Девушка ничего не сказала, пока размышляла над последствиями потери памяти Силии.

– Ее доктор собирается привести психиатра – посмотреть, не сумеет ли тот восстановить у нее в памяти эти выпавшие минуты, – пояснил Джейкоб.

– Они считают, что ему удастся это сделать?

– Он использует гипноз, чтобы вызывать возрастной регресс у своих пациентов и заставить их вспомнить травмирующие эпизоды детских лет.

Он постарается вернуть Силию к времени нападения. – Старик вглядывался поверх оправы своих очков в заметку на спортивной полосе.

– Когда? – спросила девушка.

– Простите? – Он вскинул вопрошающий взгляд, как будто настолько быстро погрузился в статью, что потерял нить беседы. Было ясно, что он не хочет размышлять на эту тему и ломает комедию, которая, как он надеется, отобьет у нее охоту расспрашивать его.

– Когда психиатр займется Силией?

– Возможно, сегодня.

– Возможно?

– Или завтра, – буркнул он.

– И капитан Ранд собирается просто ждать?

– А что ему еще делать? – хмыкнул Джейкоб, наконец положив газету, убедившись, что его уловка бесполезна.

– Вы говорили ему, что случилось прошлой ночью?

– Ничего не случилось, – отрезал он. Элайн была настолько удивлена его заявлением, что лишилась дара речи.

– Мы все скоро узнаем, – уверенно заявил Джейкоб. – Когда психиатр добьется того, чтобы Силия описала нападавшего, они мигом его обложат.

– Прошлой ночью вы не считали, что это чужак, – напомнила она.

– Прошлой ночью мне приснился плохой сон.

– Это было кое-что другое.

– Нет, – упорствовал он. – Ночной кошмар. Она поняла, что старик снова сопротивляется тому, чтобы принять правду. Он колебался между рациональностью и почти абсурдной степенью бегства от действительности, с прятаньем головы в песок. В данный момент он разыгрывал свою страусиную роль.

Элайн решила, что бесполезно говорить ему о вывернутой лампочке ночника. И вероятно, он наотрез откажется принять ее историю о человеке, который пытался взломать ее дверь лезвием ножа. Он не хочет верить, а значит, не поверит. Ей придется подождать Ли Матерли и все ему рассказать. Он разберется, как поступить. Скорее всего, он сразу же позвонит капитану Ранду.

– Ну что ж, – вздохнула Элайн, – пожалуй, я схожу посмотрю, найдется ли у Бесс что-нибудь на завтрак в столь поздний час.

– Идите, – разрешил старик. – Со мной все будет хорошо.

– Я проведаю вас после ленча.

Но когда она открыла дверь, Джейкоб подался вперед в своем кресле, наугад складывая газету на коленях.

– Пожалуйста, заприте дверь. Она повернулась к нему, спрашивая себя, улетучится ли его напускная бодрость.

– Зачем?

– Мне так будет спокойнее.

– Почему?

Старик смотрел на нее с болью, как будто имел дело с ребенком, которого любит, а ребенок твердо вознамерился ему насолить. Лицо его было напряжено, таило в себе лавину чувств. Глаза его переполняла печаль, вынашиваемая долгое-долгое время, печаль, ставшая столь же глубокой, как его душа. Он явно был не в силах предложить ей другую причину. А если бы ему пришлось рассказать правду, объяснить природу страхов, которые ему хотелось отрицать, он бы не выдержал и расплакался – и у него вполне мог случиться еще один приступ его тяжелой болезни.

Она считала себя его другом, что означало – она не допустит слез. А как его медсестра, она не могла допустить нового приступа болезни.

– Хорошо, – кивнула она.

Элайн закрыла дверь и заперла ее на замок, проверила ручку, потом поспешила вниз по лестнице и вдоль узкого коридора на первом этаже в направлении кухни.

Когда она открыла дверь кухни, Бесс завывала, как будто ее ударили, отрывистым, пронзительным воем от боли.

В первый раз за много лет Бесс лишилась дара речи и была не в состоянии выполнять свои обязанности. Обычно седовласая веселая женщина была живой и разговорчивой, суетящейся со своими делами, словно заводная машина, которая не может остановиться, пока ее ходовая пружина не распрямится. Однако теперь ее румяное лицо было пепельно-серым, болезненным и обреченным и ее обильная энергия почти иссякла, так что она поникла и согнулась.

– Мне просто не верится, – причитала она, и казалось, что в основном кухарка разговаривает со стеной перед собой.

– Ну не надо, успокойтесь, – уговаривала ее Элайн. – Теперь уже все позади, ничего не поделаешь.

– И как же я сразу не догадалась, – всхлипывала Бесс, принимая стакан воды, которая медсестра передала ей, но не удосужившись отпить и глоток. Он пропал этим утром. Я сказала Джерри, сказала, что он не ушел бы, пока мы не встали и не приготовили ему завтрак, конечно нет. А если он уходил куда-нибудь в ночное время, то ему пора было вернуться. Если только с ним ничего не случилось. – Она невольно содрогнулась и сморгнула слезы с глаз.

– И ведь действительно случилось, так?

Элайн часто управлялась с ситуациями, когда детям требовалось утешение по поводу смерти родителей или когда родители были вне себя от горя, потеряв ребенка. В больнице это была обязанность, с которой училась справляться каждая медсестра, пусть даже ей это не слишком нравилось. Но тут она в первый раз столкнулась со скорбью по поводу погибшего домашнего животного, черного с желтовато-коричневым кота смешанной породы.

– Бобо жил у нас восемь лет – до прошлой ночи, – рассказывала Бесс. У него был маленький лаз в нашей входной двери, которым он пользовался, чтобы входить и выходить, когда ему заблагорассудится. Хотя, учитывая все, что происходит с семейством Матерли, мне следовало запереть этот лаз. Следовало.

– Вы не могли знать, – вставила Элайн, беря руку пожилой женщины и похлопывая по ней. – Никто не мог ожидать, что вы…

– Мне следовало, – повторила Бесс. – Мне следовало знать. После мисс Тамлин мне следовало быть осторожной даже с Бобо. – Она посмотрела на Элайн ясными голубыми глазами. – Бобо был пугливым котиком. Он не пошел бы к кому-то, если бы не знал его. Вы понимаете, что это означает, мисс?

– Вы думаете, что его убил кто-то в этом доме? Бесс посмотрела очень трезво, и глаза ее были наполнены страхом.

– В некотором роде, мисс. В некотором роде это сделал кто-то из этого дома.

Элайн подумала о кошачьем трупе, который видела лежащим в мешке для мусора. Его несколько раз ударили острым ножом, потом, в качестве завершающего жеста, вспороли живот. Он пролежал в том пластиковом мешке все утро, пока Бесс готовила завтрак, прикрытый другим мусором, который аккуратно сложили вокруг. Если бы кровь не просочилась и Бесс не заметила бы ее и не решила опорожнить мешок, чтобы выяснить, откуда та взялась, его бы так и не обнаружили.

Она не знала, хорошо ли это, что Бесс нашла труп кота, или было бы лучше во всех отношениях, если бы кот просто исчез. Это ужасным образом доказывало, что убийца действительно принадлежит дому Матерли, – если они сумеют убедить полицию, что существует связь между покушением на убийство Силии Тамлин и жестоким умерщвлением кота. С другой стороны, как кто-либо из них, увидев бессмысленное насилие, учиненное над котом, сможет мыслить достаточно ясно, чтобы справиться с кризисом, если таковой случится? Девушка понимала: все те страхи, которые одолевали ее, стали разрастаться, как раковые клетки, и ей представлялось, что то же самое верно в отношении всех в этом доме.

– Возможно, нам следует позвонить капитану Ранду, – сказала Элайн.

– От этого не будет никакого проку. – Бесс вытерла глаза носовым платком.

– Но вы сказали, что виноват кто-то в этом доме. Кажется, вполне вероятно, что тот же самый человек напал с ножом на Силию, кто-то, обезумевший настолько, что…

– Я сказала, что это в некотором роде был кто-то в этом доме, поправила ее Бесс.

Элайн не могла понять, что пытается подчеркнуть пожилая женщина.

– То же самое…

– Давайте пойдем и расскажем Джерри про Бобо, – предложила Бесс. – Он будет ужасно переживать из-за этого.