— Таков наш мастер Джозеф. А я за все свадебные подарки той девочке не дал бы и гинеи.

Джон стремительно вскочил на ноги, и не успел Воган и глазом моргнуть, как этот высоченный человек уже стоял рядом с теми людьми. Не говоря ни слова, он схватил за плечо довольно женственного юношу с пухлыми надутыми губами. На его парике и туфлях красовались бордовые ленты. Тот ахнул и удивленно посмотрел на Джона.

— Вы можете говорить о Джозефе Гейдже все, что угодно, так как он сам себе хозяин и ни перед кем не отчитывается за свои действия, и, замечу, я очень рад, что пол-Лондона завидует ему, его богатству и некоторым странностям. Но вы пятнаете доброе имя моей подопечной, сэр, а этого я не потерплю! Я настаиваю, чтобы вы немедленно извинились, сэр.

— В таком случае считайте, что я уже извинился, — ответил молодой человек, враждебно глядя на Джона.

Джон замялся, не зная, как вести себя дальше, и в конце концов сказал, поднеся указательный палец к самому носу своего обидчика:

— И больше ни слова о ней! Через две недели они должны пожениться, и я не хочу, чтобы кто-то помешал этому.

Он повернулся к капитану Вогану, но место, где еще недавно сидел его собеседник, было пусто. Крайне удивленный, Джон подошел к столу и увидел записку, краешком подсунутую под подсвечник. В записке было следующее: «Дорогой друг, я возмущен не меньше вас, но все же не могу привлекать к себе излишнее внимание. Вышлите свой чек по адресу, который я указал ниже, на Эссекс-стрит. Друзья направят ваш подарок тому, кто оценит вашу щедрость по заслугам. А я остаюсь вашим верным и преданным слугой. К. В.»

Джона очень поразило то, насколько опасна была служба агента Джеймса III, когда Англией правил Георг Ганновер. Эта мысль необыкновенно взволновала его. И очень хотелось знать, может ли он еще чем-нибудь помочь осуществлению плана женитьбы короля.

Накануне свадьбы Сибеллы и Джозефа в поместье Саттон царило полное спокойствие. Только Гиацинт с самого утра пребывал в каком-то странном настроении и чувствовал себя хуже, чем когда бы то ни было.

Голова болела с каждым часом все сильнее и сильнее, и он заставил себя начистить медные украшения и привести в порядок кожаную упряжь — все это должны были надеть на лошадей наутро, в день свадьбы Сибеллы. Он все еще надеялся, что физический труд поможет ему снять напряжение.

И тогда это произошло. В ушах начал нарастать шум, голова, казалось, вот-вот разорвется на части, и в медном наглазнике, который он держал в руках, отразилась неясная картинка. Гиацинт прищурился, и картинка, к его ужасу, прояснилась — даже своими слабыми глазами он смог разглядеть, что изображение двигается: Джозеф и Сибелла шли к алтарю рука об руку: она, такая нежная, и он — изысканный, роскошный, в белом атласном сюртуке и черных брюках. За ними шла Мелиор Мэри, похожая на зимнюю розу. Картинка растаяла, оставив тяжелое ощущение несчастья, словно невидимая рука сдавила Гиацинту горло.

Наглазник выпал из разжавшихся пальцев, ноги ослабели, и юноша присел на солому. Тихий звук заставил его обернуться. В дверях стояла Сибелла и в упор смотрела на него.

— Вы все ясно видели? — спросила она так быстро, что слова показались Гиацинту произнесенными на чужом языке.

— Что?

Ее голос стал немного громче:

— У вас видения, Мэтью?

— Я… я не знаю. Просто увидел странное отражение, вот и все.

Сибелла повернулась к нему спиной.

— Со мной такое тоже случается, с раннего детства. Сначала я пугалась, хотя мне известно, что этим даром обладала вся моя семья на протяжении многих столетий.

— А кто относится к вашей семье?

Он никогда не спрашивал ее об этом, сам не зная почему.

— Фитсховарды. Наш род происходит от цыганки, которая родила ребенка от графа из Норфолка. Говорят, что ее сожгли на костре. Она обладала могуществом древних, а ее сын, умевший читать по звездам, тоже знал много великих истин. Его дочь могла быть самой могущественной из них, если бы не онемела.

— Что с ней произошло?

— Она отреклась от мира и стала Христовой невестой — монахиней. А род продолжил ее брат Джаспер.

— А он обладал этой силой?

— Нет. Он был очень умен и стал придворным королевы Елизаветы. Хотя, по слухам, он был в Кале во время осады и бесстрашно защищал королеву Мэри.

— И я родился в Кале, — тихо сказал Мэтью.

— Да, я знаю. Предок Мелиор Мэри тоже защищал эту крепость. Его звали Генри Уэстон. Возможно, все наши предки были знакомы друг с другом.

— Возможно, но мне никогда не узнать об этом, ведь я незаконнорожденный. Фамилию Бенистер я получил только по милости семьи, воспитавшей меня.

— Может быть, пробудившееся в вас новое восприятие мира поможет вам и когда-нибудь вы обо всем узнаете.

— Надеюсь, так и будет, хотя и боюсь этого. Мне кажется, я услышу совсем не то, что хотел бы услышать.

Сибелла обернулась и посмотрела на него.

— По-моему, вы предназначены для Господа, Гиацинт.

— Что вы имеете в виду? Что я умру?

— Со всеми нами это когда-нибудь случится, но я подразумевала другое: вы должны старательно изучать истинное назначение вещей.

Они смотрели друг на друга в тусклом свете конюшни, и волосы Гиацинта отсвечивали медью в лучах заходящего солнца.

— А вы знаете, кто я? — спросил он.

— Нет. Я часто спрашивала об этом, но почему-то никогда не получала ответа. Вы очень таинственны.

Гиацинт пристально посмотрел на нее.

— Вы любите Джозефа Гейджа?

— Я всегда его любила. Но и вас я люблю, вы и сами знаете.

Он кивнул.

— Да.

— Это непостижимо. Я пошла бы с вами на край света, если бы вы позвали меня с собой. Как же еще объяснить, чтобы вы поняли? Похоже, будто две души живут в одном теле.

— Да, то же самое чувствую и я. — Он резко отвернулся. — Это постоянно мучает меня из-за Мелиор Мэри.

Внезапно вспомнив об отражении в наглазнике, Гиацинт добавил:

— Но, когда вы выйдете замуж, наши пути больше не должны пересекаться. У вас будет своя жизнь, а у меня — своя. Если наша странная привязанность друг к другу не исчезнет, то это станет опасным для всех нас.

— И даже для Джозефа и Мелиор Мэри?

— Да.

Она сделала шаг навстречу ему.

— Вы меня поцелуете?

Как ему было знакомо ощущать в руках ее тело, чувствовать на своем плече золотисто-розовую головку, прикосновение к шее ее губ. Он целовал Сибеллу только однажды и тогда сразу понял: они — одно целое. А сейчас поцелуй должен был разрушить это очарование, на мельчайшие частицы расколоть их невозможную связь.

Гиацинт грубо оттолкнул ее; рот сжался, подбородок затвердел, что не соответствовало его мягкой красоте.

— Идите готовьтесь к свадьбе, Сибелла. На карту поставлено слишком многое.

Девушка выпрямилась, и ее взгляд стал таки же, как всегда, — она уже простилась с ним.

— Я молюсь, чтобы никакая древняя магия не угрожала нам.

— Сначала пусть она попробует поборот меня, — угрюмо ответил Гиацинт.

В замке Саттон царило оживление — из церкви Хоули Трайнити в Гилфорде доносился колокольный звон, каждый удар которого оповещал все графство Суррей, что, согласно древней традиции, в этот день из дома должна выйти невеста. И, как двести лет назад, когда Энн Пиккеринг, всем известная под именем Роуз, выходила замуж за сына хозяина этого дома, во всех комнатах суетились до самого рассвета. Особенно много хлопот было с оформлением Большой Залы цветами, которыми так богат июньский сад. Розы были вплетены в гирлянды из гвоздик, в воздухе стоял неповторимый аромат жасмина, среди серебристо-серой лаванды виднелись светло-голубые незабудки, и редкой красоты изысканный венец потряхивал своими колокольчиками в беседке из свежей зелени, сооруженной главным садовником прямо в доме.

На кухне, как и всегда перед свадьбой, повара трудились всю ночь, и огромный торт в виде причудливого фонтана, хитро украшенный с помощью проволоки и льда, уже стоял на отдельном столе под газовой накидкой. В последний момент, когда торт надо будет нести на стол, в самом конце торжества, известного под названием «свадебный завтрак», главный повар спрыснет пузыри фонтана шипучим вином, чтобы усилить эффект.