У меня на столе стояла пресс-статуэтка из числа тех, которые описать очень трудно – нужно посмотреть на них самому. Она называлась «исполнитель штрафных бросков». Когда мне понадобился пресс для бумаг на столе, я перебрал сотни пресс-кругляшек, пока не наткнулся на эту трехдюймовую статуэтку. Кроме этого, в моем кабинете висело электронное баскетбольное кольцо, укрепленное на щите с пластиковым покрытием. Я повесил щит на стене напротив письменного стола, и, когда попадал в кольцо кожаным черно-белым мячом, раздавался возбужденный электронный голос: «Прекрасный бросок!», сопровождаемый бешеным ревом толпы болельщиков, что, вообще-то, звучало весьма неуместно в нашем чопорном заведении.

«Ну что там еще?» – спросил я себя.

Прошло минут десять, а Молли все не звонила.

Послышался приглушенный стук в косяк двери, и вошел Билл Стирнс с очками для чтения «Бен Франклин» на носу.

– Я встречаюсь с Траслоу, – сразу сказал я и замер, затаив дыхание, и пристально глядя на него.

– Алекс будет весьма рад.

Медленно я выдохнул воздух сквозь зубы:

– Ну и прекрасно. Но я еще не пришел к твердому решению. Только согласился встретиться и переговорить. – Брови у него поползли вверх от удивления. – А насколько важны его дела для «фирмы»? – спросил я. Стирнс объяснил. – И я не буду получать свою зарплату до конца года, пока не подсчитают все доходы? Верно? – уточнил я.

Теперь брови у него медленно поползли еще выше, отчего на лбу появились морщины.

– Чего вы добиваетесь, Бен?

– Прояснить все. Траслоу хочет, чтобы я представлял его интересы, и вы тоже этого же хотите. Получилось так, что у меня неожиданно возникла нужда в наличных, хоть немного.

– Ну и что из этого?

– Хочу, чтобы он дал мне денег. Сразу же. Не отходя от кассы.

Стирнс снял очки, резко сложил их и засунул в нагрудный карман.

– Бен, – начал он, – все это в высшей степени…

– Все это можно сделать. Я встречаюсь с Траслоу, подписываю с ним контракт, он переводит прямо на мой счет гонорар с пятью нулями. И мы приступаем к делу.

Стирнс долго раздумывал и потом согласно пожал мне руку:

– Ну и крепкий же вы, сукин сын. Ладно, Бен. По рукам. Приступаем к делу.

Он повернулся и пошел было из кабинета, но вдруг с порога обернулся и спросил:

– А с чего это вы вдруг передумали?

Тут же Билл вернулся в кабинет, удобно устроился в кожаном кресле для клиентов и, закинув ногу на ногу, приготовился слушать.

– В угоду вам я мог бы ответить, что благодаря вашему умению убеждать, – ответил я с усмешкой.

– Ну а все же? – улыбнулся Билл.

– Мне понадобились стимулы, – продолжал я, слегка улыбаясь, и крепко сжал пресс-статуэтку, отчего на ладони остался трехдюймовый отпечаток.

– Послушайте, – начал я после минутного молчания, видя, что Стирнс снова собирается уходить. – Вчера вечером у меня был долгий разговор с одним старинным другом из ЦРУ. – Стирнс понимающе кивнул головой, глядя ничего не выражающими глазами в пространство. – Он изучал обстоятельства смерти Харрисона Синклера.

Минуту-другую он сидел и думал, прикрыв глаза, а потом спросил:

– Ну и что?

– Он считает, что его смерть каким-то образом связана с деятельностью КГБ.

Билл протер глаза обеими ладонями и простонал:

– Старым ветеранам «холодной войны» нелегко отрешиться от прежних иллюзий, не так ли? Разумеется, КГБ и «империя зла» в свое время действительно были виновниками многих злодеяний. Даже главными. Но вот КГБ уже нет на свете несколько лет. Да даже когда и был, не позволял себе такие штучки, вроде убийства директора Центрального разведывательного управления. – С этими словами он ушел от меня.

Я сидел и раздумывал, не показать ли ему фотокарточку, которую Эд вручил мне, но тут зазвонил телефон.

– Звонит Молли, – раздался в трубке ровный металлический голос Дарлен. Я сразу же переключил кнопку и поднял трубку.

– Молли… – начал было я.

Она же просто рыдала в трубку, глотая слова, – разобрать ничего нельзя было.

– Бен… я… это же ужасно…

Стремглав я ринулся в коридор, к лифту, на ходу надевая плащ. Пробежал мимо Билла Стирнса, который, наклонившись, разговаривал с Джекобсоном, нашим новым толковым сотрудником. Стирнс лишь быстро и пронзительно посмотрел на меня понимающим взглядом.

Как если бы он знал…

В свое время (кажется, с тех пор минула тысяча лет) я полгода обучался в учебном центре ЦРУ в Кэмп-Пири, штат Вирджиния, или на «ферме», как мы между собой называли эту базу. Там чему только меня не учили, начиная с того, как незаметно проскользнуть мимо кого-нибудь, и кончая тем, как пилотировать легкий самолет или стрелять из пистолета по мчащемуся автомобилю. Один из моих инструкторов-наставников любил повторять, что мы должны постигать искусство шпионажа с таким усердием, чтобы со временем делать все автоматически, инстинктивно. Даже спустя годы ничто не должно застигнуть нас врасплох, наше тренированное тело должно знать, как реагировать на неожиданность, упреждая мысль. Я не верил в это: проработав несколько лет адвокатом, я был уверен, что этот инстинкт у меня наверняка исчез.

Я припарковал автомашину не на стоянке позади своего дома, а за полквартала от него, на Коммонуэлс-авеню. Зачем? Наверное, инстинктивно, по укоренившейся привычке за время службы в разведке.

Молли столкнулась с чем-то ужасным, о чем даже не могла говорить по телефону. Вот все, что я понял, но тем не менее…

Я быстро промчался по переулку позади нашего квартала, подбежал к черному ходу в дом и остановился перед дверью, нащупывая в кармане ключ. Затем, быстро отперев замок, вошел и тихонько стал красться по темной деревянной лестнице.

Все вроде тихо – изредка доносился обычный домашний шум: слабое пульсирование горячей воды, текущей по трубам, дребезжание работающего холодильника, жужжание и потрескивание разной бытовой техники, установленной в доме. Испытывая безотчетное беспокойство, будучи в напряжении, я вошел в длинную узкую комнату, в которой мы намеревались устроить библиотеку, но пока еще ничего не ставили. Книжные стеллажи, вытянувшиеся от пола до самого потолка, оставались пустыми. Мы наняли маляра Фрэнка, и он покрасил стеллажи всего пару дней назад – масляная краска еще не совсем высохла. Я уже намеревался подняться по лестнице наверх, в спальню, как вдруг заметил уголком глаза нечто непонятное.

Мы с Молли перенесли в эту комнату все свои книги и рассортировали их по предметам и темам, чтобы расставить по полкам, когда они будут готовы. Книги стояли разобранные по стопкам около стены напротив стеллажей, прикрытые чистой пластиковой клеенкой. Рядом с ними стояли, тоже накрытые клеенкой, дубовые ящики с картотекой и папками, которые я собрал из личных архивных бумаг несколько лет назад.

Кто-то явно трогал их.

В папках кто-то рылся, чувствовалась опытная рука, но все равно было заметно. Клеенку приподнимали, но обратно набросили не так, как она лежала: гладкой, без рисунка, цветной поверхностью внутрь, а не наружу.

Я подошел поближе.

Книги, собранные в стопки, теперь лежали не в прежнем порядке, но с первого взгляда ничто не пропало, и даже книга Аллена Даллеса «Искусство разведки» с авторской дарственной надписью оказалась на месте. Однако при более внимательном рассмотрении я увидел, что папки лежат совсем в другом порядке, некоторые перевернуты, а папки с документами Молли, относящимися к ее учебе на медицинском факультете, заняли место моих университетских документов. Все уложено как-то не так: вкривь и вкось.

Из документов, похоже, ничего тоже не пропало, только все перетасовано. Явно давалось понять, что в доме производился обыск.

Кто-то рылся в наших вещах и как бы преднамеренно переставил папки и книги?.. Уж не предупреждая ли?

С бьющимся сердцем я быстро поднялся по лестнице, вошел в спальню и там увидел… Молли, свернувшуюся калачиком в самом центре нашей постели поистине королевских размеров. Она так и не сняла рабочей одежды, которую всегда надевала, уходя в больницу: плиссированную серую юбку и светло-оранжевый шерстяной свитер. Волосы, обычно аккуратно зачесанные назад, растрепались в беспорядке. Я обратил внимание, что она надела золотой медальон с камеей – подарок ее отца. Он принадлежал ее матери и переходил из поколения в поколение в семье Синклеров и Эвансов. Думаю, она считала медальон счастливым талисманом.