Пролетел пустынный ворон и проскрипел жесткими крыльями. Увидел человека, описал в воздухе осторожный круг, громко крикнул и скрылся за скалистым горизонтом. На одном месте невысоко над землей затрепетала пустельга: наверно, заметила пичужку, затаившуюся мышь или крупного жука. Вот она стала камнем падать на землю, но, не долетев до нее, взмыла кверху и вновь затрепетала крыльями.

На вершину скалы выскочила каменка — небольшая, величиной с воробья, птичка, черная сверху, белая снизу — и стала быстро кланяться, странно и церемонно приседая на тоненьких ножках.

Разглядывая каменку, краем глаза я неожиданно замечаю, как из ложбины в 50 шагах выскакивают легкими тенями джейраны и, едва прикасаясь к земле, проносятся мимо вниз, к пустыне. Раздается едва слышный шорох. Потом вновь тишина и покой. Джейранов нет и следа, а на вершину скалы опять садится каменка и начинает быстро кланяться.

Бегом я взбираюсь на вершину холма: на горизонте мелькнули джейраны и исчезли. Но вот один, отставший от стада, скачет неторопливо, останавливается, большими черными глазами смотрит назад, потом неожиданно высоко подпрыгивает и быстро уносится за своими соплеменниками.

Больше, сколько я ни бродил по горам, нигде не видел этих изумительно грациозных животных.

Ущелье Чулак-Джигде оказалось совсем близко. Дорога вначале привела в широкую долину, спускающуюся вниз, в пустыню, потом к низким холмам и, наконец, к довольно широкому ущелью, посредине которого, выбегая из густых тростниковых зарослей, тек прозрачный ручей. В одном месте ручей впадал в небольшую старую запруду, огороженную валом камней, из которого уже свободно продолжал свой бег дальше. По дну ущелья были разбросаны едва возвышавшиеся из бурьяна и сложенные из камней низкие курганы, а недалеко от начала ущелья, у подножия его левого склона, среди редкой, засыхающей растительности пустыни высился большой зеленый бугор. Высота его около 6–8, диаметр — 10 метров. На нем росла такая густая и высокая трава, что пройти по ней было трудно. Склоны бугра поросли густыми, раскидистыми, колючими деревьями — лохом со светло-зелеными серебристыми листьями. Среди ветвей лоха виднелось множество гнезд воробьев. Птицы, сидя на ветвях, громко чирикали. Ниже бугра сохранились небольшие и очень старые холмики кладбища. Здесь, видимо, когда-то жили люди.

Зелень среди сухой пустыни на возвышенном месте казалась загадочной. Она обильно снабжается водой. Но каким образом? Неужели родник выходит в центре основания бугра? Тогда как образовался такой большой и крутой бугор? Может быть, он насыпан руками человека на месте маленького родника, вытекающего из-под камня. По всей вероятности, здесь был родник. Возле воды росли трава и деревца. Но они постоянно засыпались песком и землей, приносимыми ветрами, и, борясь за жизнь, тянулись кверху. Так, постепенно вырос бугор, пропитанный корнями растений. Растущий в ущельях лох («джигда» по-казахски), по-видимому, послужил причиной названия этого ущелья.

На пологом склоне ущелья, вблизи бивака, оказалась большая колония песчанок, земля была изрешечена многочисленными норами и покрыта светлыми холмиками. Когда машина остановилась против колонии, нас вышло встречать все ее многочисленное население. Многоголосый хор долго продолжался, пока встревоженные зверьки постепенно не успокоились и не стали заниматься своими делами.

Внезапно из одной норы выскочила ярко-белая с черным каменка, налетела на одну песчанку, прогнала ее, затем кинулась на другую, третью, загнала их в подземные жилища и, усевшись на холмик, начала усиленно раскланиваться перед нами. Вскоре к пестрой птичке подлетела ее более скромно окрашенная подруга и скользнула в нору. В норе песчанок каменки устроили гнездо и не особенно церемонились со своими хозяевами.

И в этом ущелье оказались рисунки. Как и прежде, основной их мотив — горные козлы, горные бараны. Нарисованы они разными людьми в разное время. Вот козлы на низких ногах с длинными туловищами, бараны, с причудливо завитыми рогами. На одном баране сидит человек, держится за уздечку и погоняет нагайкой. Что это, шутка или, быть может, отражение редкого случая приручения животного? Зрелые самцы горных баранов бывают очень крупными. Один козел без головы — это, скорее, условный набросок; у другого несколько рогов и два хвоста. Одна фигурка козла очень грациозна: как будто стоит на маленьком каменистом уступе, сблизив ноги, спружинив тело, и смотрит вниз в далекую равнину. А вот и джейраны, легкие, в стремительном беге друг за другом. Безыскусно изображены верблюды, но, как ни странно, и здесь ощущается живой рисунок, передающий характерные черты этого животного.

Случайно, по легким теням, видным только сбоку под острым углом, удалось заметить другие рисунки верблюдов. Они были очень древние, так сильно закрыты пустынным загаром и лаком, что почти не отличались от остальной поверхности камня. Сколько тысячелетий назад нанесла эти изображения на камень рука человека!

Прошло полтора месяца нашего путешествия. За это время мы побывали в городе Алма-Ате и пополнили запас наших продуктов.

После жарких дней пожелтела пустыня, и только местами еще горели огоньками тюльпаны да дикий чеснок выкинул нежно-сиреневые головки. Вместо цветов на пожелтевшей растительности появились различные семена, и среди них больше всего самых разнообразных семян-колючек, которые цеплялись всеми способами за одежду. Они проникали сквозь носки и царапали ноги. Все еще голосисто заливались жаворонки, их было много, им будто не хватало места в пустыне, и некоторые из них пели над широкой долиной ущелья.

Однажды, присев отдохнуть, я заметил несколько растущих букетом тюльпанчиков. Ярко-оранжевая середина цветков была очерчена лимонно-желтыми краями лепестков. Едва выглядывая из-под земли, цветы порывисто покачивались от дуновения ветра. Не помню, что отвлекло мое внимание, но, когда через минуту я взглянул в том же направлении, тюльпанчики исчезли, а на их месте в глубоком гнездышке, тесно прижавшись друг к другу, лежали серенькие, начавшие оперяться птенчики жаворонка. Неосторожное движение, шорох одежды — и птенчики дружно подняли головки, раскрыли огромные рты с ярко-оранжевым зевом, лимонно-желтой оторочкой углов рта и кончиков клюва, стали покачивать головками, и передо мной вновь расцвел букет тюльпанчиков. Это чудесное превращение произошло, как в сказке, внезапно и было настолько неожиданным, что в течение нескольких секунд я не мог сразу сообразить, что случилось. Сходство раскрытых ртов птенчиков с тюльпанами было необыкновенное.

Ущелье Тайгак (в переводе на русский язык означает «скользкое»), по нашим расчетам, было недалеко, и поэтому можно было не торопиться с выездом.

Едва мы проехали по пустыне несколько километров, как на востоке на горизонте показались очертания гор. Это были горы Калканы. Несмотря на раннее время, воздух уже колебался струистыми потоками, и впереди то возникали, то исчезали своеобразные миражи, совсем как настоящие озера с поблескивающей поверхностью, отражавшей горы.

Иногда мимо машины шустро пробегали ящерицы с большой круглой головой и плоским телом. Это были такырные круглоголовки, хотя они больше характерны для каменистой пустыни. Почувствовав опасность, круглоголовка так сжимает свое тело, что сразу делается плоской. От этого исчезает тень от ее тела и вся она становится совсем как камешек.

Круглоголовка не прячется на ночь. Забравшись на камешек, немигающими глазами она смотрит на заходящее солнце. Наступает ночь, быстро стынет земля, замирают на камнях и маленькие круглоголовки. Рано утром медленно и вяло поворачиваются ящерицы головой к восходящему солнцу до тех пор, пока оно не согреет окоченевшее тело.