прижалась к нему, и он почувствовал себя так, как будто её тело было единственным, которое он

когда-либо знал. Он почувствовал, как её руки легли на его затылок, а затем спустились ниже,

касаясь его груди, рук.

***

Ханна услышала, как он втянул в себя воздух, скользя руками по нему, она испытывала

наслаждение, ощущая пульсацию его мышц. Он издал глубокий приглушённый стон, и подхватил

её на руки, оказавшись сверху над ним, она удивилась, что вовсе не испугалась. Он заставил её

отбросить все мысли, все воспоминания. Он заставил её чувствовать. Когда его губы боготворили

её кожу, её губы, и, когда его сильные руки боготворили её тело - её единственная мысль была о

чистой, сладкой потребности. Ей нужен был Джексон, ей нужно было быть с ним, чтобы он

заполнил эту пустоту тем, чего ей не хватало всю жизнь.

— Джексон, — сказала она. Его рука обхватила её грудь. Он не ответил, лишь только издал

хриплый звук, а его большой палец задел её сосок. И когда у неё от чистого наслаждения

перехватило дыхание, он обхватил её ягодицы, поднял её выше, напротив себя, и опустил голову,

чтобы через платье заняться любовью с её соском.

— О, — она громко застонала, и схватилась за его плечи, даже не понимая, что говорит. Она

слышала, как он выругался, и в следующее мгновение она оказалась у него на руках, его рот все

ещё сливался с её, и он нёс её в большую спальню, освещённую заревом заходящего солнца. Он

положил её на кровать и Ханна протянула руку, чтобы притянуть его к себе ближе, не в силах

вынести хоть какое-то расстояние между ними. Она провела свою жизнь, не зная о его

существовании, и теперь мельчайшая секунда без него была пыткой.

Он высвободил её из платья. Она возилась с пуговицами на его рубашке. Он расстегнул её

кружевной бюстгальтер цвета слоновой кости и опустился на неё. Ханна думала, что никогда не

чувствовала ничего столь же эротичного, как ощущение его мощной груди напротив её, пока он не

наклонил голову и не захватил её сосок в рот, облизывая и посасывая, пока все, что она могла

делать - это стонать его имя, выгибая спину над кроватью, нуждаясь в большем.

— Боже, ты так красива, Ханна, — сказал он, его губы осыпали поцелуями и словами

восхищения её разгорячённую кожу. Она задыхалась. Он, наблюдая за ней, поцеловал живот над

трусиками. Она кивнула, и он, избавившись от её нижнего белья, издал низкий стон, когда она

предстала перед ним полностью обнажённой. Она не чувствовала ни унции страха. С ним она была

в безопасности. Его прикосновения ласкали её, говоря своими руками и поцелуями, как сильно он

её желал, как он заботился о ней, когда не мог произнести ни слова. И когда она потянула его за

брюки, он стремительно избавившись от них, накрыл её своим телом, в этот момент она могла

думать лишь о том, как он в неё входит, заполняет её собой, излечивает её, любит её.

— За всю свою жизнь, я никогда не видел и не пробовал на вкус ничего более

восхитительного, чем ты, — сказал он низким охрипшим голосом, нежно касаясь и целуя её тело,

медленно опускаясь вниз. Все, что она могла сделать, это прижать его голову ближе к себе и

просить, чтобы он никогда не останавливался. Она не понимала, что сказала это вслух, пока не

услышала его приглушённый смех.

— Поверь мне, если я умру, именно так я хочу уйти. — Он прикасался к ней, терзал её

изнутри пальцами, и впервые она почувствовала, как рассыпается на части. Он лежал на ней, его

пальцы увеличивали свой эротический, настойчивый ритм, пока она не выгнулась рядом с ним. —

Ханна, — прошептал он, тяжело дыша, — давай, дорогая. Я держу тебя. — И Ханна сделала это,

распадаясь под ним на части, волна за волной в этой сладкой капитуляции. Когда она медленно

начала приходить в себя, она потянулась к нему, зная, что этого было недостаточно, она не была бы

цельной без него.

— Ты уверена?

Она кивнула, схватив его бедра и прижав их к своим. Он, опираясь на предплечья, медленно

и осторожно вошёл в неё. Ханна знала, что такое сильное сдерживание, убивало его. Она откинула

голову, а её руки медленно путешествовали вниз по его телу, пока она не схватила его за упругие

ягодицы. — Войди в меня, Джексон, пожалуйста, — сказала она и, наконец, он одним мощным

толчком полностью вошёл в неё. Боль была мимолётной, страсть снова завладела ею, пока все, что

Ханна могла сделать, это ухватиться за него, притягивая к себе. Он продолжал вбиваться в неё

снова и снова. Она выкрикнула его имя, впиваясь ногтями в его спину, даже не представляя, что она

могла чувствовать такое. Полностью отказавшись, полностью отвернувшись от человека, которым,

как она думала, она была ради этого ... сладкого рая и они оба, вместе сдались своей страсти.

***

Джексон смотрел на женщину, которая мирно спала в его объятиях, и удивлялся, как до неё,

его жизнь казалась ему столь значимой. Он не жил ради кого-то, кроме себя самого, и теперь он

живёт для неё и Эмили. Он наклонился, чтобы поцеловать её в макушку, такой естественный для

него жест, который раньше он совершенно не использовал. Он услышал её тихий вздох, и

крошечная улыбка появилась в уголке её соблазнительного рта. Она крепче к нему прижалась и

продолжила спать. Он думал, что ничто и никогда не казалось таким правильным, как сейчас, Ханна

в его объятиях и удочерение Эмили в процессе. Ничто никогда не разлучит их.

Вибрация его BlackBerry на стоящей рядом тумбочке прозвучала громко и резко. Он

осторожно высвободился из объятий Ханны и потянулся к телефону. Это был его адвокат, Николас

Райт. Он, Ник, и Итан вместе ходили в колледж, и он считал Ника хорошим другом, а также лучшим

адвокатом в городе. Джексон встал, укрывая Ханну одеялом, и влезая в свои боксеры. Он вышел из

комнаты и, закрывая за собой дверь, ответил на звонок.

— Джексон, прости, что я звоню так поздно. Я пытался связаться с тобой в течение всего дня,

— сказал Николас, его голос звучал не мрачнее обычного.

— Да, я был занят женитьбой, помнишь? — сказал Джексон сухо, стоя перед окнами в

гостиной.

— Хорошо, хорошо. Все прошло гладко?

Джексон усмехнулся. — Ну, она не оставила меня у алтаря, так что я думаю, что это хороший

знак.

Когда он не услышал смеха своего друга на другом конце, он понял, что все серьёзно

— Я не знаю, как тебе это сказать, но со службой опеки над детьми связался человек,

утверждающий, что он - отец Эмили.

Отец Эмили. Эти слова срикошетили по нему, и он почувствовал себя плохо. — Нет никакого

отца, — прошептал он хрипло, глядя через плечо на закрытую дверь спальни.

— Мы не знаем наверняка, отец ли он ей. Мы проверим это, сделаем генетический тест на

отцовство. Для паники нет причин.

— Кто он, Ник? Если он был с моей сестрой, он наркоман. Он, вероятно, охотится за

деньгами. Мы можем откупиться…

— Мы должны сделать все по правилам, если хотим обеспечить постоянную опеку. Он

сейчас не в городе. Мы узнаем больше, когда он доберётся сюда.

— Моя сестра не знала никого достаточно приличного, кто был бы в состоянии вырастить

ребёнка. У тебя есть записка оставленная Луис. На ней моё имя. Я и есть семья этой малышки, —

сказал он, сжимая до боли руку державшую телефон.

— Знаю, знаю. Как я уже сказал, пока не паникуй. Возможно, в этом нет ничего опасного. Я

просто хотел, чтобы ты был в курсе, что происходит.

Джексон сделал глубокий вдох, думая о женщине, которая спала в его постели. Она

наконец-то полностью доверилась ему. Он не собирался подводить её. Он не собирался подводить