С немым восторгом я разглядываю рисунки и незаметно мысленно переношусь в далекое прошлое. Мне чудятся фигуры художников, согнувшиеся над камнями, в странных одеждах, со старинным вооружением. И тихое мрачное ущелье с красными скалами и черными дайками, с серыми горными курочками, любопытными лисами, со всем остальным живым миром тоже кажется старым и древним.

Вечером у костра мы долго обсуждаем рисунки, приводим в порядок коллекции, гербарии. В ущелье вечереет, небо кажется очень черным, и на нем ярко сверкают звезды.

Мимо костра пролетает крошечная совка-сплюшка, садится вблизи от нас на скалы и заводит долгую, заунывную песню. Завтра опять в путь.

Чтобы попасть в следующее ущелье, нужно спуститься обратно на дорогу, проделав около 10 километров лишнего пути по целине. Нам это невыгодно. Поэтому принимаем другое решение. У подножия хребта обнаружили старую, едва заметную дорогу, идущую в нужном направлении. Ею мы и воспользуемся.

После узкого ущелья и высоких отвесных гор особенно широки просторы пустыни и приятен вольный ветер. Здесь типичнейшая каменистая пустыня, покрытая мелким загоревшим щебнем. На ней растут коротенькие и редкие кустики солянок, между которыми расположены свободные от растительности голые участки почвы. Расти гуще солянки не могут, им не хватило бы влаги. Но в ложбинках, проделанных дождевыми потоками, ютятся уже небольшие кустарники. Всюду мелькают тюльпанчики, цветут пастушьи сумки, во многих местах зеленеют сплошные заросли лука и чеснока.

Едва заметная дорога то поднимается на отрог хребтика, то спускается в низинку. Иногда подъемы очень круты, и машина с трудом преодолевает их на первой скорости. В такие минуты мы поспешно соскакиваем, и, облегченный и подталкиваемый сзади, мотоцикл не останавливается в критическую минуту, а ворча и вздрагивая, послушно выполняет трудную работу. Таким путем нам удается преодолевать крутые подъемы, которые были бы недоступны автомашине даже с хорошей проходимостью.

Так же, как и Караэспе, ущелье Иргизень началось широким распадком с довольно крутыми склонами. Здесь наша едва заметная дорога круто сворачивала вниз, очевидно в направлении главной дороги. С правой стороны у начала ущелья был расположен громадный утес из красного камня. В ущелье не оказалось воды, только жужжали мухи и осы да из-под ног разлетались в стороны кобылки. Не было смысла продвигаться вверх, и мы раскинули бивак у самого входа ущелья.

Вдали на вершине распадка в бинокль была заметна большая черная дайка. Подобно стене замка, она шла у самых вершин гор и опоясывала их. Жгло солнце. Ни кустика, ни деревца, в тени которых можно спрятаться. Пришлось палаткой закрыть машину, а тент растянуть над землей. Под ним немного прохладнее, солнечные лучи, меняя направление, перемещали тень.

От нагретой земли струились испарения. Горизонт колыхался. В туманной дымке потонули дали. Камни стали горячими. Многие жители пустыни попрятались под камни, заползли в щели и норки. Отвернешь камень — и из-под него разбегаются юркие, блестящие жужелицы, медленно уползают чернотелки, и только скорпион спит, распластавшись в узкой щелке, потом вдруг очнется и, подняв над собой оружие — ядоносную иглу на конце хвоста — и вытянув вперед, как рак, клешни, помчится искать убежище. Здесь встречаются только два наиболее обычных вида скорпиона: бутус эупеус и бутус кавказикус. Они не столь ядовиты. Уколы скорпиона очень болезненны. Место, куда попал яд, припухает, краснеет и сильно жжет. Но, обычно через один-два дня все болезненные симптомы исчезают. Отравление ядом скорпиона для взрослого человека никогда не бывает тяжелым, тем более смертельным.

Обычно скорпион случайно забирается на спящего или запутывается в его одежде и жалит, когда его придавливают. Поэтому от скорпиона очень легко уберечься, если спать под марлевым пологом и туда же на ночь прятать одежду.

От отравления ядом нетрудно избавиться. Нужно тотчас же, не позже 10–20 секунд после укола, приложить к месту, куда был нанесен укол ядоносным жалом, головку спички и поджечь ее другой горящей спичкой. В месте укола возникает ограниченный очаг ожога, из которого всасывание яда будет происходить настолько медленно, что не вызовет почти никаких симптомов отравления. Этот простой и всем доступный способ, придуманный мной против укола скорпионов и каракурта, очень удобен в полевой обстановке и ныне широко распространился.

И здесь оказалась дайка, только к ней было не так легко добраться. С высоты гор открывалось обширное розоватое пространство пустыни. Тоненькая, извилистая черта реки Или ограничивала его с юга. За рекой тянулась зеленая полоса тугаев^[4] и орошаемых земель, примыкавшая к едва заметному Заилийскому Алатау.

Дайка была вся исписана изображениями козлов. Это настоящая «козлопись». Многие рисунки грубы, другие, наоборот, изящны, смелы и отображают характерные черточки этого животного: стройное туловище, мощные рога. Здесь и сценки нападения на козлов их злейших врагов — волков, и охота на оленей. Интересно изображение коллективной охоты. Пешие охотники в длинных одеждах окружили с собаками трех козлов и стреляют в них из маленьких охотничьих луков. Тут же загонщик. Подняв руки кверху, он гонит добычу на стрелков. А на одном камне выбита фигура, держащая арбалет.

Интересны громадные рисунки козлов, почти в натуральную величину. С одной стороны животных преследуют собаки, с другой — в звериных масках, подбоченясь, стоят на коленях три человека. В этой сценке показан религиозный обычай, быть может обряд охоты^[5]. Аналогичная сцена изображена в другом месте дайки. Здесь на голове одной из фигур человека отчетливо видны рога.

На другом рисунке воспроизведена встреча человека с волком. Высокие ноги, длинный хвост позволяют предположить, что на рисунке красный, или, как его еще называют, альпийский, волк, ныне очень редкий. Этот хищник значительно опаснее обыкновенного волка, бродит стаями высоко в горах, устраивает загоны на диких животных. Он очень дерзок и способен нападать на одиноких путников. Красный волк еще сохранился в Джунгарском Алатау.

Кое-где на дайке высечены различные знаки — родовые тамги, в виде якоря, кружочков со стрелами или ломаных линий.

Еще неделю назад, когда мы подъезжали по бездорожью к ущелью Караэспе, Николай что-то прокричал мне; из-за шума мотора я не мог уловить смысл, а взглянув в указанном направлении, ничего не заметил. При езде по бездорожью опасно оторвать взгляд от пути, так как машина могла в любую минуту попасть то на одинокий камень, то в какую-нибудь рытвину или застрять в колонии песчанок. Оказалось, что недалеко от нас из ложбины выскочило пять джейранов, постояли на холме, потрясли черными хвостами и помчались к горам. Потом на рассвете я заметил на вершине холма темные силуэты стройных животных. Джейраны шли на водопой, но, почуяв нас, быстро исчезли.

Джейран (по-казахски «каракуйрюк» — чернохвостый) — одно из распространенных парнокопытных пустынь Казахстана и Средней Азии. Он относится к роду газелей, ростом с недельного теленка коровы, изящен и строен, способен быстро бегать и проходить большие расстояния в поисках воды. Самки джейрана безроги, тогда как у самца имеются лировидно изогнутые рога с небольшими поперечными валиками. Джейранов я увидел впервые. Хочется посмотреть на них поближе. Быть может, удастся сделать фотоснимок. И проснувшись, я заметил неторопливо продвигавшееся из пустыни в горы небольшое стадо джейранов. Я поспешно схватил бинокль, фотоаппарат и, стараясь не будить товарища, побежал наперерез животным. Джейраны взобрались на холмы и скрылись из виду.

Осторожно подкрадываясь к вершине холма, я оглядываю открывающуюся перед глазами местность и снова иду до ближайшей вершины. Взошло солнце, и подул легкий ветер. Надо держать путь против ветра, иначе поиски станут бессмысленными, так как джейраны издалека почуют приближение человека. На сильно сглаженных вершинах пустынные горы покрыты щебенкой. Чем выше, тем больше камни, и там, на горизонте, виден многозубчатый каменный водораздел хребта. Джейраны, типичные жители равнин, не пойдут далеко в горы и пасутся где-то здесь, среди сглаженных вершин.