Да ну, мало ли откуда. Время добраться, наконец, до дома. Чантри начал было засовывать револьвер обратно, потом присмотрелся еще раз.

Этот револьвер много времени провел в руках человека. И кобура пообносилась. Вычищена, в хорошем состоянии — но пообносилась заметно. Револьвер и кобура принадлежат тому, кто знает, как с ними обращаться, и должен хорошо стрелять.

— Большой Индеец, ты что думаешь по этому поводу?

Индеец встал.

— Хороший боец… сильный. Долго ехал, я думаю. Не пил. Нет запаха. Нет бутылки. Лицо сильное… чистое.

Борден задумчиво потер челюсть, в очередной раз оглядывая труп. Большому Индейцу все это не нравилось, ему самому — тоже. Что-то не вяжется одно с другим.

— Преступление, — сказал Большой Индеец. — Этот человек… не знал, что будут стрелять. Исподтишка, я думаю.

Раздосадованный Борден Чантри уставился в запыленный пол. Черт возьми, неужели его поджидают хлопоты? Не мог мертвец оказаться пьяным задирой, как он, Борден, рассчитывал.

Большой Индеец верит, что его застрелили из засады. Неожиданно, во всяком случае. Кто-то, кому покойный доверял? Но почему на улице? И кто? Ведь убитый — приезжий человек. Ехали следом?

Город был «одноуличный» — деловая улица, во всяком случае, была одна. Вдоль немногих боковых проулков и задних улиц стояли жилые дома.

Маленький беленький домик Борден снимал у Хайэта Джонсона. Квадратный дом, на четыре комнаты с изгородью из белых колышков вокруг, несколько футов лужайки, цветы, тщательно ухоженные и политые вручную, небольшой красный амбар и загон позади.

Налево за проулком было довольно большое пастбище, где ходило с дюжину коров и несколько лошадей. Борден Чантри всегда держал шестерку лошадей — своих лучших верховых — в загоне при амбаре.

Он пошел проулком и свернул в задние ворота. Поднимаясь по ступеням, услышал слабое постукивание посуды из кухни.

— Борден! Вернулся! — Бесс торопливо вышла к нему. Внимательно вгляделась в его лицо. — Тяжело было? Все удалось?

— Посадил вора в тюрьму. Лошадей возвратил владельцу.

— С тобой все в порядке? — Она держала его за руки и смотрела снизу вверх.

— Ну, ясно. Всего и дела было — раз плюнуть.

— Садись, вот кофе. Сейчас поджарю яичницу.

— Кофе выпью, но я уже завтракал, с Лэнгом. Там малость постреляли. Одного нашли на улице мертвым.

— Еще одного! О, Борден! Как бы я хотела… хотела бы уехать обратно на Восток. Не нужно, чтобы Том рос среди всей этой стрельбы и убийств. Сплошное насилие.

Этот спор тянулся издавна, и Борден ограничился тем, что пожал плечами.

— Ты вышла за владельца ранчо, Бесс, и, когда я сумею встать на ноги, буду хозяйствовать опять. Это моя страна, и здесь — мое место. А должность маршала… ну что же, кто-то должен ее занимать.

— Но почему обязательно ты? — не соглашалась Бесс.

— Я умею обходиться с револьвером, и об этом все знают. Более того, я умею обходиться и без него, об этом тоже все знают.

Вкусный кофе, и на кухне уютно. Бесс ходит вокруг — готовит завтрак, как обычно. Все ещё чувствуя следы усталости после долгой езды, Борден откинулся на спинку стула.

Офицер полиции взял двух лошадей и перекладывал седла, вот что подвело Кима Баку. Лошади были хорошие, и останавливался он только для того, чтобы переменить сбрую, поэтому нагнал вора быстро, тот не сумел далеко убежать. Бака не ожидал, что погоня его настигнет. Половина дела, конечно, что он добрался быстро и напал неожиданно.

— Убийство сегодня необычное, Бесс. По крайней мере, похоже на то. Молодой человек, приятного вида, моего возраста или чуть постарше. Не ждал выстрела. Вероятно, его подстерегали в укрытии.

— До вечера не придешь?

— Почти что.

Он допил кофе и отправился в спальню сменить рубашку. Мысли то и дело возвращались к мертвецу. Разумеется, можно попросту похоронить его и точка, но это будет означать, что он не выполняет своей работы. Не выполняет ее, как надлежит. Его работа — для которой его наняли городские старшины — поддерживать в городе спокойствие и наказывать его нарушителей. Или задерживать их для суда.

Борден нахмурился. Убитый поел в «Бон тоне», заплатил за еду и ушел. Следовало спросить, завтракал он или обедал… или даже ужинал. Похоже, из этого следует, что он пробыл в городе не один час.

Ну хорошо, что мы имеем? Жертва выходит из ресторана. На следующее утро находят труп — и где она была между этими двумя событиями? Не то чтобы в городе много мест, куда можно пойти.

Чантри вышел из спальни, на ходу заправляя рубашку в брюки. Бесс обернулась к нему.

— Борден, откуда явился этот человек?

— Неизвестно, — сказал он. — Это одна из вещей, которые надо выяснить.

— А как он сюда попал?

Чантри одарил жену широкой улыбкой.

— Как я об этом не подумал? На чем-то он должен был приехать! Как удобно иметь толковую супругу.

— Обыкновенный здравый смысл. Если он не с дилижансом прибыл, значит, верхом, больше никак.

Чантри подобрал шляпу.

— Где, в таком случае, его лошадь? Приколю тебе свой значок — если найду, куда прикалывать.

Бесс его отпихнула.

— Иди ищи его транспорт. Это хотя бы удержит тебя от глупостей.

Чантри прикрыл за собой ворота, погруженный в размышления. Каждый день мимо них проезжало по два дилижанса — туда и обратно. Если неизвестный прибыл дилижансом, то появился он здесь около полудня, это выходит, он пробыл в городе — где живет меньше шестисот человек — несколько часов. Кто-нибудь да видел его, не иначе..

Шагая прогулочным шагом по уличной пыли, Чантри добрался до тротуара, остановился и затопал, стряхивая с обуви пыль. По направлению к нему шла девушка: хорошенькая девушка с живым личиком и большими голубыми глазами. Самую чуточку излишне разряженная и обвешанная побрякушками.

— Луси Мари?

Девушка остановилась, немного встревоженная. Значок маршала ее обеспокоил — подумал хозяин значка, — а также тот общеизвестный факт, что оный хозяин женат и счастлив в браке.

— Как Мэри Энн?

— Хворает. Лучше ей так и не становится. Я… хотела бы, чтобы она смогла отсюда уехать. Ей нужен отдых.

— Скажи ей, что я о ней спрашивал.

Мэри Энн Хейли жила в городе уже два года, вместе с Луси Мари и двумя другими девушками, занимая дом на задней улице. Теперь вот заболела… вероятно, чахотка. Девочки этой профессии подхватывают туберкулез одна за другой.

Чантри возвратился в амбар и взглянул на лежащего на столе. Скоро его придется хоронить, но погода стоит прохладная, холодная даже, можно немного с этим подождать. Как-то неохота зарывать его в землю. У такого человека должен быть дом… слишком хорошо он за собой следил для обычного перекати-поля.

Дверь открылась, и вошел доктор Тервилиджер.

— Этот?

— Этот. Поглядите-ка, док. Что-то здесь не таи. Он очень хорошо одет — в стиле фронтира. Я про то, что вся его одежда точно по нему. Сделана на заказ. Оружие его было в деле. Шпоры у него такие, какие носят в Мексике или в Калифорнии, а большинство народу здесь, кто работает верхом, — это парни из Канзаса или Миссури, да еще из Техаса нескольких занесло. Он много бывал на солнце, сами видите. Из револьвера последнее время не стреляли, но ухаживать за ним ухаживали. По-моему, единственное, что не вяжется с остальным, — это его рубашка. Не укладывается у меня в голове, как это человек, одевающийся с таким тщанием, — и вдруг носит рубашку на два размера больше, чем надо.

Тервилиджер прожил на свете сорок пять лет, двадцать из них — на службе в армии, и мало чего осталось на свете, чего он не повидал.

— Вот я сидел тут и соображал, как бы снять рубашку с покойника, который, уж верно, начал коченеть.

— Давай сначала снимем жакет. Он не такой окоченелый, как ты думаешь. Ну-ка… помогай.

Приподняв мертвого, они выпростали его руки из рукавов и стянули жакет. Доктор внимательно его осмотрел, потом передал Бордену.

Тот поднял одежку на вытянутых руках. Сзади засохло немного крови. Совсем немного, если вспомнить, что рана находилась спереди. Отверстия, оставленного пулей, не было.