Пастор (с легкой усмешкой). Мисс Дора хотела вас спрятать, а мисс Грейс - выгнать. Так? И, однако, мисс Дора не ходит в церковь, а мисс Грейс ходит. Странно, правда? А может быть, и не странно. (Смотрит на Мзтта.) За вами гонятся?

Mэтт. По пятам.

Пастор. Убежище? Если бы я был католиком... Иногда мне этого даже хочется.

Mэтт. Они логичнее.

Пастор. Они сильнее. Да. С таким случаем мне еще не приходилось сталкиваться, капитан Деннант.

Mэтт. Я, кажется, дошел до точки, сэр. Если позволите мне отдохнуть тут немного - это все, чего я прошу.

Пастор. Ах вы, бедный! Конечно! Сядьте. (Подставляет ему стул.) Я запру дверь. (Запирает правую дверь. Заметив, что Мзтт бросил взгляд на окно в четвертой - воображаемой - стене.) Нет, оттуда не увидят. Да вы, должно быть, и голодны?

Mэтт (садится). Нет, спасибо. Есть уже не могу. Переголодал. Вам, вероятно, знакомо это ощущение?

Пастор (качает головой). Боюсь, мы, священнослужители, ведем чересчур правильный образ жизни.

Mэтт. Ну, а на фронте? Там ведь всяко бывало.

Пастор. Стыдно сказать, но нет, даже и там не приходилось. (Говоря, он, видимо, все время напряженно думает, не в силах принять решение.)

Мэтт (внезапно). Ну, падре? Как решили? Выдать меня?

Пастор (тронут этим обращением). Падре! (Пройдясь по комнате, вдруг останавливается перед Мэттом.) Как человек с человеком - кто я такой, чтобы вас выдавать? Такой же слабый и грешный! (Отрицательно качает головой.) Я не имею права помогать вам в побеге, но если вам нужен отдых - оставайтесь!

Мэтт. А интересно, как бы поступил Христос в подобном случае?

Пастор (с грустью). Это, капитан Деннант, самый трудный вопрос на свете. Никто не знает. Можно говорить то или другое, но знать - нет, знать никому не дано. Чем больше читаешь евангелие, тем яснее видишь, что его решения никто не мог бы предугадать. Видите ли, он был гений! Оттого так трудно нам, кто пытается ему следовать. (Смотрит на Мэтта, который сидит, упершись локтями в колени и уронив голову на руки.) Очень устали?

Mэтт. Ох! Даже никогда не думал, что можно так устать. Ноги не держат. А я ведь бегал на трехмильную дистанцию.

Пастор. Вот как? Молодец!

Mэтт. Главное, вот здесь (трогает лоб) все время тебя грызет. Вдруг поймают - и опять за решетку!.. Странно! Я и вполовину так не волновался, когда бежал из Германии.

Пастор. Никто не видел, как вы сюда вошли?

Mэтт. Наверно, нет, а то они уже были бы здесь.

Пастор. Кто за вами гонится?

Mэтт. Деревенские и констебль.

Пастор. Деревенские! Мои прихожане - а я...

Mэтт (встает). Да. Вы правы, падре. Неладно получается. Я уйду.

Пастор (кладет руку ему на плечо и заставляет снова сесть). Нет, нет! Отдохните, пока можно. Вы просили убежища. И я еще не знаю, смею ли изгнать вас отсюда. Не знаю... Во всяком случае, не могу. Не торопитесь. Тут у меня есть немножко коньяку. Держу на случай, если кому-нибудь станет дурно в церкви... (Достает из углового шкафчика бутылку и рюмку.) Пейте все.

Mэтт (пьет. Вынимает фляжку). Можно вас попросить? Не взялись бы вы передать это от меня - она пустая - тому, кто мне ее дал? Тут вот имя и адрес. (Достает из кармана матерчатый ярлычок.) Это я от макинтоша оторвал. Можете еще прибавить "с вечной благодарностью". Только чтобы имени никто не узнал.

Пастор. Нет, нет, будьте покойны. (Прячет ярлычок в карман,) Скажите, что вас побудило бежать?

Mэтт. Заприте рысь в клетке и случайно оставьте дверцу открытой увидите, что будет. (Вглядывается в лицо пастора.) А. Да, я вас понимаю. Но за это я уже давно расплатился.

Пастор. Разве вас несправедливо судили?

Mэтт. Нельзя судить человека за несчастную случайность.

Пастор. А это была только несчастная случайность?

Mэтт. Ну, конечно, мне не следовало его бить... Первородный грех, очевидно. Но все-таки за обыкновенную драку дают самое большее полтора месяца. А я получил лишних четыре года - просто за то, что там была решетка, на Роттен-Роу. Нет, я считаю, что имел полное право сбежать.

Пастор. Если ваша совесть покойна, тогда, конечно... Это ведь главное.

Mэтт. Да не тревожьтесь из-за этого, падре. Меня же все равно поймают.

Пастор (с улыбкой). О нет, я не из-за этого. Кесарь пусть сам о себе заботится, он это умеет. Меня тревожит совсем другое - ответ перед собственной моей совестью. Те мысли, которые сейчас во мне встают. Вы командовали ротой на войне. Вели за собой солдат. А я веду...

Mэтт. Своих прихожан?

Пастор (кивает). Да. Когда вы уйдете и я об этом промолчу, имею ли я право не сказать им, что я промолчал? Имею ли я право нарушить закон и не сказать им об этом? А если я скажу, сохраню ли я то небольшое влияние, которое сейчас на них имею? А может ли священник исполнять свои обязанности, если он не имеет влияния? Вот что меня тревожит, капитан Деннант.

Mэтт. Понимаю. (Настораживается.) Кто-то дергает дверь.

Пастор идет к правой двери. Мэтт делает шаг вперед.

Пастор (у двери). Кто там?

Голос звонаря. Это я, сэр.

Пастор. Нет, Томас, я занят, сейчас никого не могу впустить. Если у вас ко мне дело, отложите до после службы. (Стоит, прислушиваясь, затем возвращается.) Наш звонарь.

Мэтт. Божье гостеприимство. Я не забуду, падре. Но не хочу тревожить вашу совесть. Уйду. А правда, хорошо бы иметь, крылья - крылья голубки!

Пастор. Вечерня начинается в половине седьмого. Молящихся много не будет - один-два человека. Будьте третьим. Отдохните, пока идет служба. Сюда никто не заходит.

Мэтт. Вы хороший человек! Но лучше мне сейчас попытаться. Теперь уже темно. Нельзя, знаете, сдавать. Пущусь опять в бега - поймают, так хоть под открытым небом. А вы дайте мне благословение.

Пастор (качает головой). Я недостаточно уверен в себе... ни в чем больше не уверен. Давать благословение - на это нужен по меньшей мере епископ.

Громкий стук в дверь.

Mэтт. Эх! Попался!

Одним прыжком бросается к вешалке и исчезает за облачениями. Пастор снова

подходит к двери.

Пастор (резко). Что там такое?

Голос констебля. Откройте, сэр, пожалуйста!

Пастор. Кто это?

Голос констебля. Полиция, сэр. Откройте!

Пастор с жестом отчаяния отпирает дверь. Входят констебль, фермер, оба

батрака и звонарь.