- А че вы тут дежурите-то? - как бы невзначай обронил Вовец.

Глупый Кролик захлебнулся и закашлялся. Бестолковый Гусак вздрогнул, залил ноздри и расчихался. Весь кайф оказался безнадежно испорчен. Они оторопело уставились на Вовца, моргая размокшими глазами.

- А мы не дежурим, - неуверенно протянул Гусеныш, первым пришедший в себя. - Мы это, рыбу ловим.

- Ага, - поддакнул Жирный Заяц, - ловим, ага.

- Ну, ни пуха. Еще поймаете, звоните.

Вовец не счел нужным церемониться с этими дураками. Нет, это никакая не милиция, не рыбнадзор, даже там подобных молодых долбаков не держат. Это какая-то самодеятельность. Он растянул резиновый фартук на кокпите каяка, влез внутрь и оттолкнулся веслом. Энергичным гребком послал лодку вперед. Пролетев до конца островка, резким круговым движением весла развернул лодку и обогнул отмель.

Долбаки, разинув рты, следили за его манипуляциями. Он уже находился по другую сторону островка. Следы на песке показывали, что и с этой стороны приставали лодки. Канавки, оставленные килями, располагались на расстоянии ладони друг от друга, совершенно параллельно. Каждый раз лодка приставала в одном и том же месте.

Вовец круто развернул каяк и дал задний ход. Острая корма ткнулась в песок, точно легла в килевой след. Нос смотрел в высокие береговые заросли камыша, тростника, какого-то кустарника. С той стороны регулярно приходит лодка. Вовец махнул вперед, держа курс на эти заросли.

- Эй, ты чего? - сзади вдруг взревел Кролик. - А ну вернись!

Вовец тут же сменил курс. Теперь ему стало понятно, что за этой плавучей лавдой, за колыхающимися на воде зарослями таится нечно секретное, что-то запретное для постороннего глаза. Он не собирался больше испытывать судьбу. Следовало срочно сматываться, а дальше будет видно, как действовать.

Каяк летел вдоль топкого берега, весло так и порхало, закручивая на воде глубокие воронки. Он оглянулся через плечо на быстро удаляющийся островок. Могучий Кролик скакал по песку, а Щипаный Гусь возле палатки общался с передатчиком. Прутик антенны сверкал на солнце хромированными суставами.

Через минуту раздался отдаленный рев мотора. Во время гребка Вовец глубоко наклонился вперед и, глянув из-под мышки, увидел как прямо из берега выскочила дюралевая "казанка". Высоко задирая нос, лодка заложила глубокий вираж, обходя островок. Те, кто в ней сидел, явно намеревались отсечь каяк от выхода из залива, прижать его к болотистому берегу и захватить Вовца.

А он и не собирался соревноваться с ними в скорости. Он продолжал двигаться вдоль берега. Впереди виднелась какая-то узкая протока. Почерневший березовый ствол лежал мостиком между берегами над самой водой. Рев моторов за спиной нарастал, он уже закладывал уши. Даже плеска весла не стало слышно. В метре от березы Вовец совершил оверкиль - переворот вверх дном, выражаясь сухопутным языком. Просто упал на бок и оказался вниз головой. Ткнул веслом в близкое дно. Лопасть мягко вошла в торфяной ил. Вовец оттолкнулся, словно лопатой ковырнул в куче рыхлой земли. Тут же резким взмахом вернул себя в надводное положение эскимосским переворотом. Даже матерчатую кепочку, натянутую на голову, не потерял. Нагнулся вперед, стараясь как можно дальше воткнуть весло в темную воду, и сделал мощный гребок. Каяк влетел, подминая, в глянцевые листья желтых кубышек.

Вовец оглянулся и увидел во всей красе взлет моторной лодки. Скорее всего, рулевой не видел опасности из-за высоко задранного носа, а пассажиры не смогли перекричать газующий двигатель, чтобы его предупредить. Глиссирующая "казанка" влетела на бревно и стала торчком. Она, может, и перепрыгнула бы через него, да подвесной мотор не пустил, зацепился. Лодка, сверкнув на солце килем, опрокинулась назад. Рев оборвался. Вовец услышал как сочно шуршат, уходя под борта листья кубышек и стебли водяного перца. Впереди было метров тридцать воды, покрытой разнообразной зеленью, а сзади только крики потерпевших кораблекрушение.

Вовец эту тихую заводь пересек в одно мгновение и, не снижая скорости, вылетел на топкий берег. В сущности, это нельзя было назвать берегом. Все та же колеблющаяся лавда - многолетнее сплетение корневищ камыша, тростника, водяного перца, прочих водно-болотных растений, нахально пристроившиеся на кочках чахлые кустики ивы и хилые карликовые березки. А под ними темная болотная вода. Под тяжестью каяка лавда прогибалась, погружалась вниз, сочную зелень покрывала грязная, пузырящаяся вода. Вовец отталкивался веслом, втыкая его прямо в толщу корней и стеблей. И каяк двигался вперед, как по маслу.

Через пару минут сочные стебли и листья камыша скрыли зеленую заводь. А Вовец продолжал движение и остановился только тогда, когда выскочил на просторную изумрудную поляну. Мелкие блестящие листочки плавучей ряски покрывали это овальное озерцо. Вовец погрузил в него весло. Оно, преодолевая мягкое соротивление, пошло вниз. Вовца озноб прошиб. Он оказался в самом центре трясины. И хотя находился в лодке, все равно сделалось не по себе. Он поспешил поскорее покинуть это опасное место, чувствуя ногами сквозь пластиковое дно идущий снизу холод.

Трясина переходила в зыбучие мхи. Высокие кочки продавливались, словно пуховые подушки, но, пожалуй, смогли бы выдержать вес человека. Все-таки хорошо, что стоит такое жаркое лето, и уровень воды в озере упал на метр против обычного. Болота тоже пообсохли, рыхлая торфяная взвесь осела и уплотнилась. Топи сделались куда как проходимей. Впрочем, кому это надо? Уж во всяком случае не Вовцу. Будь сейчас высокая вода, он бы, не вылезая из каяка, вокруг всего озера по болотам просквозил, свободное дело!

Для начала следовало привести себя в порядок. Смочив питьевой водой из канистрочки носовой платок, Вовец протер лицо и шею. Снял тряпичную кепи, выжал и снова напялил на голову - сушиться. Рубашка имела вид самый плачевный. Вся мелкая дрянь, взбаламученная со дна во время подныривания под старую березу, очень хорошо пристала к ткани. И так густо, что голубая рубашка сделалась серой в бурых разводах. Возможно, это идеальный камуфляжный цвет для болотного рейнджера. Хотя рубашку все равно жалко.

Потом Вовец добыл из пузырька белой жидкости с мерзким запахом и тщательно растер ею лицо и руки. Комары сразу прекратили кусаться. И появилась возможность спокойно перекусить. Банка консервов, ломоть хлеба, баночка пивка - много ли надо непритязательному пролетарию, чтобы удовлетворить скромные потребности в еде?

Вовец вылез из каяка. Ноги глубоко погрузились в мох, и он почувствовал, как холодная вода заливается в ботинки. Ну и черт с ней! Сделал пару шагов. Моховое поле заходило под ногами, даже волна по нему прошла. Вовец привязал веревку к маленькому колечку, вмонтированному в нос лодки и пошел по болоту. Каяк послушно скользил следом. Весло Вовец держал в руке и иногда тыкал им перед собой, проверяя, насколько надежна почва. Выбравшись на сухой бугорок, разложил анисимовскую карту и попробовал сориентироваться.

Анисимова абсолютно не волновали берега и то, что на них. Кое-где он обозначил значками лес, кустарник, поле, деревню, но здесь было белое пространство, отделенное от воды жалким пунктиром и одно кривое слово "болото". Вовец достал черный маркер и аккуратно, стараясь сохранять масштаб, пририсовал заводь и березовое бревно. Точкой обозначил место, откуда выскочила чужая лодка. Свой маршрут по трясинам изобразить не решился, так как опасался ошибиться в направлении и расстоянии. Тем не менее, нарисовал его по памяти на полиэтиленовом пакете, в котором лежал хлеб. Получилась этакая разрисованная упаковка. После этого отправился по собственным следам в обратном направлении.

Пружинящий мох уже успел подняться, но впадины, оставленные ботинками, все же можно было обнаружить без особого труда. Вовец улегся поверх лодки и внимательно рассмотрел след. Длинные стебли сфагнума, покрытые узкими изумрудными листочками, перепутались и потому не могли полностью выпрямиться. Даже если на общем светло-зеленом фоне след оставался незаметным, приглядевшись, его можно было обнаружить благодаря этой спутанности. Удовлетворенный результатами исследования, Вовец продолжил путь.