– Чем же они занимаются? Судя по их внешнему виду, ребятки устроились в этой жизни совсем неплохо.

И в самом деле. Черты лиц у гномов сильно разнились, но было в них и что-то неуловимо общее для всех. Приглядевшись, Коля смог сформулировать для себя эту характерную особенность. На гномьих лицах присутствовало выражение бесконечного самодовольства, будто кто-то написал на них крупными буквами: «Жизнь удалась!»

– Как я уже сказал, они не могут работать вместе с остальными. Единственное доступное им занятие – это торговля. Они скупают или выменивают золото и драгоценности на шахтах, всевозможные изделия на заводах. Потом отправляются в другие страны к джиннам или людям и перепродают свой товар. Зарабатывают они неплохо и, на мой взгляд, живут значительно лучше, чем так называемые здоровые гномы. – Махмуддин задумчиво отхлебнул из своей пиалы. – Хотя как я могу судить об этом? Я не гном, я джинн, и это совсем разные вещи. Как говорится, что хорошо джинну, для гнома смерть.

Коля задумчиво кивнул:

– Знаете, Мажмуддин-аглай, на моей родине тоже иногда встречаются подобные генетические отклонения.

Но развить мысль Коле не удалось. Им начали подавать, и джинн тут же прекратил всякие посторонние занятия и сконцентрировался на еде. Блюда и в самом деле были превосходны, и в количестве достаточном для удовлетворения гаргантюанского аппетита Махмуддин-аглая. Коля, по приобретенной во дворце Махмуддина привычке, тоже пообедал чрезвычайно плотно. Потом погладил начавший отрастать живот, и с тоской подумал, что если в ближайшее время резко не изменит образ жизни, то ему срочно придется садиться на диету.

Наконец, Коля с джинном поели, и к ним подошел хозяин харчевни со счетом. Предупрежденный джином Коля благоразумно молчал, и беседу с хозяином вел один Махмуддин-аглай.

Торговались громко и долго, минут сорок. Разговор изобиловал сынами плешивого шакала и хромой верблюдицы, ослиным навозом под соусом из протухших отбросов и прочими местными крылатыми выражениями, без которых при торговле не обойдется ни один уважающий себя джинн.

В конце торга Махамуддин тяжело вздохнул, достал из-за пазухи кошелек и высыпал на ладонь хозяина харчевни несколько мелких медных монеток. По Колиным подсчетам, этого могло хватить лишь на лепешки и чай. Однако трактирщик радостно принял их, и с поклонами проводил гостей к выходу. Судя по его лицу, он был почти счастлив.

Когда дверь харчевни за ними закрылась, Махмуддин-Аглай удовлетворенно похлопал себя ладонями по животу. Он широко улыбнулся:

– Как приятно вернуться в столицу цивилизации, вновь находиться среди культурных, просвещенных джиннов. Этот трактирщик оказался очень приятным собеседником. Я так соскучился по нормальному общению с равными себе.

– Но вы так мало заплатили ему.

Махмуддин вздохнул.

– Ты по-прежнему не ориентируешься в нашей жизни, Коля. Ты же знаешь, мы торопимся. Если бы у меня в запасе был еще час, то этот жулик сам заплатил бы нам не меньше десяти золотых.

Коля промолчал, и только с уважением посмотрел на Махмуддин-аглая.

Глава 11

Первый, самый молодой и нетерпеливый солнечный луч озорно выглянул из-за верхушек столетних сосен, окружавших Авилон, и слегка пощекотал ребро городской стены. Но стена давно утратила чувствительность к столь мягким прикосновениям. Ее возвели гномьи мастера в уже забытые всеми времена, когда Авилон был столицей могучего, единого Королевства, и люди повелевали всеми другими расами – гномами, эльфами, джиннами и даже троллями, если предположить, что легенды не врут, и эту существа все-таки некогда населяли планету.

С тех пор люди утратили свое главенствующее положение, и теперь в лучшем случае считаются равными остальным расам. От Королевства одна за другой отпадали удаленные провинции и обзаводились собственными монархами. Все эти новые государства получили звучные имена – Эсператнта, Юнеска, Уефалия, Шенгень – и яростно спорили за право считаться ведущей людской державой. Но старое, изначальное Королевство по-прежнему именовалось только так – с большой буквы и без уточнения названия. А город Авилон, несмотря на все перипетии, оставался центром мира, неприступной твердыней, стены которой никому ещё не удалось одолеть.

За исключением, разве что, мхов и лишайников, которые упрямо карабкаются по древним камням до самого верха, выказывая тем самым полное пренебрежение былой славе и величию Авилона. И эти наглецы беспокоили городскую стену гораздо больше, чем даже тысячи солнечных лучей. И не только сами камни, но и тех, кто пользовался их надежной защитой. В этот рассветный час около сотни горожан собрались на стене и усердно пытались освободить ее от серо-зеленых захватчиков.

Непоседливый лучик попытался было втянуть в игру и людей, но те продолжали орудовать скребками и не обращали на шалуна ни малейшего внимания. Еще бы, ведь сегодня весь город должен сиять и искриться, словно только что выстроенный. Не каждый день принцессе исполняется семнадцать лет, и авилонцы, выбиваясь из сил, готовились к грандиозному празднику, равного которому давно уже не было, и еще не скоро будет.

И дело вовсе не в том, что в этот день принцесса станет совершеннолетней. Взрослыми как раз считаются лишь девушки, достигшие восемнадцатилетнего возраста. Но к тому времени принцесса уже выйдет замуж и уедет в какое-нибудь из новых королевств, а навещать родные края сможет лишь от случая к случаю. Так что сегодня город еще и репетировал прощание с принцессой.

И никто не спрашивал, к чему такая спешка, почему бы девушке не пожить ещё годик-другой в доме отца. Мало того, что так велел обычай. Этого требовали и жизненные обстоятельства. Слишком уж часто пропадают без следов взрослые и незамужние знатные дамы Королевства, чтобы подобным образом рисковать и королевской дочерью.

В чем причина этих исчезновений, горожане также предпочитали не задумываться. Так повелось испокон веков, но в последнее время они пропадают особенно часто. Знать, такова судьба.

А спрашивать, зачем и почему – опасное занятие. Так ведь недолго и заинтересоваться, отчего эльфийское заклятие, не позволяющее жителям Королевства проявлять агрессию в отношении друг друга, не действует, например, на гномов, или приезжих из других стран. Чужеземцы могут хоть каждый день устраивать потасовки в портовых тавернах, и их даже разогнать некому, кроме портового патруля, состоящего из тех же чужеземцев. А местные стражи порядка не могут применять силу из-за того же заклятия.

Несправедливо? – Может быть. Но от чувства обиды недалеко до желания восстановить справедливость, а там, стоит немного забыться, сработает и это чертово заклятье. Нет уж, лучше принимать мир таким, как он есть. Раз принцессе грозят неприятности, лучше поскорей выдать ее замуж.

Правда, имя жениха до сих пор еще не известно. Подходящих по возрасту принцев в новых королевствах что-то не видать, а остальные претенденты выглядят как-то несолидно. Как это – королевская дочь, получившая великолепное образование и привыкшая к блестящему авилонскому обществу, вдруг превратится в обычную баронессу? Кому ей свои манеры показывать – коровам и козам, что ли?

Но именно эта неопределенность и придавала оптимизма потенциальным женихам. «Раз уж шансы у всех без исключения ничтожно малы, а замуж выходить принцессе так или иначе нужно, почему бы именно мне не оказаться счастливчиком?» – думает каждый из желающих породниться с королевской семьей. Вот и съехалось этих баронов на праздник – великое множество. Что ж, тем веселее будет наблюдать, как принцесса их отошьёт. И горожане ухмылялись в предвкушении потехи, продолжая скоблить стену, и одновременно отворачивая лица от надоедливого луча рассветного солнца.

И никем не понятому озорнику не осталось другого выхода, как рассеянно пробежаться по центральной городской улице, где все также заняты неотложными делами. Дворники метут мостовые. Лавочники проверяют, надежно ли закрыты ставнями витрины. Не дай бог, во время праздничного шествия кто-то потеряет равновесие, толкнет соседа, который, в свою очередь, навалится на впереди идущего, и вся толпа вдруг рухнет прямо на твою ни в чем неповинную лавку – убытков не оберешься. Королевские слуги украшают стены домов свежими цветами, и еще раз просят окрестных жителей без нужды не выходить из дома, а если уж приспичит, то хотя бы одеться поприличней. Ибо в этот день все должно быть прекрасно – и люди, и их одежды, и даже стены. Нынешним утром у всех множество забот и ни минуты свободного времени, а поглазеть на рассвет можно и завтра – никуда он не денется.