Артузов по-своему понял значение слов «не помню»: «Хитрит, увиливает или хочет ввести нас в заблуждение?». Он продолжал свои беседы с Петровской, выясняя все новые и новые стороны ее жизни. Эта уже не первой молодости женщина имела сына, который тоже работал в штабе 7-й армии. Он снабдил Дюкса поддельным удостоверением на имя работника штаба Александра Банкау. Похоже, Петровская действительно питала сакие-то чувства к Дюксу и, возможно, была оскорблена его мужским непостоянством и бегством без предупреждения и прощания. И все же главное, что их связывало, — это политическая борьба против Советской власти. У Петровской было время подумать, как вести себя на следствии. Однажды (это было же в феврале 1920 года) Петровская сама предложила Артузову:

— Хорошо бы съездить на Чистые пруды, возможно, я бы нашла тот дом, в котором мы были с Полем. А хозяина я запомнила, если встречу — узнаю сразу, зовут его Николай Петрович или Николай Николаевич. У него есть премиленькая собачка — белый шпиц.

— Раз есть собачка, то он должен ее прогуливать по бульвару, — предположил Артузов.

Предложение Петровской было заманчивым, но и рискованным: она могла пройти мимо владельца собачки, «не узнав его», и тот бы сразу все понял. Однако Артузов почувствовал, что появился хоть и маленький, но шанс, зацепка, и был доволен, что в ходе допросов Петровской проявил достаточную выдержку и такт, чтобы не восстановить против следствия склонную к истеричности женщину. Он решил рискнуть…

В тот же вечер, примерно во время, когда владельцы собак выгуливают своих питомцев, Петровскую на автомобиле привезли на Чистые пруды. Они медленно ехали вдоль бульвара, оглядывая гулявших. На втором круге Петровская тронула плечо шофера:

— Остановите! Вот он! Видите, прогуливается с собачкой?

Владельца белого шпица задержали. Им оказался член коллегии Главтопа профессор Николай Николаевич Виноградский. На первом допросе он категорически отрицал свою связь с Дюксом, возмущался: мол-де задерживают и допрашивают советского работника. Чекистам было над чем задуматься. Может, Петровская с целью выиграть время и пустить следствие по ложному пути решила скомпрометировать крупного советского работника? В этом случае надо немедленно освободить Виноградского и принести ему извинения.

— Может быть, вы ошиблись и это не он? — в который раз спрашивал Артузов Петровскую.

— Он, — настаивала Петровская. — У меня хорошая память на лица, я не могла ошибиться. Помнится, показав Полю какие-то бумаги, он засунул их за картину, которая висит в его кабинете. Загляните туда, возможно, они все еще там.

Никаких бумаг за картиной не оказалось. Однако там нашли пустой конверт. На нем было написано: «Сергею Михайловичу». И все встало на свои места. Петровская говорила правду, она уже называла и раньше это имя и отчество.

— Посмотрите на этот конверт и назовите фамилию адресата, — предложил Артузов Виноградскому. Николай Николаевич вздрогнул, лицо его побелело. Он понял, что изобличен, и… назвал фамилию одного из руководителей «Совета общественных деятелей» и «Тактического центра» — Леонтьева. Затем Виноградский сознался, что был связан с резидентом английской разведки Дюксом.

На очередном допросе арестованный уже без утайки рассказал о «Записке» с подробной характеристикой различных сторон государственной и общественной жизни советской республики, составленной «Центром» для информации стран Антанты, а также о встречах руководителей организации с приезжавшим нелегально в Москву начальником деникинской разведки полковником В. Д. Хартулари и с другими белогвардейскими эмиссарами.

Так Артузов получил возможность лишний раз убедиться в том, что не существует сколь-либо крупной контрреволюционной организации, которая не была бы связана со спецслужбой того или иного империалистического государства.

…Однако вернемся к сентябрьским дням 1919 года. Щепкин арестован, но Алферов еще оставался на свободе.

…Минула еще одна бессонная ночь. Артур Христианович вышел на улицу, чтобы подышать свежим воздухом, послушать зазывной шум центральной части города, а заодно подумать о том деле, которое поручено ему партией. Нет, его работа не ремесло, скорее, это искусство, и искусство трудное, приходится иметь дело с людьми очень разными, следовательно, нужно быть тонким психологом. Этому его учат и этого от него требуют его руководители: Дзержинский, Менжинский, дядя Миша Кедров, ныне член коллегии ВЧК. Все трое придавали огромное значение самостоятельности работников, их инициативе и решительности, но при условии соблюдения правила, сформулированного Феликсом Эдмундовичем: «Делайте по-своему, но вы ответственны за результат».

Артузов полностью разделял это положение применительно к себе и к своим подчиненным. Вот и сейчас, несмотря на очевидный первый успех, Артузов не забывал, что в Москве все еще действует военная заговорщическая организация. О ней на допросе рассказал окружной инспектор Всевобуча П. М. Мартынов, арестованный чекистами в числе прочих на квартире Щепкина. Чекисты уже знали, что существует «Штаб Добровольческой армии Московского района». Предстояло выяснить, кто руководитель этого штаба? Время торопило чекистов. До назначенного срока вооруженного мятежа оставались считанные дни. Тула, правда, не была взята Деникиным, но положение продолжало оставаться серьезным.

Возможно, другие люди на месте руководителей ВЧК стали бы себя успокаивать предположением, что заговорщики, напуганные арестом Щепкина, откажутся от своих замыслов и постараются исчезнуть или на время затихнуть, но Дзержинский, обсудивший с Менжинским обстановку в Москве, исходил из обратного: провал гражданского лидера лишь подтолкнет накаленных ожиданием офицеров на решительные действия. Даже обреченные на гибель, они могут наделать много бед. Захват столицы, пусть даже на какие-то часы, дал бы в руки Деникину сильнейшие политические и военные козыри. Надо было во что бы то ни стало упредить врагов.

Арест Щепкина действительно всполошил остальных руководителей «Национального центра», особенно военных из «Штаба Добровольческой армии Московского района». Они срочно собрались на Малой Дмитровке, 4, в квартире Алферова, которую чекисты не успели взять под постоянное наблюдение, хотя о ней знали из показаний Крашенинникова («на всякий случай мне дали адрес Алферова, содержателя и директора гимназии») и из сообщения учительницы Ф. Э. Дзержинскому, которой показалось подозрительным поведение директора школы. Чтобы усыпить бдительность соседей, Алферовы распустили слух, будто у них тезоименитство и, возможно, к ним заглянут на чашку чая друзья, ответственные советские работники. Соответствующим образом был сервирован и стол. И вот первый «гость». Условный стук — и в приемную вошел начальник артиллерийских курсов Миллер, одетый в кожанку с маузером на боку. В этой квартире он был своим человеком. Миллер быстро разделся и прошел в комнату. Поклонившись хозяйке и выпив с ее разрешения рюмочку коньяку, он стал ожидать прихода остальных «гостей».

Снова и снова повторялся условный стук в дверь. Уже пришли бывший полковник генштаба Талыпин, казначей «Центра» Тихомиров, начальник военных курсов «Маскировка» Николай Сучков, другие лица. Ждали главного стратега организации, а пока осуждали Щепкина, так «глупо» (хотя никто не знал, как именно) попавшего в руки Чека, а главное — погубившего миллион, который находился у него на хранении и предназначался на военные нужды.

— Деньги — дело наживное, — успокаивал всех Миллер, — англичане помогут. Получим через Петроград.

— Держи карман шире, — резонно возразил Тихомиров, — в Петрограде крупные провалы. Английские денежки, если таковые и посланы, в любой момент могут оказаться у большевиков.

— Да, господа, не радуют, к сожалению, вести из Петрограда, — подтвердил опасения Тихомирова Алферов. — Деньги, конечно, наше слабое место. Но пока не в деньгах дело. Первый же наш успех откроет нам кредиты, думаю, не ограниченные какими-либо условиями. Сейчас гораздо важнее выработать план быстрых и энергичных действий, которые бы привели нас к конечной и желанной цели. Для этого необходимо объединение наших сил. Я уверен, что сегодня мы выработаем и утвердим такой план.