оставшееся между ними расстояние. Когда она была прямо перед ним, он увидел, каким

покрасневшим от ветра было её лицо, а губы посинели.

― Ты в порядке? ― он обнял её и почувствовал, как её руки вцепились в его пальто.

Она кивнула ему в грудь, но он не был уверен.

― Держись, милая, ― прошептал он, ласковое слово так естественно сорвалось с его губ,

хотя он никогда прежде никого так не называл. Он наклонился и взял её на руки. Вместо того чтобы

протестовать, как он наполовину этого ожидал, она просто уткнулась лицом ему в его шею и обняла

его.

С помощью верёвки они направились обратно в дом, и он молился, чтобы у неё не было

обморожения. Он осторожно поставил её на крыльцо, придерживая руками, и убеждаясь, что она

прочно стоит на ногах.

― Идём, ― сказал он, открывая дверь и взяв её за руку, повёл в дом. Он имел опыт с

обморожениями и воздействием холодной погоды, но сейчас все было иначе, это была Ханна.

Смелая, красивая, умная Ханна. Стоя в нескольких сантиметрах от него в полутёмной кухне, она

посмотрела на него своими зелёными глазами, а он разрывался между желанием поцеловать её и

накричать за то, что так рисковала. Но от её взгляда у него перехватило дыхание. Он знал, что не

только он чувствовал эту сумасшедшую связь. Он видел это в мягкости и полной откровенности, что

светилась в её глазах. Она больше не пряталась от него.

***

― О чем ты думала?

Несмотря на всепоглощающую боль и дрожь, которую она почувствовала, когда тёплый

воздух окутал её замерзшее тело, она слышала нежность. Она видела отразившееся беспокойство в

его красивых чертах лица, заметила слабую дрожь в сильных, умелых руках, и это согревало её как

ничто и никогда до этого. Когда она услышала, как он сквозь пургу зовёт её по имени, она поняла, что все будет хорошо. Он назвал её милой. Никто никогда не называл её ничем настолько

замечательным. Она доверяла Джексону, она раньше никогда никому не доверяла. Но Боже, это

было так хорошо опереться на кого-то, доверить кому-то свою жизнь. Прижавшись к сильному телу, находясь в его бережных объятиях, она поняла, что её безопасность была для него важнее своей,

собственной. Джексон был единственным человеком из всех, кто когда-либо поставил её на первое

место.

― Эмили?

Он кивнул.

― Она в порядке. Спит.

Ханна робко улыбнулась Чарли, который сидел и наблюдал за ней. Если кто и был

обеспокоенным, так это был он.

― Ты могла умереть, если бы я не нашёл тебя.

Глаза Ханны наполнились слезами, её горло горело. Она пыталась пошевелиться, но это

причинило боль.

― Я все ещё не могу пошевелить пальцами, ― сказала она, держа руки перед собой. Он

осторожно протянул руку и обхватил их ладонями. Его прикосновение достигло той её части,

которой она всегда интересовалась, той части, которая была закрыта на протяжении многих лет,

части, которая, как сказал терапевт, откроется для неё тогда, когда в её жизни, если она позволит

этому случиться, появится правильный человек. Она смотрела на их переплетённые пальцы,

чувствуя тепло и силу, которые исходили от его рук. Из всех людей в мире, как это может быть он?

Тот человек, которого она была готова впустить?

Не хотелось думать о том, почему он не подходил ей, как бы она ни пыталась отрицать это,

её чувства, её влечение, ей было все равно, почему он не был ей парой. Никто и никогда не

подходил ей так сильно. За двадцать восемь лет, она никогда не чувствовала себя по-настоящему в

безопасности. До сегодняшнего вечера, когда он нашёл её в пурге и так бережно её нёс - как будто

она имела значение, как будто она была важна.

Джексон прижал её пальцы к своему лицу. Она закрыла глаза, и содрогнулась отчасти от

боли, а отчасти из-за удовольствия ощущая тепло от его немного колючей небритой щеки. Она

посмотрела на него, и её пронзили тепло и огонь в его глазах. Когда он, взяв её руки, поцеловал

каждую ладонь, удерживая их возле губ, она почувствовала, что её колени медленно начинают

подкашиваться. Она хотела опереться на него, уступить непреодолимому желанию, быть в его

объятиях, и ощутить его прикосновения.

― Знаешь, как быстро люди могут потеряться в такую непогоду? ― Пробормотал он ей в

ладони, его горячее дыхание было таким приятным для её холодной кожи. Ей было трудно

сосредоточиться, её мысли отвлекались на его губы и ощущение от них.

― Очевидно. И я знала, что делаю, ― сказала она, стук её зубов понемногу ослабевал. Она

попыталась сосредоточиться на разговоре, а не на ощущениях, вызванных его губами. ― Я

смотрела эпизод сериала Маленький домик в прериях, где их занесло снегом, и они привязывали

верёвку от дома к сараю. ― Взгляд, которым он её наградил, заставил её засмеяться. Почти.

― Ханна, только не говори мне, что ты получаешь советы о том, как правильно себя вести в

пургу из глупого телешоу.

Она нахмурилась, изображая обиду.

― Это неглупое шоу. Так вышло, что это моё самое любимое шоу.

― Ты могла умереть. Чарли просто собака. ― Это звучало так, как будто слова были

вырваны из его сердца. Ханна почувствовала, как каждая часть её тела растаяла и каждая частица

смеха, которой он дразнил её секунды тому назад, исчезла.

Она покачала головой.

― Я знаю, кто он. Я знаю, что он значит.

Её голос звучал странно даже для неё самой. Может быть, все дело было в холоде или,

возможно, в эмоциях, что застряли в горле, когда она говорила. Она не хотела, чтобы он чувствовал

себя одиноким, не хотела, чтобы думал, что никто не может его понять. Она знала, почему он

сейчас боится принять свою племянницу. Она была неправа. Он не был эгоистом, он боялся.

Джексон был человеком, который все отдавал людям, которых он любил. Он отдавал им всего

себя, а разочарование от того, что он оказался брошенным, было более болезненным, чем он мог

вынести.

Его глаза потемнели, а голос напоминал грубоватый шёпот.

― Что ты имеешь в виду?

Она с трудом сглотнула. Она не могла отступить, не могла быть трусихой всю свою жизнь.

Она хотела прыгнуть в безопасность его рук и остаться там, начать оттуда. Стать женщиной, которой

она всегда мечтала быть, но никогда не хотела. До сих пор. Она смотрела в его глаза, принимая

увиденное в них тепло, которое было направлено на неё.

― Я знаю, Джексон, я знаю, каково это ― чувствовать, что никто не любит тебя, что ты не

стоишь того, чтобы за тебя боролись.

Эти последние слова были вырваны из самых её глубин. И, несмотря на все пройденные

сеансы терапии, ничто никогда не исцеляло так, как это. Ханна коснулась рукой его щеки, и

чувственное тепло согрело её тело.

Ханна сделала к нему шаг, достаточно близко, чтобы почувствовать тепло его груди под

своей щекой, стоит лишь наклонить голову вперед. Она хотела ощутить его запах, его тепло, его

огонь, и прикоснуться губами к горячей коже, что обнажал воротник рубашки.

Он ладонями обхватил её лицо, и она запрокинула голову, чтобы посмотреть на него.

― Я понимаю твою боль, я понимаю…

Она не знала, что плачет, пока не почувствовала, как его губы коснулись её лица и поймали

скатившиеся слезинки. Он поцелуями осушил её слезы, и заклеймил сладким обещанием. Его губы

путешествовали по её лицу и, наконец, скользнули ниже, пока не коснулись её губ.

Они пробовали друг друга на вкус и дразнили, пока она со вздохом не приоткрыла

губы. Голос, или даже звук, который она издала, вырвался из горла, когда их языки переплелись.

Она ждала его целую вечность. Его язык терзал, мучил и занимался любовью с ней так, что