Ну, а как ухаживает за тобой когда лежишь со своей иронической ангиной? - неслышно рвалось с уст Анны Матвеевны. - Дает ли по утрам свежий картофельный сок, такой нужный твоему желудку? Делает ли твой любимый салат из вареной свеклы? И умеет ли вовремя уловить твои душевные спады, которые в последние годы все чаще и чаще посещают тебя? В такие минуты к тебе нужно быть особенно чуткой и внимательной.

Но ничего не сказала, лишь молча погладила его по голове. Он улыбнулся виновато-просительно, и она узнала в нем далекого юношу в синей футболке, радостно бегущего в спортивных тапочках по лужицам.

Потом Роща вернулась в комнату, и Анна Матвеевна вспомнила, что хотела попросить Сашеньку не терзать себя мыслями об ее одиночестве, но взглянула на него и поняла - он вовсе ничем не терзается, он глаз не сводит с Рощи. Да полно, Роща ли это? А не обманные ли заросли, о которые можно изранить и лицо, и сердце? Что, если своими фарфоровыми зубками и перламутровыми ноготками она станет по кусочкам отрывать от Сашеньки того, прежнего, и скоро от него ничего не останется? И тогда, если даже он когда-нибудь надумает вернуться к ней, своей первой жене, они уже не узнают друг друга.

Пока Сашенька снимал ковер и вешал другой, она продолжала рассматривать девушку. Странное чувство любования ею и сердечной боли охватило ее, когда вдруг опять четко увидела в ней Рощу. Не ту, созданную угрюмым воображением, а с Сашенькиных акварелей, светлую и поэтичную. Это случилось в минуту, когда, помогая Сашеньке, девушка легко вскочила на стул и лицо ее озарила добрая озабоченность его неловкостью - он никак не мог накинуть петлю на гвоздь. Все-таки она очень мила. И уже отчего-то жаль стало ее. Вот ведь как складывается - давно на дворе не пахнет порохом, а даже таким красавицам не хватает парней, чуть ли не на дедов поглядывают. И не от того ли у многих из них развиваются бойцовские качества, а у мужчин, наоборот, как у девиц на выданье, все чаще замечаешь кокетство и жеманство? Не в этом ли нарушенном равновесии причина и ее разрыва с Сашенькой?

Ни злобы, ни ревности не находила она в себе. Одно щемящее чувство окончательной утраты и досада на свою самонадеянность - как глупо было успокаивать себя тем, что с этой девушкой ему нечего открывать. Да один ее взгляд, вздох - непознанный, волнующий мир. И как раз с ней-то он заново переживет и закаты, и рассветы... Вот только долго ли будет длиться эта вторая молодость? И не будет ли ему потом во сто крат больней, чем сейчас ей, его бывшей жене? И как не прозевать тот миг, когда ему будет невыносимо? Не для того, чтобы вновь обрести его, - это уже невозможно, но чтобы поддержать, не дать упасть в ту минуту, когда перед его глазами взмахнет крылом черная птица...

Вот и встретились. Будто заглянула в зеркало времени и увидела себя через много лет. Хотя ничуть не похожа на Нее.

Заметил, как холодно в Ее доме? А ведь еще не зима, еще жгут листья, а в Ялте еще загорают и купаются в море. У Нее же не дом, а ледник. Я даже украдкой пощупала стены - нет ли на них инея? А когда споткнулась о край дорожки, почудилось, будто на льду поскользнулась. У меня замерзли руки и ноги, и если бы мы задержались еще минут на десять, я превратилась бы в ледышку. Интересно, как бы ты меня тогда оттаивал?

- Давай выдадим ее замуж, - сказала Черноморец Смурой, выслушав рассказ Анны Матвеевны о встрече с бывшим мужем и его новой женой. Она сказала это с такой серьезной озабоченностью, что Смурая резко повернула к ней голову.

Вот уже два часа они сидели втроем перед телевизором с выключенным звуком и пили чай, как бы справляя второе новоселье - так изменилась квартира Табачковой. После того как было куплено все намеченное и комната засверкала полировкой, запестрела тканями, Анна Матвеевна повесила над столом несколько семейных фотографий в рамках. Этот отзвук прошлой жизни придал комнате печальный уют. И как знак обретенного благополучия, в серванте красовался подаренный подругами сервиз на шесть персон. Сервиз был аляповатым и важным.

До сих пор беседа шла тихо-мирно. Правда, по ходу рассказа Табачковой подруги то и дело пускали в адрес новобрачных шпильки, а Зинаида Яковлевна время от времени окидывала взглядом комнату и не без довольства говорила: "И моя рука тут приложена". Но вот она высказала нечто такое, отчего Мила Ермолаевна мгновенно отставила блюдце - все трое пили чай из блюдечек - и с величайшим любопытством уставилась на Зинаиду Яковлевну.

- Кого замуж? - переспросила Мила Ермолаевна.

Кто чужой подумал бы, что она и в самом деле не поняла, о ком речь. Но Зинаида Яковлевна знала занудный характер приятельницы и отчетливо сказала:

- Не придуривайся! Кого же еще, Анну.

Смурая чопорно поджала губы, прожгла Черноморец насквозь взглядом сумрачных глаз и выразительно крутанула пальцем у виска.

- Хватит с нее глупостей. И так ходит, как пугало огородное, намекнула она на парик, с которым Анна Матвеевна теперь не расставалась и который, как она сама заметила, даже внутренне преобразил ее.

- Меня, что ли, замуж? - растерялась Анна Матвеевна. Смысл сказанного дошел до нее с опозданием, так как представить себя в роли чужой, не Сашенькиной, жены у нее не хватало воображения. Нервно прихлебнула из блюдца, поперхнулась, закашляла, замахала руками и выскочила из-за стола.

- А что? - пробасила Зинаида Яковлевна, принимая воинственную позу. Ее внушительное тело так и заходило ходуном в предвкушении возможной стычки со Смурой. И она не обманулась. Смурая испустила из груди странный звук и тем самым как бы дала Зинаиде Яковлевне знак действовать. Тяжело приподнявшись, Черноморец грохнула кулаком по столу так, что блюдца подпрыгнули, по скатерти разбежались темные пятна.

- Ее! Именно ее - замуж! - провозгласила она.

Нахлынувшая было на Табачкову веселость перешла в испуг. Она по-прежнему кашляла, махала руками, и в коротких промежутках между кашлем из ее горла бессвязно выталкивалось:

- Зачем это, господи... кха-кха... ну и придумала... кха-кха... юмор.

- Пусть не до гроба, пусть хоть на месяц, два, но ты обязательно должна еще разок побывать замужем. В пику этому отродью мужиковскому! И еще, как это теперь говорят, - для престижа. Во-во, для престижа! Женщина ты еще ничего. Не красавица, правда, но и не урод. А в парике так и вовсе представительная, что бы там ни говорила твоя лучшая подруга.