Религии считают душу бессмертной. Она неуничтожаема. Доказательств нет ни у одной религии. Дело веры каждого человека — так или иначе решать этот вопрос.
* * *
Да, мы тоже хотели войти в Берлин, отомстить за все поражения, окружения, бегство, голодуху, за пленных, за четыре года, украденных из жизни. Поторжествовать, подняв свой флаг над развалинами Рейхстага. Хотелось. Всю войну мечталось. Но уже тогда росло и другое — добраться домой. Уцелеть. Раз война выиграна, теперь наше дело — не подставляться.
Трофеи? А чего возьмешь в солдатский мешок? Ну отрез-другой втиснуть. Если серебряные ложки, вилки попадутся. Картины, статуэтки, в них мы ничего не понимали. Картину надо брать большую, чтобы рама хорошая, а как ее дотянешь, самоваров у них нет, книги все на немецком.
Один мужик по дороге показал мне: инструменту набрал ихнего, высшего класса, всякие прибамбасы — пилки-сверлилки, так он спец.
Другой вез чемодан с патефонными иглами. Несколько тысяч, где-то
у немцев спроворил. Растолковали мне — если каждую иглу продавать по пятерке, а они у нас в дефиците, считай, сколько тысяч. Товар не видный, зато верный. Сунул в карман коробочку, никому глаза не застит. Всегда спрос есть.
Это он мне в эшелоне свои планы изложил, когда мы на крыше ехали. На иголках он проектировал дом себе новый выстроить. Еще один вез машинку вязальную, носки вязать. Какой-то фриц пленный ему присоветовал, растолковал, как ее запускать. Одни мигали, другие смекали. Смекалые попадались мужики — и правильно делали, свою контрибуцию брали.
* * *
Древнегреческий поэт Пиндар писал: “Будь таким, каким ты себя познал”.
Спустя две тысячи лет Гете отточил эту фразу до совершенства: “Стань тем, что ты есть”.
* * *
Всегда интересен тот, кто молчит.
* * *
Было у меня несколько увольнений и командировок в блокадный Ленинград. Что-то я тогда записал карандашом:
12 сентября 1941 года
На Невском Малый зал Филармонии — все витрины зашиты досками. То же в Доме книги и следующих домах. Прохожие с чемоданами, колясками — это те, кто ушел из Детского Села, из Александровки. Идут с окраин Кировского района. Мешки за плечами. Идут по всем улицам. По проспекту Стачек идут, по Средней Рогатке, Московскому проспекту… Идут в Ленинград беженцы из пригородов. Куда идут, к кому идут — знать не знают, но бегут от немцев.
Трамваи едут переполненные.
Непрерывные воздушные тревоги, бомбежка, пожары. Разрушена канализация, водопровод, огромные лужи на мостовых.
Опубликованы фотографии. Впервые я вижу их. Ополченцы, части Красной Армии. Я ищу на этих фотографиях знакомых… ищу себя… — нет.
Танк на Невском проспекте, тридцатьчетверка. Откуда?
На Шпалерной дом Шереметевский. Витрины доверху заложены аккуратно мешками с песком.
10 октября 1941 года — первый мороз.
Декабрь. Несмотря на мороз, на Невском всегда люди.
Малый зал Филармонии. Дом разбит, зияет на все 3 этажа брешь от бомбы. Дом рассечен как бы надвое, по левую и по правую стороны живут и продолжают работать.
12 января 1942 года — 33 градуса. На улицах людей много. Все идут
с саночками, везут, кто-то везет швейную машину, наверное, на черный рынок. Укутаны кто во что горазд. Толкучка у Кузнечного рынка. На хлеб меняют мыло, спички, свечи, дрова маленькими связками. Спички 10 рублей за коробку. Масла почти нет.
Трупы везут на санках. Санки по двое связаны так, чтобы труп лежал во весь рост.
На санях везут по несколько бидонов воды для столовой.
На Невском всегда много людей, даже в морозы, даже утром, вечером. Тащат санки с дровами. Продают связки дров. Санки за плечами, как мешки.
Пришла машина за трупами. Выносят их из жилого дома, собирают по квартирам.
На Финляндском вокзале полно ожидающих эвакуации.
Пожар жилого дома. Успели вынести стулья, столы, картины, кроватки.
Снимок. Общегородское собрание управхозов. Вот у них у всех физиономии круглые, что-то не видно дистрофиков.
Апрель 1942 года
Объявление — “Желающие эвакуироваться должны явиться по адресу такому-то. Последние эшелоны уходят 6, 7, 8 апреля”. Эвакуация идет изо всех сил, потому что Дорога жизни тает.
Около Волкова кладбища весной сотни трупов, не довезенных, не похороненных.
Стирают белье на Фонтанке.
Вокруг Финляндского вокзала на своих узлах, с чайниками, кастрюлями сидят в ожидании эшелонов.
Трупы везут на листах фанеры. Трупы узенькие, сухонькие, как подростки.
Группа детей из детского сада на прогулке.
Все улицы в центре — это барахолка. Мебель, посуда, книги… — все, что можно держать на руках.
По Загородному идет трамвай, который тащит паровоз.
У Летнего сада на набережной стоят военные корабли.
Что за товары?.. Не поймешь… Коньки?.. Санки! Продают санки детские. Санки, конечно, всем нужны.
По некоторым лицам (вот в столовой) видно — кто жилец, кто нежилец.
Американское продовольствие на складе в р-не Осиновца. “BACON”. Огромные ящики, целые коридоры.
Забор перегораживает улицу: “ОПАСНО! Неразорвавшаяся бомба”.
Несут раненую на носилках бойцы МПВО.
1943 год, май
Моряки-балтийцы разбирают разрушенное здание. Убирают трупы убитых возле Елисеевского магазина. Несла свеклу, редиску, убили, лежит, обхватив руками эту свеклу.
8 августа 1943 года
Сильный артобстрел. Всюду трупы. Пожарные смывают кровь с мостовой.
Снаряд попал в больницу — все перековеркал, всех, лежавших на койках.
Плакаты: “Уничтожить немецкое чудовище!”, “Выше знамя Ленина—Сталина!”.
Жуков и Эйзенхауэр едут в машине по Ленинграду.
* * *
Знаменитый Шартрский собор. Тринадцатый век. Или двенадцатый. Чудо архитектуры. Кто его сооружал? Чей проект? Чьи витражи? Чьи фигуры апостолов? Неизвестно. Нет авторов, нет подписей. Собор Св. Вита, Нотр-Дам де Пари. Тоже имен мало.
Великие храмы анонимны. Они строились десятками лет. Из поколения в поколение переходила стройка. Замысел не искажался, он развивался. Искусство приобретало независимость от моды. Личная слава не беспокоила авторов. Им надо было возвести храм во славу Господа, возвысить человека, его веру.
Подпись появляется много позже. Авторы претендуют на индивидуальность, индивидуальность на славу. Она влечет непохожесть. Оригинальность во что бы то ни стало. Личность художника расцветает, но что происходит
с божественным началом?
В Германии на могилах неизвестных солдат написано: “Имя его известно Богу”. Средневековый художник знал, что имя его известно Богу. С Богом были особые, личные отношения. Они давно утрачены, стали малопонятны.