— Хватит качать права, Риччоне. Ты купил ее по дешевке, я слышал. Можешь продать и еще заработать на этом деле.

От волнения Марко вспомнил, как зовут Спину.

— Я был бы только рад следовать вашим указаниям, Дон Сальваторе.

— Ты счастливчик, Риччоне, хотя сам этого не понимаешь. Ты кое-чего здесь добился, верно, но не так уж много. Пока тебе не стукнет пятидесяти пяти и у тебя не будет камней в почках, едва ли тебе станут целовать перстень на руке. И всегда можно ждать неприятностей. Хочешь знать правду? На этом острове до чертиков скучно. А в Штатах такой парень, как ты, может по-настоящему развернуться. Через год у тебя будет открытый «линкольн», а то и двухэтажный дом, да в придачу бунгало с собственным пляжем на Лонг-Айленде.

Почему Спина, думал Марко. Почему о решении Дона К, ему объявляет великий Спина, хотя до сих пор это делал его покровитель Тальяферри, через которого передавались все приказы?

— Как скоро это нужно сделать, Дон Сальваторе? — спросил Марко.

— Уехать? Чем скорее, тем лучше, Риччоне. Медлить нельзя. Дон К, может уговорить твоих противников подождать неделю, не больше. После этого тебя будут разыскивать полсотни молодцов Джентиле с духовыми ружьями двенадцатого калибра, заряженными картечью. Ты и помолиться не успеешь.

Спина изящно жестикулировал, сложив щепоткой четыре пальца и ритмично покачивая кистью. В сочетании со сказанным это могло означать что угодно, но в данном случае обещало отмену приговора. Широкая улыбка растягивала щеки и удлиняла челюсть. К мстителям с духовым ружьем наперевес Марко отнесся скептически, как к чему-то театральному и не правдоподобному. В действительности, должно быть, пройдет немало медленных и осторожных лет, прежде чем в один прекрасный день смышленый на вид молодой Джентиле, сменив имя и скрыв, кто он такой, обратится к нему за работой, или другой Джентиле, досконально изучивший все его привычки, явится в бар, куда Марко ходит пить кофе, а может быть, механик из гаража, где обслуживают его машину, будучи тайным сторонником семьи Джентиле, найдет способ кое-что «починить».

— И надолго, Дон Сальваторе?

— Лет на десять. Твоим друзьям хочется, чтобы ты остался в живых. Да и твоей милой молодой супруге еще рано быть вдовой.

— Я не уверен, сумею ли я за неделю продать квартиру и мебель, Дон Сальваторе.

— А чего торопиться? Тальяферри это сделает и переведет тебе деньги. Проблема решена?

— Да, Дон Сальваторе.

— Вот такое отношение мне нравится, Риччоне. Правильный философский подход. Все знают, что ты здесь немало потрудился. И за океаном о тебе позаботятся. Тебя сведут с нужными людьми и предоставят возможность как следует развернуться.

— Большое вам спасибо за участие, Дон Сальваторе.

— Не стоит, Риччоне, не стоит. Я заинтересовался твоей судьбой только потому, что ты малый перспективный. У меня есть предчувствие, что ты далеко пойдешь. Я отправляю тебя в такое место, где ты сможешь расправить плечи и свободно вздохнуть. Ты слышал когда-нибудь про город Солсбери в штате Массачусетс? Наверно, нет? Так вот. У меня есть там хороший приятель, мой компаньон в те годы, когда я занимался спиртным. Человек он отличный и при деньгах. К нему я и посылаю тебя, Риччоне.

— Еще раз спасибо, Дон Сальваторе. К сожалению, у меня нет возможности выразить всю благодарность, какую я испытываю в душе.

— Забудь об этом, Риччоне. И перестань выражаться как итальянец. Мы повязаны одной веревочкой, значит, должны помогать друг другу. Все за одного, и один за всех. Рано или поздно и мне придется попросить тебя об одолжении, и я знаю, ты мне не откажешь.

— О, если бы когда-нибудь это произошло, Дон Сальваторе. О большем я и не мечтаю.

— Перейдем к деталям, — сказал Спина. — «Принчипе ди Пьемонте» отплывает из Генуи в Нью-Йорк в понедельник, восьмого числа. Ровно через неделю. У меня было предчувствие, что все может так обернуться, поэтому для тебя и твоей семьи заказана каюта первого класса. За билеты платит человек, которого мы не будем называть. А теперь сделай милость, перестань меня благодарить.

С нами-то все будет в порядке, думал Марко, с Терезой, с детьми и со мной. Но как насчет остальных? Что будет с ними? Две матери-вдовы, у которых старость уже не за горами? Кристина, которую муж рано или поздно бросит, воспользовавшись как предлогом ее прошлым… Паоло с его новым гаражом, агентством «Аджип» и мастерскими по обслуживанию «фиатов», а также с астмой, которая прогрессирует и дает дополнительную нагрузку его и без того больному сердцу? И целая куча двоюродных, троюродных и четвероюродных братьев, сестер и прочих родственников, которые, как только он стал чуть-чуть преуспевать, появились, требуя защиты, любви, денег, рождественских индеек, советов по поводу браков и земельных тяжб, — и все эти обязанности он брал на себя охотно, почти с благодарностью. Что они будут делать? К кому обратятся за помощью и поддержкой, когда он уедет?

— Ну, что ты скажешь? — спросил Спина. — Что теперь ты думаешь по поводу своего будущего?

Им занялся Эндрю Кобболд, урожденный Андреа Коппола.

— Ты больше не Марко Риччоне, — заявил Кобболд. — Постарайся забыть, что ты им был. Теперь тебя зовут Марк Ричардс. Ты получишь приличную должность в компании «Винсент Стивенс», а жить будешь в респектабельном районе на Чемплейн авеню. Старайся держать марку.

— Я сделаю все, что в моих силах, сэр.

— И не величай меня «сэром». Здесь демократическая страна. Кобболд сидел, не сводя с него сонного взгляда. Это был моложавый человек с залысинами надо лбом, с густыми — словно в утешение — зарослями черных волос по бокам и молочно-белой, как у юной девушки, кожей. Лицо его попеременно принимало то презрительное, то умиротворенное выражение, а когда он встал, Марк снова удивился тому, какого он маленького роста. Кобболд был адвокатом, возглавлял правовой отдел компании «Винсент Стивенс» и, по мнению многих в этой организации, которая доверяла больше слухам, чем фактам, был первым претендентом на корону в стивенсовской империи, основателем которой являлся Дон Винченте ди Стефано. По слухам, Кобболд вытеснил законного наследника, сына Дона Винченте.

— Возьмем меня, к примеру, — пустился в откровения Кобболд. — Как ты думаешь, где я родился?

Марк знал, что Кобболд родился в Америке, получил от отца небольшое состояние, нажитое на торговле пивом во время сухого закона, и окончил юридический факультет Гарвардского университета. Он пожал плечами.

— Я родился в Малберри-Бенд, — сказал Кобболд. — На Элизабет-стрит. Но ты ведь в понятия не имеешь, где это.

— Я еще мало пробыл в Штатах, — ответил Марк.

— Конечно мало. Малберри-Бенд было итальянским гетто. Мой отец начал с крохотного банка в помещении магазина. Я хочу сказать вот что, Ричардс: не нужно тащить груз прошлого за собой через всю жизнь. Сейчас пятьдесят третий год. С Сицилией ты покончил, и я надеюсь сделать из тебя американца. Откуда у тебя, между прочим, такое произношение?

— Я два года был переводчиком у англичан, а потом работал на складах американской военно-морской базы в Кальтаниссетте, мистер Кобболд.

— И это твой плюс, — сказал Кобболд. — Что же касается остального, то извини за откровенность, ты выглядишь как кусок сала. Что ты пьешь, Ричардс? Дома, я хочу сказать.

— Мы иногда пьем вино.

— Так я и думал. Придется тебе привыкать к виски. И ты, наверное, ешь много мучного?

— Не очень много, — ответил Марк. — Раза два в неделю, не больше.

— На людях мучного не ешь. А то на тебя сразу обратят внимание. Для нас главное — не выделяться, быть как можно неприметнее. Кроме того, с мужчинами не целоваться.

Кобболд еле слышно постукивал по крышке стола пальцами с тщательно ухоженными ногтями. Волосы, исчезая у него с головы, в изобилии росли на всех других местах, включая пальцы и кисти рук. Позади него на стене кружились танцовщицы из «Мулен-Руж» на афише Тулуз-Лотрека.