Было без пяти три, когда Пургин вошёл в просторный кабинет Язина, отделанный дубом. Большой серый ковёр глушил шаги, растворял шум от вращающихся под потолком лопастей фэна. На высоких окнах висели гардины зелёного плюша. Прямо против двери стоял широкий письменный стол, к нему был приставлен второй, с каждой стороны которого находилось по три стула.

Из присутствующих внимание Пургина привлёк человек с утомлённым лицом, на котором угадывались проницательность и сосредоточенная мысль. «Язин», — догадался Пургин. Перед контрразведчиком лежала чёрная кожаная папка, на которой он держал сложенные вместе большие руки.

Поздоровавшись, Пургин сел рядом с Ганиным. Напротив оказался капитан Скопин, рядом с капитаном — загорелый бритый наголо человек с широкой грудью и могучими плечами.

— Познакомьтесь, — обратился к нему Ганин. — Пургин, начальник Главурана, лицо пострадавшее, так сказать. — Полковник Берёзов, охрана нашего города.

На мгновенье внимательный взгляд скользнул по лицу Пургина. Несмотря на большую физическую силу, Берёзов пожал его руку бережно и деликатно.

Вошёл начальник Управления госбезопасности генерал Долгов, также богатырской комплекции, в штатском костюме.

— Здравствуйте, товарищи! — приветливо поздоровался он и обошёл собравшихся, пожав каждому руку.

«Ростом — как на подбор», — подумал Пургин.

Часы пробили три раза. Выждав несколько секунд, Долгов начал:

— Сегодня, товарищи, мы проведём небольшое совещание по делу 12 июля, которое отныне будем условно называть «делом Серого замка».

В кабинете чувствовалось волнение. Скопин украдкой изучал манеру Язина держаться. Ганин также нет-нет да поглядывал в сторону контрразведчика. Даже полковник Берёзов время от времени останавливал свой быстрый взгляд на Язине.

Доложу вкратце обстановку, — говорил генерал Долгов. — Произошло серьёзное и неприятное событие. Враг проник в Главуран, открыл секретный сейф. Есть данные, что враг готовился длительное время, что в Главуране у него агент. От нас требуется быстрота, вернее, стремительность действий.

Генерал сделал небольшую паузу.

— Повторяю, случай настолько серьёзный, что, запросив председателя Комитета, мы получили разрешение вызвать на помощь работников БОРа во главе с полковником Язиным. Не будет преувеличением сказать, что на помощь товарищу Язину сейчас брошены все силы области.

Мы собрались здесь, чтобы доложить друг другу о проделанной за эти три дня работе, об обстановке, о наших подозрениях и предположениях.

Генерал посмотрел на Скопина.

— Будьте добры, товарищ капитан.

Скопин весь залился краской. Влажными руками он извлёк из кармана коричневую записную книжку и, изредка заглядывая в неё, заговорил чуть хриплым от волнения голосом:

— Проникновение в сейф произошло ночью двенадцатого. О случившемся никому в Главуране неизвестно. Среди сотрудников обычное спокойствие. Приняты меры, чтобы взять под наблюдение каждого, кто хотя бы отдалённо станет интересоваться происходящим. Однако за истекшие дни таких вопросов как прямых, так и косвенных, не отмечено ни в служебной, ни в домашней обстановке.

Среди вахтёров тревожное настроение. Случай с газированием обходчика Шутова воспринят болезненно. Высказывания охранного штата сводятся к тому, что задета честь охраны, что не на уровне техника, что в век водородных бомб здание Главурана должно охраняться по- иному.

Тут Скопин прочитал два таких высказывания, красноречиво показывавших недовольство и тревогу охранного состава.

— Для ликвидации подобных настроений и для борьбы с распространением слухов от всех двадцати человек охраны взята подписка о неразглашении случая с Шутовым.

Майор Ганин просил меня представить свои соображения — кто из сотрудников главка мог бы быть помощником врага. Я полагаю, что подозревать можно только работников спецгруппы и спецчасти: лишь они знают о существовании главного журнала, — Скопин чуть кашлянул, чтобы подавить всё не проходивший предательский хрип в горле, и посмотрел на Язина.

Контрразведчик слушал не шелохнувшись. Лице его с высоким ясным лбом и чётко очерченным подбородком было неподвижно. Руки всё так же лежали на чёрной папке.

— В штате спецчасти, или Пятой части, как мы её называем, — два человека. Это — сам Ильин, который, полагаю, вне подозрений, и инспектор Орлов, который скоро четыре месяца, как в Крыму, на леченье. В спецгруппе 14 человек. Одни работают более 10 лет, другие немного более года. Всё это проверенные министерством люди, и то, что я буду сейчас говорить — не подозрение, а только намёк, тень подозрения.

Прежде всего из числа сомнительных лиц я исключил начальника группы Попова и его заместителя — Тупкова. Их доблесть и патриотизм в Отечественную войну общеизвестны. Вне подозрения и Герой Советского Союза Дорофеева, а также комсорг пятого этажа Зарина. Мне лично думается, что предатель не женщина, а только мужчина.

При этих словах Язин с любопытством взглянул на капитана.

— Исключил я по личным впечатлениям и Каткова. Этот тридцатилетний человек по своей психологии — ребёнок. Он чист и беззаботен. Такой не изменит, не пойдёт против своих.

Шестым я отбросил Вагина: нервы, робок, физически слаб. Не с его нервной системой быть внутренним соглядатаем.

Остальных восемь я разбил бы на первую, вторую и третью группы, по убывающей степени предполагаемой виновности. Об этих восьми буду говорить по их личным делам, по материалам внешнего наблюдения. Начну с третьей группы, куда я занёс людей, на мой взгляд, менее всего причастных в помощи врагу. Это — Воропаев, Левартовский, Огородников.

Воропаев был в армии, в штабе, за годы работы в Главуране идеального поведения.

Левартовский — трое детей, пишет диссертацию, педант. Нет в его характере таких черт, чтобы стать врагом.

Огородников — тяготится работой в Главуране, уже полгода просит увольнения, хочет писать книгу. Круг его интересов — общественная работа, ученье на инфаке пединститута. Такие, полагаю, не пойдут на шпионаж.

Перелистнув страницу, Скопин продолжал:

— Теперь вторая группа. Здесь люди, которых можно несколько заподозрить, если это слово вообще уместно по отношению к работникам спецгруппы. Это Чернов и Фёдоров. Чернов — медленный и страшный огонь, человек исключительной силы воли. Думаю, чувствую, что душою этого человека правит один ледяной расчёт. Для достижения своих целей он может пойти на многое.

Теперь Фёдоров. Есть в нём что-то неприятное, и это предубеждает против него. Правда, он, как и Чернов, был на фронте, но скуп, копит деньги, на книжке у него 7 932 рубля, собранных регулярными взносами, без заметных скачков. В нарушение правил Фёдоров охотно берётся за приработок, хотя в том нужды нет, судя по той же сберкнижке. Часто ездит на мотоцикле за город. Характер у Фёдорова железный, но, быть может, его смогут повернуть деньгами. Повторяю, против Фёдорова у меня сильное предубеждение.

Заглянув опять в свои записи, Скопин стал заканчивать:

— Теперь о людях, среди которых, как мне кажется, мог бы находиться предатель. Это три человека — Алёхин, Головнин, Нежин.

— Почему Головнин? — задал себе вопрос капитан. — Потому, что он две жизни ведёт. Одну — в Главуране, другую — дома, где прячет от людей лабораторию.

— Какую? — спросил Язин.

— Химия и фотография. В Бразилии у Головнина произошёл нехороший случай с женщиной. Сейчас он влюблён в Зарину.

Следующий Алёхин. Тоже скуп, мечтает о каменном доме. Неприветлив и себе на уме. Как-то выписку из секретного документа сделал. Такой, гляди, может и продать.

Наконец, Нежин. Не место ему в Главуране. Воли нет, частит по ресторанам. Пьёт порой. Полагаю, Нежин в чём-то нечист. В ночь проникновения врага в сейф он не ночевал дома. Последний месяц у него появились деньги.

На этом, товарищи, я кончаю мой доклад, — и, спрятав книжку, Скопин незаметно для себя тоже, положил обе руки на стол.