А может, эта улыбка просто пригрезилась мне в темноте?

– Так лучше? – Я, наконец, выпутываюсь из свитера и небрежно кидаю его – скомканный и вывернутый наизнанку – на стул. Свитер на какие-то доли секунды замирает на краю сиденья, но, так и не сумев за него зацепиться, падает на пол. Мы не спешим кидаться друг другу в объятия и наблюдаем за его злоключениями. Потом Света коротко констатирует:

– Свалился. – И переводит взгляд на диван. – Надо его разложить.

Мне в ее голосе слышится обреченность.

– Успеется. – Я делаю шаг к Конфетке и привлекаю ее к себе. – Почему сразу диван?

Ее руки снова у меня на плечах. Она опять жарко дышит мне в шею. Я ласкаю ее ушко. Я вдыхаю аромат ее духов. Терпкий и чуть резковатый, этот запах, как и вся Светка, тоже по-своему экстремален и непредсказуем. Он возбуждает, как и все остальное, что сейчас окружает меня. Он мне нравится, но все-таки я зачем-то шепчу.

– Дурацкие духи.

– Дурацкая борода, – ни секунды не размышляя, парирует Света, а я обращаю внимание на то, что ее голос уже начинает сбиваться.

– Надеюсь, от нее скоро удастся избавиться. – Мои пальцы сильно сжимают упругие, обтянутые плотной джинсой ягодицы. – А тебе не мешало бы избавиться от своей кофты. Прямо сейчас. Я же снял свитер.

– Хорошо. – Света отрывается от меня, опять отступает на шаг. Выправляет джемпер из джинсов, и вместе с ним выправляется и светленькая футболка. В сгустившемся мраке я не могу определить, какого цвета ее узкий краешек, торчащий из-под джемпера. Желтый? Салатный? Не суть!

– Футболку можешь снять тоже.

Света бросает на меня стремительный взгляд, ладошкой сметает с лица черную прядку волос и опять улыбается. Смотрит на меня с озорством. Или мне это кажется? Я это придумал? Ведь в темноте подобное разглядеть невозможно.

– Сниму, если так хочешь.

Сквозь рулады Ричарда Маркса я с трудом разбираю ее шепот.

Почему-то мы не решаемся сейчас разговаривать в полный голос. Обстановка обязывает? И я и она боимся одним неосторожным движением, одним громким звуком спугнуть эту близость?

Или это наше дыхание?

Света приподнимает футболку. Обнажает животик. Футболка сейчас прикрывает лишь грудь. Как топик, в котором я впервые увидел Конфетку почти месяц назад после года разлуки.

– Если сейчас сниму ее, тогда счет будет уже два-один в твою пользу, – произносит она.

– Сравняю без особых проблем. – Я тут же демонстративно выправляю из джинсов рубашку, начинаю расстегивать пуговицы.

Конфетка смущенно хмыкает, словно оправдываясь, бормочет: «Я не ношу бюстгальтера», и я с удивлением отмечаю, что она сейчас стесняется передо мной обнажиться до пояса. Даже в темноте! Пять лет воздержания до добра не доводят.

Секунды две-три Света собирается с духом, потом решительно поднимает руки и судорожным движением стаскивает футболку. Еще раз смущенно хихикает и замирает передо мной: ладошки плотно прижаты к бедрам, растрепанные черные волосы прикрывают хрупкие плечики, высокая крепкая грудь, увенчанная двумя черными точечками сосков, идеальна настолько, словно в нее набили килограмм силикона. Но я точно знаю, что это не так. Скорее, в махинациях с бюстом можно обвинить какую-нибудь монахиню из монастыря, чем Светку.

Свою рубашку, не особо стараясь попасть – все равно грязная, – я кидаю на стул, и в результате она на полу составляет компанию свитеру.

– Что, так и будем исполнять друг перед другом стриптиз? – неуверенно спрашивает Конфетка и, дожидаясь ответа, наклоняет чуть набок головку.

– Да. Сейчас еще включим свет.

– Нет. Свет мы не включим.

– Ах, так?! – зловещим шепотом выдаю я. – Что же, тогда счет три-два в мою пользу!

Я расстегиваю пуговицу на поясе и опускаю джинсы на щиколотки. Переступаю ногами и ловко зафутболиваю свой паленый «Ли Купер» мимо Конфетки в дальний угол комнаты. Он растворяется в темноте, а я уже собираюсь победно возвестить: «Ну что? Три-два в мою пользу! Изволь сравнивать!».

Но Света опережает меня буквально на доли секунды.

– А слабо забить мне еще один гол?

– Легко. – Я быстренько стягиваю носок. – Четыре-два.

– Увеличивай разрыв.

– Пять-два. – Второй носок летит неизвестно куда.

– А шесть-два? – подначивает меня Конфетка. И опять смущенно хихикает, словно шестиклассница, повстречавшая эксгибициониста.

– Хм. Ты, похоже, вошла во вкус, девочка, – растягивая слова, этаким елейным голоском произношу я. Большими пальцами цепляю резинку трусов и медленно опускаю их вниз. Опять переступаю ногами, и трусы улетают куда-то… наверное, в компанию к джинсам. – Тебе нравится? Включить свет?

Она молчит: ладошки плотно прижаты к бедрам, растрепанные черные волосы прикрывают хрупкие плечики, высокая крепкая грудь, увенчанная двумя черными точечками сосков, идеальна…

– Включаю! – Я делаю шаг назад, чуть ни натыкаюсь на одну из колонок, нашариваю на стене выключатель…

Яркий свет режет глаза.

Оказывается, что джинсы я ухитрился зафитилить точнехонько в корзину для мусора, которая неизвестно что делает в комнате.

Света продолжает стоять по стойке смирно – справа диван, слева обеденный стол. На губах застыла глупенькая улыбочка; взгляд уперся в мои неприкрытые чресла – прям девочка-одуванчик, впервые узревшая голого мужика. Никогда и не скажешь про это неземное создание, что она непринужденно вышибает здоровенным бугаям зубы и умеет сбивать ногами полочки с головными уборами.

«И чего пялится? Чего, блин, не видела?! Купила бы видик и пару кассет. Там такие! Не чета моему! В натуре, и чё уставилась!» – мнусь я около выключателя и замечаю за собой, что начинаю чувствовать себя неуютно. Парадокс!

– Он не стоит, – вдруг разочарованно констатирует Светка.

– А почему он должен стоять? Что ты для этого сделала? – Я резко шагаю к ней, решительно, даже несколько грубовато прижимаю ее к себе. – Ты сможешь?

Она молчит: ладошки плотно прижаты к бедрам, растрепанные черные волосы…

– Светка… Конфетка… Расслабься… – Я кладу ладонь ей на грудь.

Ни единого движения в ответ. Только опять закрывает глаза.