– Сама знаешь, когда, – улыбнулся я. – Вот только подчищу ее банчок.

– Скорей бы, – вздохнула Конфетка, наливая в кастрюльку воды, чтобы сварить суп из пакетика. – Проклятье, еще неделя! И когда этот гребаный Глеб наконец разродится! Чего-то я уже начинаю задумываться: а ни парит ли он нам мозги? Как бы он ни надумал обойти нас в этом деле. Провернуть его с кем-нибудь…

– Не обойдет, – перебил я. – И не провернет. Света, ты ведь сама поручилась за этого парня. А теперь что, готова забрать назад свое поручительство?

– Не знаю, – смущенно пожала плечами Конфетка. – Скорее я даже боюсь не того, что он может нас кинуть, а того, что за эту неделю ты сам вдруг возьмешь и передумаешь.

– Что передумаю?

– Идти в этот банк. По-моему, ты сейчас не на шутку увлекся сведением счетов с Мухой.

– Одно другому не мешает, – бесцветно пробормотал я и отправился открывать дверь легкому на помине Глебу. Мы начинали потихонечку собираться к предстоящему делу на квартире у Светки. А ей самой было пора, оставаясь в полном неведении, отправляться сменять Серегу Сварадзе, досиживавшего сейчас свою смену в «девятке» недалеко от мухинского подъезда.

Часа в два Конфетка, похлебав супику и выглянув в окно, безрадостно процедила сквозь зубы:

– Дерьмо! Зима на дворе. Надеюсь, меня не заметет по пути. – И отправилась доставать из шкафчика шубку. – Ну, я пошла, – поцеловала она меня на прощание, сунула в сумочку зажигалку и сигареты, махнула ладошкой курившему на кухне Глебу. – Не безобразьте тут без меня. Денис, зайка, мне там одной будет очень тоскливо.

Так что, если будет желание, подходи.

Я, отлично зная, что этого не произойдет, пообещал: «Подойду» и закрыл за Светой входную дверь. Потом встал у окна и, пока она не скрылась из виду, провожал взглядом эту красавицу в короткой кроличьей шубке и с развевающимися на сильном ветру черными волосами, с тоской размышляя о том, что вижу ее, возможно, в последний раз.

Через час появился Сварадзе и сразу же завалился спать на диване. Челентано обнаружил на холодильнике книжку, которую до этого читала на кухне Конфетка, уткнулся в нее и напрочь отключился от внешнего мира, замерев за кухонным столиком и одну за другой смоля вонючие сигареты.

Тоска! Скукотища! Безрадостный мерзкий денек!

Я, не зная, чем заняться, как убить время до восьми вечера, когда у нас было намечено «выдвижение на позиции», прогулялся по тесной квартире. Потом заперся в ванной, включил воду, изображая, будто я решил перед смертью помыться, и принялся мастерить одну интересную штучку, которую еще накануне, посмотрев по телевизору передачу про террористов Бен Ладена, решил прихватить с собой в банк.

Туда, по необъяснимой для меня прихоти Сереги Сварадзе, мы должны были отправиться на метро. Уж не знаю, что за страхи взбрели ему в голову, но еще вчера свой «Эксплорер», загруженный необходимыми нам инструментами, он перегнал поближе к Дегтярной и поставил там на стоянку, объяснив это так:

– Не хочу, чтобы по пути нас тормозили менты, обыскивали тачку и задавали вопросы. Плохо, когда дело начинается с этого. Дурная примета. А я верю в приметы. Так что лучше поедем на метро.

В ответ я с безразличием пожал плечами: «На метро так на метро. Мне все равно. Я неприхотливый. Да и, отправляясь через город на дорогом внедорожнике, шансов на то, что тобой заинтересуются мусора, пожалуй, побольше, нежели если поедешь на общественном транспорте. В метро лягавые интересуются в основном хачами, мою бородатую очкастую рожу с фотографией из ориентировки сопоставят навряд ли. Так что, может, Сварадзе и прав. Во всяком случае, как добираться до места – совершенно не тот вопрос, по которому следует дискутировать».

В семь часов вечера я растолкал Серегу, и мы втроем, с трудом разместившись за маленьким кухонным столиком, наскоро перекусили. Потом я на тот случай, если сегодня спалимся, и мне будет не суждено вернуться на эту квартиру и когда-нибудь свидеться со Светой, набросал ей короткую и сухую записку. Без эмоций. Без объяснений. Просто попросил прощения за то, что скрыл от нее, что в «Северо-Запад» мы отправляемся сегодня. И завещал ей завершить за меня так и не доведенное до логического окончания дело – месть прокурору. «Я люблю тебя, Светка», – хотел я приписать в конце, но в последний момент передумал, сложил записку и оставил ее на столе, придавив ее Светкиной кружечкой с остатками чая.

– Присядем на дорожку, – предложил Сварадзе. И напыщенно продекламировал: – Принеси нам, Господи, фарту в сегодняшнем деле. Ну, с Богом, братва! Вперед!

– Все-таки рано приперлись, – заметил я, устраиваясь на заднем сидении выстуженного «Эксплорера», и, приподняв рукав куртки, посмотрел на часы. – Начало девятого.

– Рано – не поздно, – резонно заметил обстоятельный Серега Сварадзе и повернул ключ зажигания. – Пока переоденемся, пока осмотримся, глядишь – и пора.

– Пожалуй, – не стал спорить я, и, бросив взгляд на Челентано, крутившего в руке блестящую «Моторолу», попросил: – Глеб, набери, пожалуйста, Светку. Как там у нее?

…У нее оказалось никак! Вернее, так, как быть не могло!!!

– Абонент не отвечает или находится вне зоны приема, – продублировал мне только услышанное сообщение Челентано, оторвав трубку от уха. И еще раз повторил: – Не отвечает, Денис.

Конфетка не могла не отвечать! Конфетка не могла находиться где-нибудь, кроме как возле подъезда прокурора Мухи!

Но она не отвечала!!! Или находилась где-то… черт знает где!!!

– Отключена.

– Может быть, дохлый аккумулятор? – хладнокровно предположил Сварадзе, выруливая со стоянки.

– Он новый. И заряжал я его вчера. Лично, – ответил я. И сделал единственный возможный при таких обстоятельствах вывод: – Что-то произошло…

– Дерьмо! – процедил сквозь зубы Глеб. – …Какая-то гадость. Какой-нибудь геморрой. Раз Светка отключила свой сотовый. – Я набрал ее номер по своему телефону.

В ответ то же бесстрастное: «Абонент…»

Мерзкий денек переходил в не менее мерзкую ночь.

Света сменила в магнитоле кассету, зевнула и, смочив из бутылки с минеральной водой надушенный носовой платок, протерла им слипающиеся глаза. Бесполезняк. Она проделывала эту процедуру уже, наверное, в десятый раз; она специально не включала давно остывший движок, и в салоне ее красной «девятки» стояла зверская холодрыга; она даже сняла с себя шубку, чтобы сильнее замерзнуть… Порожние меры. Ничего не помогало, и Конфетку неудержимо клонило в сон.