«Ну, — ругала себя Кэтрин, — ты ведь именно этого хотела?» Она собрала в себе весь гнев, пытаясь сдержать слезы. Кэтрин Андерсон никогда не позволяла себе плакать. Лить слезы здесь! Об этом не могло быть и речи. Плачут слабаки. Слабаки и дураки!

Кэтрин Андерсон не была ни слабой, ни дурой. Прямо сейчас обстоятельства могут в корне измениться, и через двадцать четыре часа все будет совсем по-другому.

За дверью кабинета прогремел голос Клея Форрестера: «Кто?!» и Кэтрин открыла глаза.

Дверь кабинета распахнулась, и Кэтрин почувствовала огромную усталость и равнодушие, когда в проходе перед ней предстал Клей Форрестер. Его глаза — такие же серые, как у отца, пронизывали ее насквозь. Его хмурый вид говорил о том, что он не поверил ни единому слову! Положив руки на бедра, он внимательно осмотрел ее с ног до головы, задержав взгляд на животе, отметив про себя, что она держится бесстрастно.

Ей стало не по себе от его дерзкого взгляда — это было как пощечина — и она постаралась отплатить ему тем же: гордо вскинув голову, она пристально разглядывала его нижнюю губу. Кэтрин хорошо помнила его губы, несмотря на то, что видела их всего один раз, и с того момента прошло много времени…

Девушка оставалась неподвижной под его испытующим взглядом.

— Кэтрин? — наконец спросил он. Вопрос прозвучал так холодно, что Кэтрин надеялась увидеть дыхание Клея.

— Привет, Клей, — ответила она ровным голосом, стараясь казаться равнодушной.

Клей Форрестер наблюдал, как она встала, стройная и уверенная. Почти надменная и явно не напуганная… Она вряд ли станет просить!

— Тебе тоже сюда, — только и сказал он. Кэтрин окинула его взглядом, который, как она надеялась, выражал холодность, и прошла в кабинет. Проходя мимо него, она почти физически ощутила враждебность, исходившую от молодого человека.

Кабинет был похож на комнату, которые часто описывают в книгах: горел огонь в камине, на полированных столах стояли наполовину наполненные бокалы, на стене за кожаным креслом висел оригинал написанного маслом пейзажа Терри Рэдлина, мягкий ковер на полу… В этой комнате все говорило о бесконечном уюте. Герб Андерсон точно вычислил, в котором часу все Форрестеры находятся дома. Он так сказал об этом:

— Я достану этих богатых сукиных детей, когда они все будут отсиживаться в своем прекрасном особняке, разодетые в фамильные драгоценности, и тогда посмотрим, кто за это заплатит!

Контраст между родителями Клея и Кэтрин был почти смехотворным. Миссис Форрестер уютно устроилась в кресле возле камина. Она была потрясена, но держалась достойно. Ее одежда была безупречной и современной, волосы со вкусом уложены, и это придавало ее чертам королевский вид. На красивых пальцах сверкали драгоценные камни, над которыми смеялся Герб Андерсон.

В таком же кресле по другую сторону камина, опустив глаза, сидела Ада Андерсон в своем стареньком пальто, которое она на что-то в свое время обменяла. Ее волосы были серыми, фигура коренастой. Единственным украшением на ее руке был тонкий золотой браслет, который за долгие годы тяжелой работы стерся и потерял свою форму.

Мистер Форрестер, в тройке прекрасного покроя, стоял за столом с сафьяновым покрытием. На столе лежало несколько книг в кожаном переплете, которые стоили столько же, сколько вся мебель в гостиной и доме Андерсонов.

И вот ее отец, разодетый в красный нейлоновый жакет с кричащей надписью «Бар Варго» на спине. Кэтрин старалась не смотреть на выпирающий от пива живот, обрюзгшее лицо, на постоянное выражение цинизма, которое как бы говорило, что бессмысленно пытаться из Герба Андерсона что-нибудь выбить.

Кэтрин остановилась рядом с матерью. Она чувствовала, что Клей стоит за ней. Но она предпочла смотреть в лицо его отцу, безусловно, самому важному человеку в этой комнате. Даже его поза за столом была выбрана правильно и означала командное положение. Понимая это, она решила стоять и смотреть прямо ему в лицо. Ее отец мог ругаться и продолжать вести себя, как пьяный матрос, но этот противник представлял куда большую угрозу. Кэтрин чувствовала полное самообладание мужчины и понимала, что сделает грубую ошибку, если в ее лице появится хоть намек на вызов. Этот человек знал, как вести себя с враждебностью и неповиновением, поэтому она тщательно скрывала свои чувства.

— Кажется, мой сын вас не помнит? — Его голос звучал, как кромка первого ноябрьского льда на озере Миннесота: холодный, резкий, тонкий и опасный.

— Нет, — ответила Кэтрин, глядя прямо ему в глаза.

— Ты помнишь ее? — резко спросил он сына, желая услышать подтверждение.

— Нет, — ответил Клей, пробуждая в Кэтрин ярость не оттого, что ей хотелось, чтобы ее вспомнили, а оттого, что это была ложь. Он не мог забыть ее! Кэтрин решила, что у него хватит денег, чтобы сочинить любую ложь, какую пожелает. И все же его ответ терзал ее. Она обернулась и увидела, что он абсолютно спокоен. Кэтрин одарила его таким холодом своих голубых глаз, какой мог состязаться лишь с холодностью взгляда его отца.

«Лжец!» — казалось, кричали ее глаза, а он тем временем надменно рассматривал ее лицо, потом перевел взгляд на ее светлые волосы и смотрел, как они переливаются на фоне огня. Вдруг он вспомнил их блеск.

Он вспомнил ее! Но постарался не показать этого.

— Черт, что все это значит, тайный сговор? — бросил он возмущенно.

— Боюсь, что нет, и ты это знаешь, — ответила Кэтрин, прикидывая в уме, насколько ее хватит, чтобы сохранять напускное спокойствие.

В разговор неожиданно вмешался Герб Андерсон, визжа и тыча пальцем в Клея:

— У тебя нет выбора, любовничек, поэтому не думай…

— Вы находитесь в моем доме, — вмешался мистер Форрестер, — и, если вы хотите, чтобы эта… эта дискуссия продолжалась, сдерживайте себя, пока вы тут! — Нельзя было не заметить, с каким сарказмом он произнес слово «дискуссия», было очевидно, что Герб Андерсон не знает значения этого слова.

— Займитесь делом и заставьте любовничка признаться, или разрешите мне выжать из него правду так, как я это сделал с ней.

Казалось, что-то мерзкое вползло в душу Клея. Он резко посмотрел на девушку, но она оставалась спокойной. Ее взгляд сейчас был устремлен на крышку стола, губы плотно сжаты.

— Вам следует вести себя благоразумно, сэр! В противном случае вам, вашей жене и вашей дочери придется немедленно отсюда убраться! — приказал Форрестер.

Но Андерсон всю свою жизнь ждал подходящего случая, чтобы разбогатеть, и теперь… Господи… он представился! Андерсон повернулся и посмотрел прямо в глаза Клею Форрестеру.

— Давай послушаем, любовничек, — прошипел он. — Давай послушаем о том, что ты никогда раньше даже не видел ее, и я превращу тебя в жалкое месиво! А когда я это сделаю, я возбужу против твоего старика уголовное дело, и он выплатит мне все до последней копейки. Такие богатые ублюдки, как ты, думают, что всегда правы только потому, что у них водятся бабки! Да, но не на сей раз, не на сей раз! — Он помахал пальцем под носом Клея. — На сей раз ты заплатишь за все!

Оскорбленная, Кэтрин знала, что спорить бесполезно. Отец пил весь день и сейчас был в прекрасной кондиции для ссоры. Кэтрин видела, что ссора назревает, но не могла ничего поделать.

— Клей, ты знаешь эту женщину? — зловеще спросил Форрестер, намеренно игнорируя Андерсона.

Не успел Клей ответить, как Герб Андерсон приблизился к дочери и прошипел ей в лицо:

— Скажи ему, девочка… скажи ему, что от этого парня ты забеременела! — Непроизвольно Кэтрин отшатнулась от отца, от которого исходил неприятный запах спиртного, но он подался вперед, схватил ее за щеки и заскрежетал: — Ты скажешь ему, если хочешь, чтобы тебе было хорошо.

Клей встал между ними.

— Подождите минутку! Уберите от нее свои руки! Она уже указала на меня пальцем, иначе вас бы здесь не было. — Потом более спокойным тоном он добавил: — Я сказал, что не знаю ее, но я ее помню.

Кэтрин метнула на него предупреждающий взгляд. По правде говоря, чего Кэтрин не хотела от Клея Форрестера, так это благородного самопожертвования.