Одной из самых интересных публикаций этого номера мне показалась статья Владимира Яранцева "Гомо космикус провинциалиус, или Опасности порнографического воображения", уже и сама по себе способная вывести журнал на уровень общероссийских изданий. Но, слава Богу, в активе редакции есть и другие интересные авторы — Татьяна Четверикова, Анатолий Кобенков, Вячеслав Лагунников, любопытны также проза Сергея Шведова, Станислава Вторушина и повесть из литературного наследия Аскольда Якубовского "Мшава".

"СЕВАСТОПОЛЬ" (Крым), 2001, № 13.

Издание обозначено как литературно-исторический альманах, но с учетом того, что с июня 1996 года вышло уже 13 номеров, его можно считать полноправным литературным журналом. (Иным из них не удается выходить даже и с такой периодичностью.) Номер открывается невыдуманной повестью Бориса Корды "Крестники фортуны", посвященной Черноморскому флоту, затем идут стихи Миколы Зерова и военные дневники М.С. Волошиной, большая подборка крымских поэтов, два современных рассказа Людмилы Пивень (один про то, как девочка находит в развалинах соседского дома старую раскладушку, а нынче ведь "любой дурак знает, что раскладушка — это алюминий. Алюминий — цветной металл, хоть на вид белый. Он стоит два пятьдесят за килограмм, а в некоторых местах — даже три..."

И далее опять идет большая подборка стихов — "С письменного стола поэта". Все это зримо показывает, что Крым — жив и до сих пор остается пронизанным русской культурой, как его воздух солнечными лучами.

"СИБИРСКИЕ АФИНЫ" (г. Томск), 2001, № 2 (22).

Этот довольно тоненький по сравнению с вышеназванными изданиями журнал каким-то чудом уместил в себе громадное количество авторов. Здесь представлены стихи сразу четырнадцати поэтов (от Алексея Решетова, Анатолия Кобенкова и до совсем молодых авторов), а также множество рассказов, очерков и даже фрагмент романа-пародии Виктора Колупаева "Сократ Сибирских Афин".

Много любопытного, чистого, русского, но целостностного восприятия не получается, так как ему мешают некоторая пестрота и, я бы сказал, "дайджестовость" подачи материала.

"МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ", 2000, № 4 — 2001, № 1.

Помимо массы интересных и не очень поэтических, прозаических, а большей частью публицистических материалов в этих номерах помещен роман-видение Александра Игошева "Холокост, или Гибель Нью-Йорка", задолго до трагедии 11 сентября 2001 года предсказывающий возможный удар по этому американскому городу. Да и вряд ли нужно было быть таким уж пророком, чтобы не понимать, что насаждаемое по всему миру зло однажды непременно возвратится к тем, кто его порождает...

Николай Переяслов, критик и литературовед, как-то заметил, что в противостоянии двух наших литератур — западническо-либеральной и патриотической — последняя проигрывает борьбу за читателя. Переяслов объясняет это тем, что патриотическая литература, верная ценностям реализма и традиционализма, чаще всего не находит адекватной формы, которая удовлетворяла бы современные читательские вкусы и одновременно влияла бы на эти вкусы.

И вот недавно Николай Переяслов сам выпустил книгу прозы. Называется книга "Прости, брат". По форме, чисто композиционно, это сборник остросюжетных рассказов и повестей. Но по существу книга является философским размышлением о судьбах России. А повесть "Я не брошу бомбу на Париж" вообще представляет собой проект программы развития нашего общества и государства, изложенный языком художественной литературы.

Главный герой этого "любовно-политического романа", как сам Переяслов определяет жанр своего произведения, Николай Куманов — кандидат в президенты России. Предвыборная борьба сталкивает его с милицейской мафией, покровительствующей некой литературной фабрике, которая потоком производит детективные сочинения под именем мифического автора "Маргариты Арининой". Колоссальная производительность этого предприятия, на котором трудится множество молодых безвестных литераторов и журналистов, и не менее впечатляющая выручка от реализации продукции позволяют его хозяевам, кроме того что они не забывают о собственном благополучии, ещё и влиять на политику в стране. Получается даже забавно — миллионы потребителей этого книжного хлама финансируют систему, которая их же и подавляет.

Схватка, в которую вступает Куманов, осложняется мотивами его личной жизни, любовью, интригами всяких заклятых друзей. В повести как будто отсутствует развязка. И этот приём в данном случае вполне оправдан: изобразить победу Куманова или его поражение было бы совсем в духе банальных "крими"-сочинений. Герой Переяслова пока не побеждает, но и не проигрывает. Он оставлен автором перед множеством проблем, которые по ходу повествования не только не разрешились, а напротив, ещё и пополнились новыми. И уже сам читатель будет додумывать, победит ли Куманов или нет. Но главное — в этом-то и заключается идея Переяслова! — читатель может сам помочь Куманову победить. Не тому, конечно, Куманову, что остался на бумаге, а реально существующим его двойникам-единомышленникам, борющимся со всякими "Ариниными", порождёнными мафией, с самой мафией и прочими прелестями нынешнего существования.

Книга Николая Переяслова заставляет думать. Рассказанные им истории — это не те боевики, которые наспех прочитываются в метро и тут же забываются. Его сюжеты не забываются, так же, как не выходит из памяти дурной сон. Но если дурной сон сбывается помимо нашей воли, то всё "дурное", показанное Переясловым в книге "Прости, брат", мы можем предотвратить. Мы властны это сделать. Если, конечно, захотим.

Юрий РЯБИНИН

Как же давно я мечтал и надеялся жарким летним днём пойти через Красную гору к плотине на речке Юг. Красная гора — гора детства и юности. Здесь мы встречали весну, жгли костры, клялись в дружбе до гроба. Здесь учащённо бились наши сердца, здесь наши пиджаки соскакивали с наших плеч, чтобы укрыть девичьи, здесь было ощущение полёта…

И вот он, этот летний день. Открестившись от всего, разувшись, чтобы уже совсем как в детстве ощутить землю, по задворкам я убежал к реке, напился из родника и поднялся на Красную гору. Справа внизу светилась и сияла полная река, прихватившая ради начала лета заречные луга, слева сушились на солнышке малиново-красные ковры полевой гвоздики, а ещё левей и уже сзади серебрились серые крыши моего села. А впереди, куда я подвигался, начиналась высокая бледно-зелёная рожь.

По Красной горе мы ходили работать на кирпичный завод. Там, у плотины, был ещё один заводик, крахмало-паточный, стояли дома, бараки, землянки. У нас была нелёгкая взрослая работа: возить на тачках от раскопа глину, переваливать её в смеситель, от него возить кирпичную массу формовщикам, помогать им расставлять сформованные сырые кирпичи для просушки, потом, просушенные, аккуратно везти к печам обжига. Там их укладывали ёлочкой во много рядов и обжигали, сутки или больше. Затем давали остыть, и готовые, страшно горячие кирпичи мы складывали в штабели, а из них грузили на машины или на телеги. Ещё пилили и рубили дрова для печей.