Когда с закусками покончили, наступила очередь пасты. Ничего необычного: так, маленькие пиалы со спагетти в красном соусе. Потом подали куриную пиккату — тонкие ломтики куриной грудки в белом вине с лимоном и каперсами и запеченную рыбу. Следом еще один салат и, наконец, десерт — огромный белый торт, пропитанный анисовой водкой.

Все это вносили и выносили вместе с винами, и когда официанты подали эспрессо, Кэллана совсем разморило. Калабрезе сделал длинный глоток кофе, после чего сказал:

— А теперь скажите, почему я не должен убивать вас, парни.

Ни хрена себе вопросик на засыпку.

Какая-то часть Кэллана рвалась заорать: «Ты не должен убивать нас потому, что Джимми Пиккони украл у тебя сто штук баксов, и мы можем доказать это!», но он прикусил язык, изо всех сил стараясь найти другой довод.

Тут он услышал слова Персика:

— Они, Пол, хорошие парни.

— Зато ты, Джимми, — улыбнулся Калабрезе, — нехороший парень. Был бы ты хорошим, то сегодня я бы обедал здесь с Мэттом Шихэном.

И, развернувшись, прошил насквозь взглядом О'Бопа и Кэллана.

— Я все еще жду вашего ответа.

И Кэллан тоже. Изо всех сил стараясь сообразить, то ли ломать голову над ответом, то ли попытаться прорваться между двумя мордоворотами, охраняющими дверь, выскочить в зал, выхватить пистолеты и вернуться, поливая всех огнем.

Но даже если мне это удастся, думает Кэллан, О'Боп к тому моменту будет мертв. Да, но зато я смогу отправить его на небо в переполненном автобусе.

Кэллан пытается незаметно передвинуться на краешек. Остался еще дюйм, теперь надо подобрать ноги, тогда он сможет враз сорваться со стула. Кинуться прямо на Калабрезе, схватить его и, пятясь задом, выскочить за дверь.

И куда потом? — думает он. На Луну? Куда можно смыться, чтобы Семья Чимино там не разыскала?

Вот хрен, думает он. Бегом за пистолетами, надо уйти из жизни, как подобает мужчинам.

Сидящий напротив Сол Скэки качает головой. Движение едва заметное, но Кэллану понятно: шевельнись — и ты покойник.

И он замирает.

Казалось, молчание длится чуть ли не час, но на самом деле пролетело всего несколько секунд в атмосфере, ну скажем, напряженной, и Кэллан всерьез удивляется, когда слышит пронзительный голос О'Бопа, тот верещит:

— Вы не должны убивать нас, потому что... Потому что... эээээ...

— ...мы можем выполнять для вас работу лучше, чем Шихэн, — подхватывает Кэллан. — Мы сумеем добыть для вас долю в Джевитс-центре, в местном профсоюзе водителей, в профсоюзе строителей. Ни один цементный блок не продадут и не поднимут без того, чтобы вы не получили своей доли. Вы получите десять процентов с каждого доллара ростовщика или добытого на улице, и все это сделаем для вас мы. Вам и пальцем не придется пошевелить или во что-то вмешаться.

Калабрезе обдумывает его слова, тянет, наслаждаясь, время.

Кэллан начинает заводиться. Он чуть ли не надеется, что Калабрезе рыкнет: «Да пошли-ка вы на хрен, ребята», и тогда можно будет отбросить всякую дипломатическую дребедень и приступить к драке.

Но Большой Поли роняет:

— Существуют определенные условия и правила. Во-первых, брать мы станем тридцать, а не десять процентов с вашего дохода. Во-вторых, возьмем пятьдесят процентов денег, поступающих от профсоюзов и строительства, и тридцать — от любой другой деятельности. А в обмен я предлагаю вам свою дружбу и защиту. Членами Семьи вы стать не можете, потому что вы не сицилийцы, но партнерами станете. Работать будете под надзором Джимми Персика. Он будет лично отвечать за все ваши действия. Возникнет у вас какая необходимость, обращайтесь к Джимми. Возникнет проблема, тоже обращайтесь к Джимми. И кончайте со всякими разборками, тут не Дикий Запад. Наш бизнес лучше всего работает в атмосфере спокойствия и тишины. Все поняли?

— Да, мистер Калабрезе.

Калабрезе кивает:

— Возможно, изредка мне будет требоваться ваша помощь. Тогда передам через Джимми, а уж он передаст вам. Я, конечно, рассчитываю, что в обмен на мою дружбу и защиту вы не повернетесь ко мне спиной, когда я обращусь к вам. Раз ваши враги будут моими врагами, то и мои должны стать вашими.

— Да, мистер Калабрезе. — Кэллан гадает: может, сейчас положено поцеловать его кольцо?

— И последнее, — заключает Калабрезе. — Занимайтесь своим бизнесом. Делайте деньги. Наживайте богатство! Делайте все, что желаете, но — никаких наркотиков! Такое правило установил Карло, и оно по-прежнему действует. Наркотики — это слишком опасно. Я не намерен провести в тюрьме старость, так что это запрет категорический: займетесь наркотиками — вы покойники.

Калабрезе встает со стула. Остальные тоже поднимаются.

Кэллан стоит, когда Калабрезе коротко бросает «До свидания», и два мордоворота распахивают перед ним дверь.

Кэллан напряженно соображает, что не так в этой картинке.

— Стиви, — говорит он, — Калабрезе уходит.

О'Боп смотрит на него, как бы говоря «Ну и хорошо».

— Стиви, этот человек уже выходит в дверь.

Они замирают. Персик в ужасе от такой промашки и говорит с фальшивой вежливостью:

— Дон всегда уходит первым.

— Что, какая-то проблема? — осведомляется Скэки.

— Да, — кивает Кэллан, — проблема.

О'Боп становится цвета мела. Персик вцепился себе в подбородок так крепко, что теперь пальцы гвоздодером не отодрать. Демонти уставился на них, точно на что-то совсем уже экзотическое, а Джонни Бою все представляется просто забавным.

А вот Скэки — нет.

— В чем дело? — спрашивает он.

— У нас на улице люди, — сглотнув, объясняет Кэллан, — и мы приказали убить первого, кто выйдет в дверь, если это будем не мы.

Оба охранника Калабрезе разом хватаются за оружие. Пистолет Скэки сорок пятого калибра оказывается нацелен точно в голову Кэллана.

Калабрезе смотрит на Кэллана и О'Бопа, покачивает головой.

Джимми Персик тщится припомнить точные слова Покаянной молитвы.

Но тут Калабрезе вдруг смеется.

Он хохочет, заливается так, что ему приходится достать из кармана пиджака платок и вытереть глаза. Мало того — он даже падает на стул. Отсмеявшись, Калабрезе смотрит на Скэки и произносит:

— Ну чего стоишь? Стреляй в них!

И тут же, очень быстро, добавляет:

— Шучу я, шучу. Вы, парни, что, думаете, выйди я в эту дверь, началась бы третья мировая война? Смех, да и только!

Он машет им на дверь:

— На этот раз вы — первые.

Они выходят, и дверь за ними захлопывается. Даже через закрытую дверь еще доносится хохот. Они проходят мимо Бэт и ее подружки Мойры на улицу.

Никаких признаков ни Бобби Ремингтона, ни Толстяка Тима Хили.

Только вереница — от угла до угла — черных «линкольнов».

И рядом с ними стоят гангстеры.

— Господи, — бормочет О'Боп, — наши не смогли найти место для парковки.

Позже Бобби, извиняясь, бормочет, что не успел он и пару раз проехать мимо ресторана, как один из мафиози тормознул машину и велел им проваливать отсюда на хрен. Они и убрались.

Но это будет потом.

А сейчас О'Боп стоит на улице и глазеет на голубое небо.

— Ты понимаешь, что это значит?

— Нет, Стиви. И что?

— А значит это, — О'Боп обнимает Кэллана за плечи, — что мы теперь короли Вестсайда.

Короли Вестсайда.

Недурная новость.

А плохая та, что Джимми Персик на сто тысяч баксов, которые теперь не надо никому отдавать, купил наркотики.

И не обыкновенный героин, доставленный по обычному маршруту Турция — Сицилия. И не через канал в Марселе. И даже не по новому Лаосскому, организованному знаменитым мафиози Санто Траффиканте. Нет — купи он наркотики через какой-то из этих источников, Калабрезе прознал бы об этом через пятнадцать секунд, а еще через неделю раздувшийся труп Джимми Персика пугал бы туристов на Серкл-Лайн. Нет, Джимми Персику пришлось найти новый источник.

Из Мексики.