По дороге ни один из них не произнёс ни слова. Ханна знала, что если она заговорит, то в

конечном итоге будет кричать на него и, принимая во внимание, что костяшки его пальцев

побелели, когда он схватился за руль, она поняла, что он, в этот момент еле сдерживался. Что было

хорошо, потому что теперь она была без работы, а Джин начала тотальную войну против неё и

удочерения. Она искренне надеялась, что Джексон все ещё был таким же уверенным, как и тогда,

когда сказал, что удочерит Эмили. ...

― Это твой дом? ― спросил Джексон, заглушив машину и наклонившись вперёд, чтобы

лучше рассмотреть.

― Да, он, ― сказала она по-прежнему сдержанным голосом.

Чтобы пересечь маленькую деревню Хоупс Кроссинг, потребовалось всего несколько минут.

Из того что Джексон увидел в городе сквозь пелену злости, было ясно, что тот был похож на

идеальное место из картины Нормана Роквелла. Милый, как-в-снежном-шаре тип деревни. Но он

не очень был заинтересован в этом городе. Его ум работал сверхурочно, пытаясь обработать всю

информацию. У него складывалось впечатление, что он играет главную роль в каком-то

причудливом фильме о самом себе. Когда его жизнь стала настолько непредсказуемой?

Он через окно посмотрел на стоящий перед ним дом, в викторианском стиле из красного

кирпича, и его горло сдавило спазмом. Он был таким чертовски идеальным. Он был маленький, с

декоративной отделкой. Кедровый трос с темно-красными лентами обрамлял тяжёлый молдинг на

окнах и нетронутое белое крыльцо. Урны были переполнены кедром и другой растительностью.

Белые пышные снежинки, которые падали с неба, делали его ещё более волшебным.

На самом деле, на мгновение, он не мог проронить ни слова, потому что ничто и никогда в

его жизни, не вызывало у него столь сильную потребность иметь свой, собственный дом.

Настоящий домашний очаг. Дом. С женой. С детьми. Черт, может быть, даже с белым заборчиком.

Но Джексон Пирс ни в коей мере не был мужчиной, у которого есть дом с белым заборчиком. Нет,

он был парнем, который сохраняя анонимность, жил в пентхаусе с видом на красивый пейзаж.

Сталь и стекло. Деньги и амбиции. Поверхностность и жадность. Одиночество.

― Это может и не особняк, Джексон, но он идеально подходит для меня.

Он услышал, как она отстегнула ремень безопасности, и знал, что она была готова

выпрыгнуть из внедорожника.

― Это ты. Абсолютная ты.

Красивый, сентиментальный, ностальгический, настоящий как Ханна. Её щеки залились

этим великолепным румянцем, от которого он стал зависим, как и её губы, которые заставили его

проклинать тот факт, что они не переспали в ту ночь.

― О, ― сказала Ханна, нахмурив лоб и продолжив смотреть на лобовое стекло.

― Что, я не получу никакого остроумного ответа? ― поддразнил он, почувствовав себя на

мгновение лучше. Затем он представил руки какого-то придурка на Ханне и почувствовал

необходимость разбить кулаком стекло. Поэтому он нахмурился. После чего нахмурилась уже она.

― Давай зайдём внутрь и посмотрим, как мы можем исправить тот бардак, в который ты нас

втянул, ― она не дала ему шанса для возражений и закрыла дверь во время его ответа. Забавно,

что именно она оказывает ему холодный прием.

Он последовал за ней до крытого крыльца. Им нужно было многое прояснить, это точно. Он

приготовился к адской битве. Она была такой чертовски скрытной, когда дело касалось её жизни,

что он задавался вопросом, как он мог чувствовать такую сильную связь с кем-то, о ком так мало

знал. Но он узнал намного больше, чем рассчитывал благодаря той женщине по имени Джин.

Он ждал, пока Ханна возилась со старым замком. Через несколько мгновений он стоял в

дверях, пока она вокруг включала свет. Он был поражён домашней атмосферой. Женственностью и

жизнерадостностью, с бледно-жёлтыми стенами, глубокой отделкой и молдингом, а также

широкими дощатыми сосновыми полами, на которых были разбросаны яркие ковры. Он

последовал за ней на кухню, где она уже начала заваривать свежий кофе. Она достала чашки и

стучала используемыми вещами уж слишком громко.

― Ханна, ― его голос прозвучал резче, чем он этого хотел, но ему нужны были ответы. Ему

не хотелось пить кофе, и он не хотел ходить вокруг да около. ― Не потрудишься ли ты мне

объяснить, о чем это говорила та бой-баба?

― Что ты имеешь в виду? ― сухо спросила она, расправив плечи и выпрямив спину, словно

проглотила аршин. Часть его хотела сократить расстояние между ними и снять напряжение с её

хрупких плеч, шепнуть на ухо и вызнать у неё все, что она от него скрывала. Но он знал, что она на

это не купится. Он знал, что она воспримет это, как слабость.

― Не играй со мной в игры, Ханна.

― Я не играю в игры, ― сказала она, поворачиваясь к нему лицом.

Он кивнул, смягчая свои черты, свой тон, ненавидя, что он должен спросить о том, что при

одной только мысли его это убивало, не говоря уже о том, чтобы произнести это вслух.

― Ханна, она сказала, что ты была избита и почти изнасилована, ― он наблюдал, как

побледнело её лицо. ― Что произошло?

― Это то, почему... из-за чего ты злишься? ― спросила она дрожащим голосом, широко

распахнув глаза, становясь такой душераздирающе уязвимой, что ему захотелось подойти и обнять

её. Ханна никогда не показывала свою слабость, что означало... Его желудок скрутило, а дыхание

перехватило при одной только мысли... Он получил подтверждение того, о чем он уже

подозревал... Её реакция на определённые вещи... Та ночь, когда он коснулся её руки... Как она

отказала ему в сексе.

― Джексон?

Он сосредоточился на её бледном лице и кивнул.

― А ты о чем подумала?

― Из-за твоей сестры, ― она глубоко вздохнула, её глаза были наполнены болью. ― Я

виновата в том, что она убила себя. Я не увидела знаки…

― Боже, ты не можешь винить себя. Конечно, я не виню тебя за это. Как я могу? ― он

пересёк комнату, не в силах остановиться, не утешив её.

― Ханна, ― сказал он грубо, придвинув её к себе. ― Я никогда не винил тебя, ― он крепко

обнял её.

Он почувствовал, как напряжение покидает её тело, и она обняла его в ответ. Он хотел её

успокоить, утешить. Как она могла винить себя за смерть Луис? Как она могла испытывать чувство

вины сильнее, чем он? Он подвёл свою сестру. Не Ханна. Он поцеловал её в макушку, мягкие

волосы на висках, его руки поглаживали уязвимое место на шее. Он хотел закрыться от всего мира

и остаться в этом викторианском доме.

― Если кто-то и виноват, то это я. Я тот, кто повернулся к ней спиной.

Он никогда не признавался в этом вслух. Он провёл большую часть своей взрослой жизни,

злясь на Луис, но в глубине души он знал, что это он отказался от неё. Он мог бы попробовать ещё

раз. Он почувствовал, как Ханна вдохнула, чтобы успокоиться и медленно освободилась из его рук.

Так же просто, как шквал облаков вдруг закрывают солнце, Ханна увеличила расстояние между

ними.

Она посмотрела на него снизу вверх, и ему хотелось знать, что она видела, понимая с неким

дискомфортом, что ему уже на протяжении длительного времени было плевать, кто и что о нем

думает. После того как он стал богатым и успешным, он считал, что это все, что ему нужно. Он

добился этого, и ничто не могло коснуться его. Но сейчас, стоя здесь, в этой маленькой кухне, со

смотрящими на него снизу вверх чудесными глазами на прекрасном лице, он поставил все это под

сомнение. Все, чего он достиг, все то, чего он добился – было ли этого достаточно?

― Мы все делаем то, что должны, чтобы выжить. Ты дал ей так много. Никто не может

обвинить тебя в том, что ты, наконец, решил позаботиться о самом себе.

Как она это сделала? Как она могла видеть его насквозь?