Представьте себе дуб – нет, лучше баньян с его многочисленными стволами, – расплющенный силой тяжести и пытающийся ползти по земле. Оно приблизилось к свету метров на пять и начало заходить с флангов, образовав вскоре вокруг меня правильное кольцо. Вероятно, это критическое расстояние: притягательное действие света переходит в отталкивающее. После этого какое-то время ничего не происходило. Я даже подумал, что оно, наконец, полностью превратилось в лед. Затем я увидел, что на ветвях образуются бутоны. Это напоминало ускоренный показ кадров с распускающимися цветами. Я действительно решил, что это цветы – каждый величиной с человеческую голову. Нежные, ярко раскрашенные лепестки начали раскрываться. Я подумал, что никто никогда не видел этих красок. Их просто не существовало до появления наших огней – наших гибельных огней – в этом мире. Зябнут слабые тычинки… Я приблизился к живой стене, чтобы лучше разглядеть происходящее. Ни тогда, ни в другие моменты я совсем не испытывал страха. Я был уверен, что оно не враждебно – даже если наделено сознанием.

Вокруг было множество цветов, одни уже раскрылись, другие только начали распускаться. Теперь они напоминали мне мотыльков, едва вылупившихся из своих куколок, – новорожденных бабочек с мягкими, еще не расправленными крыльями. Я приближался к истине. Но цветы замерзали – умирали, едва успев родиться. Один за другим они отваливались от своих почек, несколько секунд трепыхались, словно рыба, выброшенная на берег, и я, наконец, понял, что они такое. Их лепестки – это плавники, а сами они – плавающие личинки большого существа. Вероятно, оно проводит большую часть жизни на дне и, подобно земным кораллам, посылает своих отпрысков на поиски новых территорий. Я встал на колени, чтобы получше рассмотреть маленькое создание. Яркие краски тускнели. Лепестки-плавники отпадали, превращаясь в ледышки. Но оно еще жило: попыталось отодвинуться при моем приближении. Мне стало любопытно, каким образом оно чувствует мое присутствие. Я заметил, что каждая тычинка – как я их назвал – заканчивается ярким голубым пятнышком. Они напоминали сверкающие сапфиры или голубые глазки на мантии устрицы. Светочувствительные, но еще не способные формировать настоящие зрительные образы. У меня на глазах их яркий голубой цвет потускнел, сапфиры превратились в обычные невзрачные камешки.

Я уже знал, что следует делать. Кабель тысячеваттной лампы свисал почти до земли. Я дернул несколько раз, и света не стало. Я боялся, что опоздал. Несколько минут ничего не происходило. Тогда я подошел к окружавшей меня стене переплетенных ветвей и ударил ее ногой.

Существо медленно двинулось, отступая к Каналу. Света было достаточно – я прекрасно все видел. В небе сияли Ганимед и Каллисто, Юпитер выглядел гигантским узким серпом с большим пятном полярного сияния на ночной стороне.

Я проводил его до самой воды, подбадривая пинками, когда оно замедляло движение… Хрупкие льдинки хрустели у меня под ногами… Казалось, приближаясь к Каналу, оно набирается сил, будто знает, что возвращается домой. Интересно, выживет ли оно, чтобы расцвести вновь." «Оно исчезло в воде, оставив еще несколько мертвых личинок на чуждой ему суше. Несколько минут вода кипела, пока спасительный слой льда не отделил ее от вакуума. Я пошел назад к кораблю…» «Доктор Флойд, у меня две просьбы. Когда это существо классифицируют, надеюсь, его назовут моим именем. И еще – пусть следующая экспедиция доставит наши останки на родину. Юпитер оборвет мою передачу через несколько минут. Я повторю рассказ, когда связь снова станет возможна – и если выдержит мой скафандр.»

«Внимание, говорит профессор Чанг со спутника Юпитера – Европы. Космический корабль „Цянь“ погиб. Мы совершили посадку возле Большого канала и установили насосы на его краю…»

Внезапно голос исчез, вернулся на миг и угас, поглощенный шумами, на этот раз окончательно. Никто больше не услышит профессора Чанга; однако теперь устремления Лоуренса Тсунга были окончательно направлены в космос.

Рольф Ван-дер-Берг был именно тем человеком, который оказался в нужный момент в нужном месте.

Именно тем человеком он был потому, что как африкаанер, сын беженцев из Южно-Африканской Республики, и прекрасный геолог удовлетворял всем необходимым требованиям. Он находился в том месте Солнечной системы, где больше всего нуждались в его талантах; этим местом была самая большая из юпитерианских лун – третья по отдаленности от планеты. Самой ближней была Ио, далее следовали Европа, Ганимед и Каллисто.

Время тоже имело значение, хотя и не столь большое. Дело в том, что интересующая информация была получена более десятилетия назад и хранилась в памяти компьютера, подобно бомбе замедленного действия. Ван-дер-Берг впервые столкнулся с ней лишь в 2057, ему потребовался целый год, дабы убедиться, что он не сумасшедший, и только в 2059 он незаметно изъял эти данные из электронной памяти, опасаясь, что подобное открытие придет в голову кому-нибудь еще. Только после этого он смог целиком отдаться решению главной проблемы: что делать дальше? Как часто бывает, началось все с самого тривиального случая, не имеющего никакого отношения к работе Ван-дер-Берга. Его задача, задача сотрудника Планетной группы инженеров, заключалась в изучении и регистрации природных ресурсов Ганимеда; никакого отношения к наблюдению за соседней луной, высадка на которую к тому же была запрещена, он не имел.

Однако Европа оставалась загадкой, которую никто – не говоря уже о ее ближайших соседях – не мог выбросить из головы. Каждые семь дней Европа проходила между Ганимедом и сверкающим мини-солнцем, которое раньше было Юпитером. При этом возникали затмения, продолжавшиеся до двенадцати минут. В точке, ближайшей к Ганимеду, Европа казалась чуть меньше Луны, наблюдаемой с Земли, но на противоположной стороне орбиты, на максимальном удалении, уменьшалась вчетверо. Затмения нередко являли собой впечатляющее зрелище. За несколько мгновений до того, как Европа пересекала воображаемую линию, соединяющую Ганимед с Люцифером, она становилась зловещим черным диском в кольце малинового огня – это свет нового солнца преломлялся в атмосфере, созданной его теплом.

Менее чем за половину человеческой жизни Европа преобразилась. Ледяной панцирь на полушарии, постоянно обращенном в сторону Люцифера, растаял и образовал второй океан в Солнечной системе. В течение десяти лет он пенился и кипел, испаряясь в пустоту космического пространства, пока не было достигнуто равновесие. Теперь у Европы появилась атмосфера – тонкая, но ощутимая, хотя и не пригодная для жизни людей. Она состояла из водяных паров, сернистого водорода, двуокиси углерода, а также содержала серу, азот и различные редкие газы. И хотя не совсем правильно окрещенную Ночную сторону по-прежнему покрывал толстый слой вечного льда, территория, равная по размерам Африке, могла похвастать умеренным климатом, жидкой водой и несколькими далеко разбросанными островами. Вот примерно и все, что удалось разглядеть с помощью телескопов, находящихся на земной орбите. Когда первая крупная экспедиция в 2028 году отправилась к юпитерианским лунам, Европа была уже затянута плотной мантией облаков. Осторожное радиолокационное зондирование лишь продемонстрировало, что одна ее сторона покрыта сплошным океаном, тогда как другая – не менее сплошным льдом. Европа продолжала сохранять репутацию обладательницы самой плоской поверхности в недвижимости, принадлежащей Солнечной системе.

Однако через десять лет положение изменилось: на поверхности Европы произошли коренные перемены. Там появилась одиноко стоящая гора, почти равная по высоте Эвересту, которая выпирала сквозь льды сумеречной зоны. По-видимому, вулканическая деятельность – подобно той, что непрерывно происходила на соседней Ио, – вытолкнула вверх эту гигантскую массу. Катализатором мог стать усилившийся тепловой поток, испускаемый Люцифером.

Но это простое и очевидное объяснение вызвало ряд вопросов. Гора Зевс представляла собой не обычный вулканический конус, а неправильную пирамиду; радиолокационное сканирование не смогло обнаружить ничего похожего на потоки лавы, характерные для вулкана. Судя по невыразительным фотографиям, которые удалось получить с Ганимеда во время секундных прояснений, когда на Европе расходились облака, можно было предположить, что гора сложена изо льда, подобно окружающему ее ледяному ландшафту. Как бы то ни было, возникновение горы Зевс сопровождалось мучительными страданиями для небесного тела, поскольку весь рисунок разбитых льдин на Ночной стороне Европы резко изменился. Один смелый ученый выдвинул теорию, согласно которой гора Зевс представляет собой «космический айсберг» -, космический обломок, упавший на Европу из окружающего пространства; исковерканная поверхность Каллисто свидетельствовала о том, что подобное случалось в отдаленном прошлом. На Ганимеде эта теория не вызвала особого восторга – у будущих колонистов проблем и так было предостаточно. Они с облегчением вздохнули, когда Ван-дер-Берг убедительно опроверг эту теорию: ледяная масса такого размера обязательно раскололась бы при столкновении, а не случись этого, сила тяжести на Европе, пусть и небольшая, быстро привела бы к ее разрушению. Измерения, произведенные с помощью радиолокационных наблюдений, показали, что, хотя действительно происходило медленное погружение горы, форма ее ничуть не изменилась, а значит, гора не могла быть сложена изо льда.