Она вдруг тихонько засмеялась. Так тихонько, словно ветер вздохнул.
Максим поскучнел, взглянул на часы.
- Я, пожалуй, пойду, Птица, На станции волнуются. Еще, чего доброго, домой отправят. Пойду я.
- Приходи завтра. Обязательно! - девочка взяла Максима за руку, заглянула в глаза.
- Ты только не обижайся на нас, ладно? Вы гордые, - люди. Это хорошо. Но не будь слишком взрослым, ладно? Не обижайся на непонятное. То, что для вас необыкновенно, для нас - привычно. Мы не хвастаемся, мы просто немного другие, дальше ушли... Мы не будем поучать. Поделимся и все...
Невидимая стена толкнула мальчика в грудь и выпустила наружу. За то время, что Максим был в Куполе, погода успела испортиться. Резкий ветер подхватывал горсти колючих льдинок и без устали швырял их в лицо. Огни наблюдательного поста еле виднелись, хотя до него было рукой подать. Максим невольно поежился, подтянул выше застежку комбинезона.
"Что там холод, что вьюга", - подумал мальчик. Он чувствовал себя радостным и сильным. Будто вовсе и не было ни томительных дней ожидания, ни разочарований. Будто Птица вновь была рядом - самая красивая, самая необыкновенная девочка во всех звездных мирах...
"Пройдусь немного, - решил Максим. - Все равно это лучше, чем трястись в вездеходе. Не знаю только, что сказать Соболеву и Гарибальди, да и всем остальным. Ну, как им объяснить, что для Птицы эта космическая одиссея не больше, чем загородная прогулка, экскурсия, турпоход? Как объяснить, что "пришельцы" и не помышляли о контакте? Птица и ее братья неудачно разбили "палатку" - всего-навсего. Думали - глухое место, а тут наша "Надежда"... Кстати, красивое имя дал Гарибальди станции. Говорят, с ним связана романтическая история. Тысячу исследователей привел с собой Гарибальди в Антарктиду. Как тот доблестный воин - тысячу! А жену уговорить не смог. Ожидал ее, все надеялся, что прилетит. Люди знали тайную боль своего начальника, но когда советовали ему назвать станцию "Надеждой", то говорили совсем о другом - о своих больших замыслах, о надежде на то, что-их станция положит начало настоящему освоению закоченевшей за тысячи лет земли..."
Идти было трудно. Снега насыпалось много - сухого, расползающегося под ногами. Он только прикрыл скользкие заструги, и Максим то и дело спотыкался.
"Так я и за два часа не управлюсь, - подумал мальчик, уже сожалея, что не воспользовался вездеходом. - Еще снова заблужусь..."
И вдруг снег, слабо белеющий впереди, почернел, в лицо пахнуло теплом.
Под ногами у Максима, чуть опережая его, разматывалась твердая тропинка.
- Птица! - закричал он, оборачиваясь к уже невидимому Куполу и махая рукой. - Спасибо, Птица! Спасибо, Алая!
ПРОЩАНИЕ НА БЕРЕГУ
Когда Максим закончил свой рассказ, в кают-компании дружно зашумели.
- А я, старый дурак, все голову ломал - где, думаю, я уже видел такой замок?.. - Синити Фукэ хлопнул себя по лбу и рассмеялся.
- Вот-вот! Я так и говорил - детский сад! - Кравцов возбужденно вышагивал взад-вперед на свободном от кресел "пятачке", с победным видом потирал руки. - Все это крайне несерьезно. Нет, вы только подумайте - мы, оказывается, не готовы к контакту! Это же смешно, товарищи! Какая-то девчонка решает судьбу взаимоотношений двух цивилизаций! Парадокс. Я считаю...
- И считайте себе на здоровье, - перебил его Тимофей Леонидович. Разве не ясно, что контакты - не дело ребят? По-моему, Птица объяснила это популярно. Сейчас главное - узнать, откуда они. Чтобы нам хоть адрес оставили. На потом.
- Все мы как дети, - академик Соболев покачал головой, ласково взглянул на Максима. - Тебе не кажется, Максим Егорович, что все мы вели себя как малые дети? Ломились в Купол, будто в запертую кондитерскую. Подарок Птицы, - а она послала нам лучший набор игрушек и аттракционов, - даже толком не разглядев, начали ломать.
- Опасные игрушки, - пробормотал доктор, зябко поеживаясь. - До сих пор голова раскалывается.
- Ничего подобного! - резко возразил Соболев. - Мы тоже наказываем ребенка, если в нем просыпается разрушитель.
Все рассмеялись. А Егор Иванович объяснил:
- У пришельцев очень высокая энерговооруженность организма. Для них, коллега, такой разряд - всего лишь легонький шлепок.
- Полно вам, друзья. - Соболев мечтательно прикрыл глаза. - Мы узнали самое главное - мы теперь не одиноки! Мы, может, и не готовы пока начинать разговор со своими звездными соседями, но подрастает поколение Максимки. А там, - академик неопределенно махнул рукой, - там подрастает поколение Птицы. Им, пожалуй, уже ничто не будет мешать.
Соболев будто очнулся, обвел взглядом полярников и гостей, остановил его на Максиме.
- Собственно, им уже сейчас ничто не мешает... Но полно... Тебя завтра ожидает нелегкий день, сынок. Иди, поспи хорошенько.
Отец Максима поднялся тоже.
Они шли по длинным коридорам и молчали. Только поглядывали друг на друга и улыбались - так хорошо вдвоем. По пути заглянули в зимний сад. Крышу здесь отремонтировали сразу же после "визита" Дракона, и зеленый заповедник почти не пострадал. Мороз сжег только верхние ветки сирени белые гроздья съежились, кое-где осыпались. В саду было пустынно и сумрачно.
- Мы так волновались за тебя, - сказал отец. - И мама Юля сегодня дважды звонила. Тебе понравилось в гостях, и ты, наверное, потерял счет времени...
- Я тоже скучал, па! Сильно-пресильно. - Максим уткнулся в пушистый отцовский свитер. - Особенно там, в Куполе. Ты знаешь, па, там раньше здорово страшно было. Ходишь словно в заколдованном царстве. Черти, лешие да еще голоса эти, смех... Теперь хорошо, понятней все стало...
Отец приостановился, сдвинул брови.
- Ты не все нам сегодня рассказал, правда? И видеомагнитофон у тебя не портился. Я смотрел "пуговицу" - она исправная.
- Понимаешь, па. Птице быстро надоели всякие научные разговоры. Она не хочет, чтобы ее изучали. Я тоже этого не хочу. И дал ей слово.
- Ладно. Не будем об этом, сынок. Разреши только еще один вопрос. Тебе нравится Птица?
- Ты же видел ее на экране, па... - Максим поднял лучистые счастливые глаза. Ему вдруг вновь послышалась неуловимая мелодия лесного озера, вновь вспыхнули брызги среди кувшинок, а из ореола огненных волос выглянуло лицо Птицы.