавшие столь редкое зрелише. Русские и японцы до самого вечера бесцельно слонялись близ пристани — все были слишком взволнованы, чтобы продолжать работу.

На следующий день корабль опять появился у входа в бухту. Но северный ветер не утихал, а волны вздымались еще выше, чем накануне, и парусник вновь ушел в открытое море. Спустя час разнеслась весть, что ему удалось зайти в соседний залив, и все поспешили туда. Невидимое шел рядом с Кодаю, но на полпути не выдержал и побежал. Кодаю бросился следом. Когда они поднялись на небольшой холм, их глазам предстала безрадостная картина: корабль терпел бедствие — то ли оборвалась якорная цепь, то ли он налетел на прибрежные рифы… Время от времени ветер доносил крики о помощи. От тонущего корабля отвалили две шлюпки. Парусник медленно накренился, будто только и ждал этого момента, и стал заваливаться набок. Все это напоминало страшный сон.

— Может быть, сумеем его починить? — Невидимов старался перекричать свист ветра.

— Вряд ли, — ответил Кодаю, — ведь корпус разломился надвое.

Невидимое захрипел, словно смертельно раненное животное.

Кодаю вспомнил, как три года назад разбился о прибрежные скалы их «Синсё-мару». Теперь то же самое случилось с русским кораблем.

Команда парусника состояла из двадцати четырех человек. Он вез большой груз шкур, собранных на Командорских островах, и должен был захватить на Амчитке людей Невидимова, с тем чтобы доставить их на Камчатку.

В течение нескольких дней русские снимали с парусника все, что еще можно было спасти. Японцы помогали им в этом.

— Когда можно ожидать прибытия следующего корабля? — спросил Кодаю у Невидимова.

— Я хотел бы спросить об этом у вас, — ответил Невидимов.

Тот же ответ получил Кодаю и от русских, прибывших с потерпевшего крушение корабля.

Люди Невидимова совсем пали духом. Были расстроены и японцы. Правда, они и сами не знали, к лучшему или к худшему изменилась бы их судьба, если бы они поплыли в Россию, а поэтому, в отличие от русских, не так глубоко переживали гибель парусника. Многие из русских стали вести себя буйно — отказывались работать, отбирали у островитян водку, напивались до бесчувствия и по малейшему поводу вступали в драку. Никакие приказы Невидимова на них не действовали. Японцы старались обходить их стороной. Другие, напротив, впали в меланхолию. Тоже перестали работать, распустили нюни, то и дело вспоминали о женах и детях, об оставленном отчем доме и даже плакали. Есомацу нередко передразнивал их на потеху остальным японцам.

Спустя месяц с небольшим Невидимое пришел к Кодаю за советом.

— Не представляю, когда здесь появится новый корабль, — начал он разговор. — За теми, кого привезли нам на смену, судно должно прибыть года через три-четыре. Но хватит ли у нас сил ждать? Может случиться, что корабль не придет и через десять лет. К тому времени в России о нас забудут. Вот я и подумал: надо самим построить корабль и добраться до Камчатки — другого выхода нет. А до Камчатки доберемся- дальше уж полегче будет: по суше все же. Я так считаю, что и вам проще будет попасть на родину, если сначала вы переправитесь с нами на материк. Дело за кораблем. Думается мне, если начнем строить вместе — может, и выстроим.

— Пожалуй, — ответил Кодаю.

У него не было причин отвергнуть проект Невидимова. Выстроить своими силами корабль — лучшего не придумаешь! Но по плечу ли им такое дело?

— Сколько ваших людей вы рассчитываете разместить на этом корабле? — спросил Кодаю.

— Двадцать пять, — ответил Невидимое.

Именно столько человек насчитывала группа Невидимова. Двадцать четыре русских, которые пристали к острову с потерпевшего крушение корабля, должны были, по словам Невидимова, заменить их и провести на Амчитке несколько лет. Итак, предстояло построить судно, способное взять на борт тридцать четыре человека, включая девятерых японцев, а также продовольствие и шкуры, которые Невидимое скупил за эти годы у островитян. По самым скромным подсчетам, нужен был корабль водоизмещением 700–800 коку.[13]

— Сколько у вас людей, знакомых с плотницким делом? — спросил Кодаю.

— Судовых плотников нет, но понемногу плотничать умеют все, — ответил Невидимое.

Сейчас трудно сказать, в какой степени русские владеют плотницким мастерством, но по сравнению с японцами они обладают недюжинной силой, и, если эту силу умело направить, безусловно, будет толк, подумал Кодаю. Среди японцев также не было ни одного плотника, но Кодаю был уверен: стоит им только показать, что и как надо делать, — и, будьте спокойны, всё сумеют изготовить в лучшем виде. Мысленно прикинув все возможности, Кодаю решил, что совместная постройка судна не такое уж безнадежное дело.