Неумолимо бежали секунды. Скоро опять появится обходчик. Вот послышались его шаги… Шпион молниеносно кинулся за бочку с песком, стоявшую в углу двора, и переждал, пока охранник, постояв около, не тронулся дальше.

Лишь только вахтёр удалился, как человек в чёрном набросил на забор крючок, зацепив им за проволоку. От крючка тянулась та же мановая лестница из шнура с петлями для ног. Потянув её и проверив, крепка ли проволока наверху, незнакомец взглянул на часы и опять замер за бочкой.

Вновь показался сторож, вновь посмотрел на бочку, на забор, и опять скрылся за углом. В тот же миг человек стрелой выскочил из своего убежища и, торопливо перебирая руками и ногами по петлям лесгницы, поднялся по пахнущему известью забору. Выждав, пока наружный охранник завернёт за угол, Лайт — разведчик «Многоугольника», цепляясь за стальные колючки, с трудом преодолел заграждение и, сняв крючок лестницы с проволоки, спрыгнул вниз с пятиметровой высоты.

6. Китайская ваза

Июньская жара уже спала, и в парке над рекой появились гуляющие. У обрывистого берега лениво плескалась серо-зелёная вода, блестел на солнце песок пляжа. За рекой темнели мглистые синие горы.

В ажурной беседке, в тени берёз, над самым обрывом, сидели мужчина и девушка лет двадцати на вид. Она была в розовом платье, с чайной розой на груди, чёрный шёлк её волос перетягивала карминовая бархотка.

— Знаешь, Вадим, — глубоким грудным голосом серьёзно проговорила она, — мне всё не верится.

Человек, которого звали Вадимом, был в лёгкой рубахе и синем галстуке. На его холёном лице то и дело проглядывало беспокойство. Он недовольно ответил:

— Говорю, бросил!

Совсем-совсем бросил?

Почему совсем? — удивился Нежин. — Ну… раз в десять дней выпью бокал и всё. Да хватит об этом. Оля! — вдруг с прорвавшимся раздражением проговорил он и, стараясь придать своему голосу ласку, переменил тему:

— Взгляни лучше на горы вдали, и тебе не захочется говорить о вине. Смотрю я на них, и они для меня то лиловый динозавр, который вот-вот зашевелится и сползёт в реку, то вздымающаяся из земли корона подземного бога…

— Река наша — красавица, — и Ольга внимательно и грустно взглянула на Вадима.

— Как и ты.

— Вадим!.. — смутилась Ольга.

— Уж сколько дней я всё думаю об одном.

— О чём?

— О воле. «Воля — хребет характера», — учили мы в психологии. До чего верно! Есть воля — всего достигаешь. Нет воли — толка не будет.

— Всё есть у меня, — помолчав, продолжал он, — запоминаю легко, выучиваю быстро, силу в себе чувствую, честолюбие есть. А воли, кажется, мало. Я словно железо — ковкий, мягкий, тягучий. А вот пусти в меня хром или ванадий — и сразу сталь. Вот этого мне и не хватает.

— Ты сегодня говоришь, будто каешься.

— Правду говорю, Оля!

— Раз ты уж бросил вино, вот тебе и воля.

— И кажется мне, — нахмурился Вадим. — в один день всё у меня сорвётся….

Над убаюканной жарою водой промчалась стайка ласточек.

— Смотри! — обрадовалась Ольга. — Ласточки! Смотри, как они ловят мошек! Вот летит прямо, падает. Вспорхнула, трепещет на месте! Ласточки, ласточки сизокрылые, как я вас люблю!

— Я тоже люблю, — Вадим мягко улыбнулся.

— Ласточек?

— Тебя люблю, моя ласточка! — охваченный внезапным порывом, быстро заговорил он. — Только тебя, девонька моя сероглазая, только тебя лишь одну! Работаю — ты у меня одна на душе. На скрипке играю для тебя одной звуки лью, — и он сжал её полную белую руку выше локтя.

— Вадим! — отодвинулась Ольга. — Люди кругомI

— Пусть, пусть. Хоть весь свет, — потянулся к ней Нежин. — Всем скажу, всем крикну — люблю Зарину Ольгу! Люблю во весь охват души, во всю силу!

Вадим порывисто обнял её за плечи. От резкого движения коробка, которую он держал на коленях, упала

— Вадим, — испугалась Ольга. — Смотри, уронил!

— Да, да… — растерянно бормотал он, — разбилась верно, — но, подняв большую коричневую коробку, Нежин облегчённо воскликнул: — Цела!

Повернувшись затем к Ольге, он сказал:

— Помнишь, за мной был подарок? Вот он! Прими, пожалуйста.

Неуверенно взяв коробку, она лукаво спросила

— Сейчас открыть, или потом?

— Сейчас.

Положив на скамейку сумку, Ольга раскрыла коробку и развернула хрустящую полупрозрачную бумагу. В руках её оказалась изящная ваза в форме бокала.

— Какая прелесть! — восхитилась Ольга. — Голубая-голубая! Как небо. И хризантемы! Да это китайский фарфор! Зачем такую дорогую вещь?

— Оля, я ждал дня, когда смогу подарить её тебе. Пожалуйста, прими и скажи мне только одно слово.

— Какое слово?

— «Да».

— Я совсем забыла сказать «спасибо». Спасибо, — спохватилась Ольга. Помолчав немного, она несмело спросила:

— А ты мне правду сказал?

— Конечно, правду! Разве ты не догадывалась раньше, что я тебя люблю? Разве не знала, что признаюсь? Оля, Оленька, — голос у него изменился.

— Что, Вадик?

— Оля, моя милая, ты всегда со мной. И в мыслях, и в снах, и наяву, и в музыке, и в отдыхе. Хочу всегда быть вместе с тобой. Будь моей женой.

— Глупышка ты, — пошутила Ольга. — Объясниться — объяснился, а люблю ли я тебя, и не спросил.

— Всю жизнь будем вместе, — не слушал её Вадим, — до последнего вздоха, до самой смерти.

— Сейчас не проси, Вадик, потом, потом, — шептала Ольга. В ней боролись два чувства — любовь к Вадиму и желание проверить, насколько он твёрд в своём слове.

— Оленька, прошу тебя, скажи — «да», и ты будешь моей волей, ты, как ванадий, превратишь меня в сталь. Оленька, без тебя…

— Что «без тебя?» — встревожилась Ольга. Ей вдруг показалось, будто что-то чёрное и смертельно опасное крадётся к её Вадиму.

— Что «без меня?» — не отступала Ольга. — Говори, говори скорей! — теребила она осёкшегося Нежина. Волнение её становилось всё сильнее.

— Что случилось, Вадим? Ты странный сегодня. Непременно скажи, ну!

Женская интуиция говорила Ольге, что перед ней какая-то тайна, которую Вадим не может ей раскрыть. Ольга пыталась заглянуть ему в глаза, но  Нежин избегал её взгляда.

7. Синцов в подземелье

Синцов, грудастый человек большой физической силы, был на редкость молчалив. По жизни он шёл прямой, но нелёгкой дорогой, которая привела его на должность старшего вахтёра Главурана с ответственностью за охрану здания и территории главка. Он знал, как велики тайны Серого замка. Уже шесть лет Синцов пунктуально и инициативно выполнял свои обязанности. Все свободные минуты он сидел за книгами, изучал пособия по криминалистике, знал технику шпионажа иностранных разведок.

Несмотря на замкнутость и грубые черты лица, Синцов был поэтом в душе и любил давать романтические названия всему, с чем имел дело. Так, своих подчиненных он величал «стальной когортой», сотрудников главка — «ревнителями тайн».

13 июля, по тревоге поднятый с постели в 3 часа ночи, Синцов был жестоко выбит из привычной ему колеи. То, что произошло в здании, которое он берёг, как колыбель своего единственного сына, буквально ошеломило его. Час назад Фролов, дежуривший на первых трёх этажах, стал беспокоиться: Шутов, охранявший верхние этажи, уже с полуночи не подходил к лифту, где перекликались обходчики. Когда Шутов не появился и в половине третьего, Фролов сообщил о случившемся вахтёрам главного входа. Поднявшись с ними на пятый этаж, Фролов увидел обходчика лежащим в коридоре.

События, которые последовали затем — осмотр Шутова врачом, приезд розыскной группы с собакой, рассказ Шутова о нападении на него человека в маскировочном платке, печать, срезанная с двери кабинета № 16, приезд Ганина и Скопина, а также полное отсутствие каких-либо следов проникновения врага в Главуран — не укладывались в сознании Синцова. Особенно угнетало его то, что ни он, ни восемь человек его ночной смены не выполнили своего долга.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: