— Я была в интернет-кафе, Брайан. Когда ты приехал в Орландо? Ты уже поселился в «Пибоди»? И почему на тебе кожаная куртка в самый жаркий день в истории?

— А почему ты — на заднем сиденье? Я тебе не наемный лимузин.

— Мне сегодня хочется, чтобы все обращались со мной как с королевой. Так ты зарегистрировался в гостинице?

Брайан издал сдержанное рычание.

— Будем считать, что это значит «да». Что ты такой нахохленный, птенчик?

— Поцапались с Пшш. Бои без правил.

— Хмм.

Дженет решила придерживаться принципа невмешательства.

— Не хочешь спросить почему?

— Несколько лет назад спросила бы. А теперь — нет.

— Сволочь она.

— Не включишь кондиционер?

Брайан щелкнул выключателем.

— Она хочет сделать аборт. Погубить нашего ребенка.

— Теперь понятно. — Ни при каких обстоятельствах не вмешивайся в это. Эй, погоди — так ведь я наконец стану бабушкой!

— Она даже не позаботилась спросить мое мнение.

— А какое у тебя мнение?

Дженет, не лезь не в свое дело.

— Ребенок — это первое светлое событие в моей жизни. У меня никогда не было, ради чего жить, и вот оно наконец появилось, а она собирается пойти и убить это.

Наступило молчание.

— Мой мотель — третий поворот направо после этого светофора, Брайан.

— Ты не в «Пибоди» живешь?

— Там слишком дорого.

— Ну еще бы. Скажи, почему ты вечно прибедняешься?

— Брайан, как ты узнал, что Пшш собирается сделать это?

— Она все отмалчивалась, стоило мне заговорить о детской кроватке или группах развития. Потом я поймал ее на вранье с автоответчиком. Она записалась в клинику.

— Это уже другое дело.

— Да. — Зажегся зеленый свет. — Ну ладно. Как ты себя чувствуешь, мам?

— Сносно. Ничего выдающегося. Но ты, я вижу, хочешь сменить тему.

— Хочу. Все это слишком... тяжело для меня.

Оба притихли — каждый в своем эмоциональном мире. Когда они уже подъезжали к мотелю, Дженет спросила, куда Брайан намерен ехать дальше.

— Никуда. Просто покатаюсь.

— Тогда почему бы нам не покататься вместе, недолго.

— Правда?

— А почему бы и нет?

Лицо Брайана озарилось, словно Дженет разрешила ему слизать шоколадное суфле сразу с обоих венчиков миксера. Он расслабился.

— Хочешь, расскажу одну смешную штуку насчет Пшш?

— Давай, повесели меня.

— Ее никогда не приучали к горшку.

— Прости, не поняла?

— И понимать нечего. Ее родители никогда ее не приучали. Они считали, что сажать ребенка на горшок — «патриархальная и буржуазная привычка», в некотором роде «подавление свободы личности во имя гигиены». В их представлении гигиена — это что-то мещанское и в высшей степени отвратительное.

— Ты шутишь.

— Вовсе нет. Они из бывших леваков-шестидесятников. Ты просто не представляешь, какой мусор у них в головах.

— Но теперь-то Пшш пользуется туалетом?

— Да. Она говорила, что когда ей было лет пять, она обратила внимание, что никто кругом не носит подгузников, и сама во всем разобралась.

— Такие вещи, — сказала Дженет, — могут серьезно испортить ребенку психику. — А вот теперь, подумала она, самое время задать один вопрос: — Кстати, Брайан, что у Пшш за история с именем?

— А, это. Когда ей исполнилось шестнадцать, родители сказали, что она сама может выбрать себе имя, потому что то, которое ей дали при рождении, сковывает ее и, возможно, сделает социальным уродом.

— Тогда что же значит ПШШ?

— Это сокращение от имени мученически погибшего героя перуанской террористической организации «Сияющий путь».

— А почему ей было не выбрать Лайза или Келли?

— Но это же не Пшш.

Дженет призадумалась.

— А как ее настоящее имя?

— Она мне не говорит.

— Брайан, если бы тебе пришлось выбирать себе имя в четырнадцать лет, какое бы ты выбрал?

— Я? Я выбрал бы Уэйд. Я всегда завидовал его имени.

— Может быть, стоит поехать в гостиницу? — сказала Дженет. — И пообедать с Уэйдом? Он сейчас там.

— Все ждали его вчера вечером, но он не явился.

— Это совсем другая история.

И Дженет рассказала Брайану о потасовке в баре.

«Пибоди» был отелем класса «люкс», которые у Дженет ассоциировались с послевоенными фильмами, где добродетельные женщины обедали с приятельницами и отвергали предложения подняться в номер со смуглолицыми таинственными мужчинами. Под навесом у входа собралась небольшая толпа, во главе которой Дженет увидела Сару и еще одного космонавта — командира корабля Брунсвика?

Заметив Дженет и Брайана, Сара помахала им. Брайан сдал машину прислуге, и они с Дженет стали пробираться сквозь переплетения кабелей и плотный заслон жарящихся на солнце любопытствующих туристов. Не обращая внимания на толпу, шум и жару, Сара сказала: «Привет, мам. Привет, Брайан. Это наш командир Брунсвик. По-моему, вы еще не знакомы».

Дженет протянула руку хрупкому, безупречно сложенному датскому догу — мужчине, такому же маленькому, как Сара. Стоп — но тогда, значит, это вовсе не датский дог, скажем, шпиц, и все же он...

— Приветствую, — сказал капитан Брунсвик, но не пожал протянутой руки. — Извините, — сказал он, — но мы не можем ни с кем соприкасаться накануне взлета. Простуда, грипп и всякое такое.

— Понимаю.

— Сара, что здесь происходит? Этого не было в программе, — сказал Брайан.

— Небольшая пресс-конференция в пользу участников маршей протеста. Мы дождемся детишек, чтобы сделать фоторепортаж... сначала мы собирались снимать его на мысе, но детишкам там сделалось худо. Мы едем обратно в свою жестянку, — она посмотрела на часы, — через семь минут.

— В жестянку?

— Ну да, в шаттл.

Радиоведущий задал командиру экипажа вопрос, который целиком отвлек его внимание. Из плотно сгрудившейся толпы вынырнул Уэйд. Сара схватила его за плечо и сказала Дженет: «Мам, я слышала, что Уэйд сегодня утром заезжал к Брунсвикам. Как тебе показались Брунсвики? Эта... династия?»

— Мне показалось, что я попал на съезд поклонников стартрека, — сказал Уэйд, — все эти ребятишки перед домом...

— Знаю. Фанаты, правда? — Сара посмотрела на Дженет и хихикнула. — Знаешь, они в ужасе от нашей семьи. Правда, правда. Я была у них на прошлой неделе, и это напомнило мне все эти научные слеты моего детства. Я все ждала, что Аланна Брунсвик появится с подносом крекеров, украшенных розочками из дерьма.

Дженет спросила Уэйда, где Бет.

— Вот-вот подойдет. Прихорашивается, чтобы показаться Саре.

Дженет сделала большой глоток из бутылки из-под минералки, наполненной мотельной водопроводной водой. Ей казалось, что бутылка под мышкой придает ей какой-то пусть не особый, но шик. В этот момент она увидела Пшш, которая прорывалась сквозь толпу, такая же крохотулька, как космонавты, в лосинах и потрепанной черной мотоциклетной коже. Вид у нее был будто она причесывалась влажной пятерней.

Брайан, весьма довольный возможностью представить свою подружку — какую ни на есть, — сказал: «Уэйд, это...» Но закончить фразу ему так и не удалось. Пшш стремительно проскочила мимо, на ходу бросив Дженет короткое приветствие, и прямиком насела на Сару, засыпав ее стремительными, как пулеметная очередь, вопросами личного характера.

— Сколько раз вы можете отжаться от пола? Вы знаете свой коэффициент умственного развития? Кроме вашей руки, есть какие-либо еще медицинские противопоказания, которые могли бы вам, ну, помешать стать космонавтом? Как вы думаете, у вас когда-нибудь будут дети? Есть ли причины, которые могут помешать вам завести ребенка?

— Господи, — сказал Брайан, — оставь мою сестру в покое.

Пшш повернулась к нему, кипя от злости:

— Нет, это ты оставь меня в покое. Это свободная страна, и никто не может помешать мне разговаривать с твоей сестрой. Понял?

Дженет переглянулась с Уэйдом, Брайан заметил это и вспыхнул. Между тем толпа продолжала расти, и опробуемая электроаппаратура гудела, как скопище больших рассерженных жуков.