Чем ближе Коля подходил к дворцу, тем выше тот становился, тем лучше было видно его по варварски роскошное великолепие. Крепостные стены из красного и черного гранита окружали дворец с четырех сторон. За ними виднелись солидные постройки из белого мрамора. Позолоченные крыши блестели под ярким солнцем.
Рядом с дворцом, на берегу небольшого озера росла пальмовая роща. По другую сторону озера раскинулись лоскутные поля огородов и бахчей. В отдалении возвышалось темное строение, огороженное высокой глухой стеной, но построенное без роскоши, которой отличался дворец. Внутри строения что-то глухо урчало и ухало. Из-за стен поднимался густой водяной пар. Строение и замок соединяла неширокая, но наезженная пыльная дорога.
Коля подошел к тяжелым массивным воротам из темного дерева, украшенным резьбой и серебренными гравированными пластинами.
По обе стороны от ворот стояли на вытяжку два стражника. Они как бы дополняли друг друга. Один – худой и длинный, второй – низенький и толстый. Оба вооружены здоровенными изогнутыми саблями, висевшими на поясе. Одеты стражники были в зеленые шаровары и просторные белые рубахи. Из-под шаровар виднелись грязные босые ноги, пальцы ступней оканчивались недлинными кривыми когтями. Такие же когти Коля заметил и на руках у стражников. На головах они носили зеленые чалмы. Под чалмами проступали контуры небольших, но крепких рогов.
Рожи оба стража имели самого злодейского вида. На них выделялись огромные крючковатые носы, обильно поросшие густыми черными волосами, как изнутри, так и снаружи. Из-под нижней губы у длинного выступали два желтых нечищеных клыка; у низенького левый клык был сломан, и он периодически облизывал осколок зеленым пупырчатым языком, страдальчески морщась при этом. Оба стражника, не мигая, смотрели на пришельца.
Коля остановился. Он поправил на плече свернутый коврик и, постаравшись придать голосу как можно больше приятности, поздоровался. Стражи и ухом не повели. Тогда космонавт изобразил перед ними пантомиму, которую разыграл перед визитером на ковре-самолете. Успеха Колино выступление не возымело. То ли стражи были отлично вымуштрованы, то ли просто настолько тупы, что ничего не поняли. Так или иначе, но ответной реакции Коля не добился. Мордовороты продолжали стоять по стойке смирно, не приглашая путника войти внутрь, однако и не выказывая враждебных действий. На их лицах застыло выражение крайнего недоумения. Коля также молча их разглядывал.
Неизвестно, сколько продолжалась бы эта немая сцена, если бы в воротах не открылась неприметная калитка, и из нее не вышел уже знакомый Коле толстяк.
– Проходи, проходи, дорогой, я тебя уже заждался! А вы чего смотрите, бестолочи? Пропустите гостя!
Глава 3
Рано утром в лесу прошел дождь. По-летнему теплый и несильный, он наполнил воздух свежестью и особым ароматом. Ближе к полудню распогодилось, и сквозь густые кроны деревьев к земле пробивались лучи яркого солнечного света. Блики плясали по траве и по листьям деревьев, отражаясь в невысохших каплях дождя. Время от времени то здесь то там на землю обрушивались струи воды, скопившейся среди листвы. Деревья избавлялись от остатков утреннего дождя; они словно встряхивались, как собака после купания.
По тропе ехали двое всадников. Первый был высок и строен. Он сидел в седле, выпрямившись во весь свой немалый рост, и свысока оглядывал окружающий лес. Светло-коричневый камзол из плотного бархата безупречно сидел на его ладной фигуре. Ноги всадника были затянуты в кожаные штаны такого же светло-коричневого цвета. Начищенные до блеска черные высокие сапоги со шпорами упирались в стремена, украшенные серебряной насечкой.
Всадник был красив той особой мужской красотой, которая неотвратимо привлекает, а порой и губит романтически настроенных глупеньких молодых девушек. Длинные светлые волосы он собрал на затылке и перевязал тонким жгутом. Синие, до странности светлые, глаза не выражали ничего, кроме спокойной уверенности в себе. Щеки и подбородок всадника были тщательно выбриты, словно он не ехал в глухом лесу, а входил в бальный зал. Всем своим видом молодой человек показывал, что все окружающее ему глубоко безразлично, и единственный объект в округе, заслуживающий внимания и почитания – это он сам.
Лошадь всадника была безупречна. Она прекрасно подходила своему хозяину. Гнедая масть лошади гармонировала с костюмом наездника. Казалось, что лошадь так же одета в коричневый камзол и черные сапоги. Темный окрас лошади подчеркивал ее силу и выносливость.
Хозяин и лошадь чем-то походили друг на друга – в обоих чувствовалась породистость происхождения. Порода лошади была выведена искусственно, ее годами сохраняли и передавали через отборных потомственных жеребцов и кобыл.
В отношении наездника, слово породистый обычно заменяли на более благозвучное словосочетание «благородное происхождение», что, в общем-то, особенно не меняло ситуацию. Происхождение молодого человека также являлось результатом селекционной работы. Уже много поколений рыцари королевства не признавали браков с высокородными дворянками. Исключения не делались даже для иноземных принцесс. Аристократы женились только на своих собственных подданных. Выросшие в деревне здоровые и крепкие крестьянки давали многочисленное и, главное, здоровое потомство.
Закон о баронском браке появился несколько столетий назад. В те времена аристократы женили своих детей исключительно друг на друге, сохраняя благородство крови и наследные земли. В результате все дворяне королевства оказались родственниками и, как следствие, началось вырождение дворянства, с каждым последующим поколением все более ярко выраженное. Наконец дело дошло до того, что в семье барона Примуса родился мальчик, который мог передвигаться только на четвереньках и мычал как корова.
Правящий в то время король Лодж, отличавшийся редким для его сословия умом и здравым смыслом, не на шутку встревожился этим знамением. Он не пошел на поводу у монахов, которые потребовали объявить по всему королевству всеобщий пост сроком на три месяца, дабы замолить грех. Не одобрил он и более радикальных мер, типа поголовного сожжения всех черных котов и обязательного бичевания населения. Король не согласился даже на безотказно работавшие в прежние годы реквизицию половины имущества крестьянских хозяйств и добровольное их пожертвование монастырям.
Вместо этого, Лодж отправился в паломничество в святую землю Цинх, дабы провести несколько недель в познавательных беседах с тамошними мудрецами. Результатом паломничества, обставленного, разумеется, с подобающей князю роскошью, стал новый закон о браках для рыцарей. Согласно этому закону дворянам предписывалось выбирать себе жен среди собственных крестьянок. Руководствоваться при этом предписывалось исключительно соображениями здоровья и красоты кандидаток. Рыцарский брак более не считался святым нерасторжимым таинством с момента церемонии в церкви. Невеста могла считать себя полноценной баронессой, только родив барону здорового красивого младенца мужского пола. До этого радостного события, барон был вправе в любой момент отослать жену обратно в деревню и подыскивать новую кандидатуру.
Подданные с восторгом приняли закон. Короля назвали Законодателем и поспешили претворить его решения в жизнь. Молодые аристократы вовсю веселились, разъезжая по деревням и выбирая себе невест. Недостатка в кандидатках не наблюдалось. Хорошенькие здоровые крестьянки выгодно отличались от изможденных полупридурочных дочерей баронов. То, что сами женихи также не блистали ни статью, ни умом, препятствием ни для кого не служило. Призом в этой гонке была баронская, а то и графская корона, и все остальное, типа бельма на глазу и хромоты будущего мужа, девушек не останавливало.
Аристократы начали бурно плодиться. Пользуясь расплывчатой формулировкой закона, любвеобильные дворяне меняли жен и после того, как те рожали им детей. Будущего наследника барон выбирал, как лучшего щенка из помета на псарне. Или, продолжая лошадиную аналогию, выводил, как породистого жеребца на конском заводе. Уже через несколько поколений рыцарство королевства, обогащенное свежими генами, прославилось своей красотой, недюжинной силой и несокрушимым здоровьем.