К счастью, солнечный луч был еще слишком молод и беспечен, чтобы надолго огорчиться из-за людского невнимания. Весело проскакав по черепичным крышам, он направился к высоким разноцветным окнам королевского дворца и возле одного из окошек остановился. Там, в малом зале, принцесса Настюрция беседовала с придворным ученым и чародеем, гномом Эйнли, сыном Штейнли.

Разумеется, юная принцесса была прекрасна. Об этом знал любой ребенок в Королевстве. Но Настюрция… как бы это лучше сказать… она оставалась бы красавицей, даже если бы вдруг перестала быть принцессой. Ее длинные золотистые волосы, казалось, состояли из таких же озорных и непослушных солнечных лучей, как наш знакомый, только получивших каким-то волшебным образом мягкость и упругость эльфийского шёлка. Глаза могли бы соперничать чистой голубизной с полуденным летним небом. А легкие колебания ее ресниц способны поднять настоящую бурю в сердце любого мужчины в возрасте от четырнадцати до шестидесяти лет. Голос принцессы завораживал, как журчание весеннего ручья. Правда, иногда в нём слышались жесткие командные нотки, а неподражаемо очаровательные губки Настюрции порой кривились в недовольной гримасе, но наш юный лучик не был еще настолько искушен в женщинах, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. Да и странно бы было, если бы принцесса вдруг оказалась не капризной.

Так или иначе, но наш знакомый начисто забыл обо всех своих проказах. Вокруг уже суетились его собратья, помогая украшать праздничный город, а он все продолжал внимательно смотреть и слушать.

Следует подчеркнуть, что обычно в это время Настюрция еще досматривала свои многосерийные сны, содержание которых мы не в состоянии пересказать, поскольку понятия не имеем, что может сниться принцессам. Но сегодня ей не терпелось узнать, какие же подарки приготовили отец и придворные, и принцесса поднялась с постели едва ли не раньше прислуги. И нельзя сказать, что она обманулась в своих ожиданиях. Вот только подарка от Эйнли, сына Штейнли, Настюрция так и не получила. И сейчас выказывала почтенному гному свое неудовольствие:

– Так я жду объяснений, Эйнли! – голос принцессы грозил из ручейка превратиться в поток раскаленной лавы. – Помнится, ты обещал ко дню рождения найти мне жениха. Необыкновенного жениха, какого не было ни у одной из принцесс Королевства. Кажется, ты что-то говорил про иные миры, где тоже есть молодые принцы, мечтающие хоть раз в жизни полюбоваться моей красотой. Я только что спросила у камердинера, и он уверяет, что ни один принц, хоть из иного мира, хоть даже из нашего, за последнее время во дворце не объявлялся. Как прикажешь это понимать, Эйнли? Уж не забыл ли ты о своем обещании? Или, может быть, ты просто решил надо мной посмеяться?

Бедный гном стоял, наклонив голову так, будто пытался спрятать лицо в собственной бороде. И молчал. Он не знал, что ответить взбалмошной королевской дочке. Разумеется, Эйнли ничего не забыл. Гномы вообще не способны забыть о своих деловых обязательствах. И он сделал все возможное, чтобы принцесса получила обещанный диковинный подарок. Хотя бы в благодарность за то, что ее дед некогда приютил у себя во дворце безвестного учёного Штейнли, изгнанного с Родины за кощунственные, еретические теории.

Отец Эйнли был астрономом и пытался доказать соплеменникам, что за пределами их мира существуют другие миры, и там, вполне возможно, обитают другие разумные существа, в чем-то похожие на гномов, эльфов, джиннов, или даже (каких только причуд не дождёшься от матери-природы!) – на людей. И Высший Совет гномов, может быть, не был бы столь суров к еретику, если бы тот не пренебрегал своими основными обязанностями. Но Штейнли настолько увлекся собственными идеями, что не отвлекался от них даже на службе, в секретной лаборатории, занятой совсем другими проблемами. А такого страшного преступления, как уклонение от общественно-полезного труда, гномы никому и никогда не прощали.

Сначала Штейнли запретили появляться в лаборатории, потом перестали пускать в библиотеку и удалили из его дома все пишущие принадлежности. Другой бы на его месте давно сломался, но отец Эйнли продолжал работать над теорией и сочинять книгу мысленно. И тут уже Совету ничего не оставалось, как выслать отступника вместе с семьей из страны, строго-настрого запретив кому-либо из гномов поддерживать с ними отношения. Мать Эйнли не вынесла такого горя, и вскоре умерла. А отец выжил, благодаря увлеченности работой и расположению короля.

Разумеется, юный Эйнли продолжил дело отца. Но, кроме того, он добросовестно изучил и традиционные науки. И день рождения принцессы Настюрции показался гному удобным случаем добиться всемирного признания теории Штейнли. Гном разработал универсальное заклинание, не отреагировать на которое не способно ни одно разумное существо во Вселенной, создал устройство, непрерывно воспроизводящее этот призыв. Самым сложным оказалось добиться того, чтобы заклинание не слышали сами жители планеты, но Эйнли справился и с этой задачей, установив фильтр, поглощающий сигнал в том диапазоне, который способно распознать ухо человека, гнома или эльфа. Джинны в расчет не принимались, поскольку воспринимали весь частотный спектр, но реагировали только на призывы к принятию пищи. А в данном случае речь шла совсем о другом.

И вот прибор заработал. Сколько ушло на его постройку королевского вигрина – самому теперь вспомнить страшно, но гном надеялся, что результат, то есть появление во дворце жениха из иного мира, оправдает непомерные расходы.

И поначалу всё шло хорошо. Эйнли готов поклясться, что видел в телескоп некий объект, явно искусственного происхождения, подлетающий к планете. И судя по скорости и направлению полета, он давно уже должен быть приземлиться где-то в окрестностях Абилона. Но дальше произошло нечто непредвиденное. Таинственный объект исчез вместе с надеждами гнома на признание. Эйнли начал подозревать, что один из коэффициентов, используемый им в расчетах, на самом деле оказался переменной величиной, зависящей от местных условий. Что законы природы, действующие на планете, не абсолютны, а относительны. И он обязательно разберется, в чем тут дело, если только переживет сегодняшний день. Но не пересказывать же принцессе, а тем более – королю, в подробностях всю теорию его отца, да еще и с добавлениями от самого Эйнли.

Значит, остается надеяться только на чудо, или просто тянуть время.

– Ваше высочество! – гном постарался, чтобы его слова звучали убедительно. – Я уверен, что прекрасный принц уже на пути к королевскому дворцу. И не далее, чем на закате сегодняшнего дня, вы его увидите. Не будь я Эйнли, сын Штейнли!

Собственно, он ничего не терял, давая традиционную, нерушимую гномью клятву. Так или иначе, но если жених не появится, Эйнли всё равно вскоре не станет.

Принцесса удивленно посмотрела на гнома. Видимо, она что-то уже слышала про клятву. И, по крайней мере, уверения гнома ее успокоили. На время.

– Хорошо, я подожду до вечера, – ручеёк её голоса мгновенно покрылся коркой льда.

– Но если ты обманул меня, Эйнли – пеняй на себя.

Принцесса отвернулась и сорвала раздражение на прислуге:

– Эй, кто-нибудь, да задёрните же, наконец, портьеры! Солнце прямо в глаза светит.

Глава 12

Брик догнал графа мили через три. Да и то не совсем догнал, а благоразумно следовал на почтительном расстоянии от хозяина. К тому времени запасы вина у него уменьшились на четверть, зато настроение улучшилось втрое. Погода стояла превосходная, солнце пригревало, но не пекло, да и ветерок остужал. Дорога выдалась прямая и не тряская, без подозрительных зарослей кустарника по обочинам. Прежние страхи, если и не были притворными, то теперь уже оставили оруженосца в покое, и Брик почувствовал непреодолимую тягу к общению. Он ещё раз приложился к бутылке, не без труда поравнялся с хозяином и, на всякий случай, стараясь дышать в сторону, заговорил:

– А все-таки жаль, ваша милость, что принцессу за иноземца отдадут.

– Почему это жаль? – рассеянно отозвался граф.