Ребенок пустился в сбивчивые объяснения. Он упомянул о библиотеке, но затем ловко обошел вопрос Аньес.

— Я в этом вижу знак Божий, мадам. Знать все плутни своих врагов, предвосхищать их — значит не попасть в ловушки, которые они расставляют вам на каждом шагу.

Клеман рассказал Аньес о методах, призванных запугать и унизить обвиняемых, чтобы сломить сопротивление самых стойких, о махинациях и манипуляциях со свидетельствами. Простых людей расспрашивали о принципах христианской доктрины. В том, что они не могли ответить на все вопросы, не было ничего удивительного, однако их невежество становилось доказательством того, что они впали в ересь. Клеман также поведал ей о редких случаях обжалований приговоров обвиняемыми. К этой процедуре прибегали лишь единицы, к тому же без особого успеха. Ходатайство, посланное Папе, имело все шансы затеряться, причем чаще всего это делалось сознательно, если, конечно, в роли посланца не выступал какой-нибудь могущественный человек, специально приехавший в Рим. Можно было также потребовать отвода инквизитора под предлогом, что тот питал особую неприязнь к обвиняемому. Впрочем, это была палка о двух концах, поскольку тогда собирался третейский суд. Но назначенные судьи вовсе не стремились портить отношения с инквизитором или епископом, присутствовавшим при инквизиторской процедуре.

Клеман окончательно развеял еще остававшиеся у его дамы иллюзии, уточнив, что инквизиторы могли получать жалование, но большинство из них жили за счет конфискации имущества осужденных. Следовательно, в финансовом плане они не были заинтересованы, чтобы обвиняемых признали невиновными. Желанной добычей для них была состоятельная дичь, хотя ее и было труднее поймать.

Эти сведения, которые Клеман раздобыл неизвестно где, позволили Аньес выковать самое надежное, как она надеялась, оружие, чтобы сегодня сойтись в схватке с Флореном.

Прежде всего лукавые инквизиторы переставляли имена свидетелей и их заявления. Показания первого свидетеля они приписывали пятому, второго — четвертому, третьего — первому и так далее… К этой хитрости прибегали для того, чтобы обвиняемый запутался, неумело опровергая слова каждого из своих обвинителей. Более эффективных результатов удавалось добиться, когда к именам подлинных доносчиков инквизиторы добавляли имена людей, которые никогда не свидетельствовали против обвиняемых. Но существовал еще один, самый изощренный, самый неотразимый и наиболее действенный метод. Уклонившись от допроса, инквизитор спрашивал у обвиняемого, кто из его смертельных врагов был способен совершить клятвопреступление, чтобы погубить его. Если обвиняемый забывал имена своих самых ярых обвинителей, тогда считалось, что их свидетельства были выше всех подозрений во лжи… по мнению самого обвиняемого. В любом случае, инквизиторам следовало прежде всего оберегать свидетелей по той причине, что «без данной меры предосторожности никто никогда не осмелится дать свидетельские показания».

Как ни странно, но откровения, которые так потрясли ее в ту ночь, теперь пришли ей на помощь. Аньес не была бы столь сильной, если бы думала, что ей предстоит предстать перед беспристрастными судьями, радевшими о правде и вере. Тогда она искала бы в самой себе причину столь ужасного наказания. Благодаря Клеману она осознала всю степень беззакония этой пародии на суд. Сражаться честно можно лишь с достойными противниками.

Аньес настолько глубоко ушла в свои мысли, что голос Флорена заставил ее вздрогнуть. Он подумал, что разбудил ее, и это вызвало у него новое беспокойство. Как она могла спать в такой момент?

— Поскольку в Алансоне Дом инквизиции очень маленький, во время предварительного заключения вас поместят intra murus strictus,если только… присяжная матрона [5]не подтвердит, что вы беременны.

— Разве вы забыли, что я овдовела много лет назад? Intra murus strictus?Речь идет о суровом наказании, а не о… временном содержании.

Казалось, Флорен удивился, что ей была знакома эта подробность, ведь инквизиция ревностно хранила свои секреты, чтобы еще сильнее ошеломить обвиняемых. Эти «узкие стены» были ничем иным, как каменным мешком размером с нишу, темную и сырую, в которой осужденных приковывали цепью к стене.

— Мадам… мы же не чудовища! — воскликнул Флорен с наигранным возмущением. — Вам разрешат короткие свидания с вашими прямыми родственниками, по крайней мере, до начала… собственно допроса.

«Допрос с пристрастием», — подумала Аньес и заставила себя ответить равнодушным тоном:

— Это весьма милосердно с вашей стороны, мессир.

Аньес вновь закрыла глаза, чтобы положить конец этому разговору, который имел лишь одну цель: запугать ее. Сердце Аньес было готово выпрыгнуть из груди, и она прилагала нечеловеческие усилия, чтобы обуздать свое учащенное дыхание. Единственное, что помогало ей справиться с ужасом, начинавшим охватывать ее, так это уверенность, что она сумела обезопасить Матильду и Клемана.

Прошло полчаса. Флорен так громко крикнул «стой!», что Аньес вздрогнула.

— Наша остановка будет короткой, мадам. Не хотите ли вы ею воспользоваться, чтобы размять члены?

Аньес колебалась лишь секунду. Несмотря на свое желание не уступать, она нуждалась в нескольких минутах, чтобы привести себя в порядок.

— Охотно.

Никола проворно спрыгнул на землю, но не протянул руку, чтобы помочь Аньес выйти из фургона. Один из стражников бросился к нему с полотняным мешком. Несомненно, там хранились еда и вода. Инквизитор посмотрел на Аньес и спросил:

— Не желаете ли вы, мадам, отойти в сторонку?

Аньес подавила вздох облегчения и согласилась:

— Конечно, мсье инквизитор.

— Я думаю, все мы в этом нуждаемся. Эй, ты, проводи мадам.

К ней подошел здоровенный, похожий на животное детина с плоским лицом. Аньес чуть было не передумала и не сказала, что она предпочитает подождать до Алансона. Но язвительная улыбка Флорена разубедила ее в этом. К тому же она уже в течение нескольких часов ощущала тяжесть внизу живота. Аньес заметила рощицу из густого кустарника и направилась к ней. Детина следовал за ней по пятам.

Наконец, скрывшись от взглядов других, она стала ждать, когда мужчина отвернется. Но он не спускал с нее глаз. Едва она приподняла платье, как на его влажных губах заиграла похотливая улыбка. Ярость заставила Аньес забыть о смущении. Она села на корточки, глядя своему провожатому прямо в глаза. Улыбка погасла, и мужчина опустил веки. Эта крошечная победа придала молодой женщине уверенность. Это был знак: она может победить.

Аньес сразу же поднялась в громоздкий фургон, не желая оставаться на свежем воздухе. Через приоткрытую дверь она вдыхала пряный аромат трав и умиротворяющий сырой запах леса.

Флорен, устраиваясь напротив Аньес, внимательно посмотрел на низ ее платья. Аньес удержалась от комментария, готового сорваться с ее губ. Нет, она не обмочила платье. Она задрала его, а если стражник увидел ее икру, или колено, или что-нибудь еще, ну и на здоровье! Теперь она была выше этих смехотворных обид, которые в другое время и в другом месте показались бы ей неслыханными оскорблениями.

Когда они наконец приехали в Алансон, во рту Аньес пересохло от жажды.

Фургон запрыгал по неровным камням, которыми был вымощен двор Дома инквизиции. Слащавым голосом Флорен произнес:

— Вот мы и приехали, мадам. Долгое путешествие наверняка утомило вас. Я немедленно проведу вас в… вашу резиденцию, в которой вам предстоит провести много недель.

Аньес нисколько не сомневалась в намерениях Флорена. Он хотел увидеть, как исказится ее лицо, и она приготовилась к худшему. Во всяком случае, она так думала.

Несмотря на окружавшую их темноту, инквизитор уверенно направился к ступенькам, которые вели к тяжелой двери, укрепленной перекладинами. Она шла, чувствуя за своей спиной двух стражников, следовавших в трех шагах за ней.

В помещении царил ледяной холод. Флорен приказал зажечь несколько свечей. Аньес подумала, что в их мерцающем свете Флорен был похож на прекрасное, но злотворное видение.