Улучив свободную минуту, Александр послал письмо родным:
«Дорогие мои! В боях и маршах идем вперед, позади — Севск, Бахмач, Конотоп, Нежин и Чернигов. Я потерял уже три танка, потерял счет дням и остался опять «безлошадным». Мне горько писать об этом, но бой есть бой. Все же отрадно, что мы гоним проклятых гитлеровцев, а не стоим на месте. Ну, да ничего, «лошадь» скоро дадут».
В своем письме Александр не писал ни о награде, полученной им за первый бой, ни о спасении командира, ни о сожженных и подбитых танках врага, ни о десятках уничтоженных захватчиков. К тому времени о Сугоняеве заговорили в роте и в батальоне, как об отважном танкисте, мастере стремительных танковых атак. Командир роты говорил об этом бойце:
— Наш Сугоняев — мастер уличного боя.
В столице Белоруссии — Минске — уличные бои носили исключительно жестокий характер. Танк Александра шел впереди, принимая на себя огонь. Это способствовало тому, что удалось выявить вражеские огневые точки. Ловко маневрируя, механик-водитель Сугоняев блестяще справился с задачей. Он был неуязвимым. Александра наградили за этот бой орденом Отечественной войны I степени.
Наши войска освободили Барановичи, Брест, позади осталась река Висла. Враг откатывался на Запад.
Танк Сугоняева рвал оборону под Радомом. На другой день жители Лодзи приветствовали советских воинов на улицах города. Часть, в которой служил Александр, двинулась к границам гитлеровской Германии.
«Нахожусь в пределах Германии. Привет всем родным и знакомым. Долго не писал, некогда было. Чувствуют теперь враги, что настал их конец. Больше пока писать нечего». Так предельно кратко писал Александр на родину.
И в самом деле, времени у человека, занятого войной, было в обрез. У механика-водителя танка дел и забот всегда было по горло. Никто лучше механика не знает, что траки гусениц износились, рвутся при малейших разворотах, а запасных не успевают подвозить. Надо бы давно заняться профилактикой всей ходовой части машины, но сейчас не до этого.
Советские части, выходили к побережью Балтики. Командование приказало — овладеть городом и крепостью Альтдамм.
Танковая часть, в которой служил Сугоняев, вклинилась в оборону противника и сокрушала ее всей мощью огня. Усилиями всех родов войск город и крепость Альтдамм захвачены. И в этом бою, как и раньше, Александр Сугоняев показал образец мужества и умения водить боевую машину в сложных условиях. Бой продолжался с неослабевающей силой. Наши войска прорывались к побережью, чтобы окончательно разгромить группировку врага.
Танк Сугоняева поистине творил чудеса. Он появлялся на самых опасных местах. Александр искусно уводил машину от прямых попаданий и в то же время раздавил-гусеницами несколько орудий и пулеметов противника. Но фашистам все-таки удалось остановить танк. Снарядом разорвало гусеницу, а вторым попаданием пробило броню. Экипаж мужественно продолжал драться, хотя все члены экипажа были ранены.
Все ближе наседают гитлеровцы, они хотят захватить танкистов в плен, сломить сопротивление горсточки храбрецов. Но раненые воины отбиваются и метким огнем обращают фашистов в бегство. Но вот кончились снаряды и патроны. Фашисты как будто ждали этого момента и снова поползли к танку.
Сугоняев, взяв гранаты и автомат, вылез из танка и продолжал биться с противником до последнего патрона.
Он погиб в неравном бою, защищая честь, свободу и независимость своей Родины. Тогда ему еще не было и 22 лет.
Отгремели бои, но подвиг бесстрашных навечно остался в памяти.
Вот что писал товарищ Шверник матери героя:
«Уважаемая Анна Сергеевна!
По сообщению Военного командования Ваш сын — старшина Сугоняев Александр Константинович — в боях за Советскую Родину погиб смертью храбрых.
За героический подвиг, совершенный Вашим сыном Александром в борьбе с немецкими захватчиками, Президиум Верховного Совета СССР Указом от 27 февраля 1945 года присвоил ему высшую степень отличия — звание Героя Советского Союза… подвиг… никогда не забудется нашим народом».
Именем героя в Карабаше названы: 6 начальная школа, где учился Шурик, и улица, где жил он до ухода в Советскую Армию.
Нет в городе человека, который бы не знал о своем знатном земляке Сугоняеве Александре.
ЗА ОДЕРОМ
Младшему лейтенанту Каскову долго не удавалось скрестить оружие с врагом, а «бить» условного противника в классе тактики и на учебных полях восточнее Москвы изрядно надоело.
Кавалерийские краснознаменные курсы имени С. М. Буденного находились в Москве, на которых учился младший лейтенант. Фронт Великой Отечественной войны совсем рядом, а Касков по-прежнему с остервенением рубит лозу, колет чучела, чистит коня.
Поэтому Леонид Касков и писем на родной кыштымский завод, товарищам по цеху, долгое время не писал. Когда в декабре 1941 года от Москвы погнали фашистские орды, Каскову опять не пришлось участвовать в боях. А ведь враг был рядом. И только в конце следующего лета он влился в действующую армию.
Кавалерийский полк, где служил Касков, дрался с оккупантами на Украине. Бесконечные отступления измотали людей и лошадей, и Касков, попав в эти условия, глубоко переживал неудачи войны. Не будет же он, коммунист Касков, хвастаться, как эскадрон удирал на восток. И так зло накипало частенько в груди, а тут еще непролазная грязь на дорогах, разбитые мосты, нехватка фуража, продовольствия. И так каждый день.
Наши войска перешли в наступления на ряде фронтов. Уже мощной лавиной двинулись они с Орловско-Курской дуги.
— Теперь мы покажем фашистам кузькину мать, выжмем из нашей «техники» все, что она способна дать, — смеялся лейтенант Касков, поглаживая черную гриву своего коня.
Эскадрон двигался по непролазной грязи к Днепру, не отставая от танков.
Танкисты с хода форсировали Днепр, ворвались ночью в Киев и очистили столицу Украины от фашистских захватчиков.
Гвардейцы-конники вместе с другими войсками двинулись дальше на Запад. Кавдивизия сражалась бок о бок с прославленной пехотой. Вот когда сердце Леонида Каскова запело от боевого счастья.
Вдали от Киева Касков получил тяжелое ранение. Но недолго он находился в госпитале. На молодом теле и раны заживают быстрей. А полк за это время далеко ушагал — еле догнал.
Преследуя разбитые части гитлеровцев из района Ковеля, эскадрон Каскова с боями подходил к реке Буг.
— Даже забывать стали, как плоховато воевали в первые месяцы войны, — вспоминал Касков на привале. — Сил было вроде и немало, а взаимодействия родов войск не хватало.
— Зато теперь нас никто не остановит, — сверкнув зубами, весело сказал казак с вихрастым чубом, с забавной фамилией Оторвирука.
— Фашистский гадина получит еще не один удар, — горячился, как всегда, туркмен Байрам Дурдыев, командир пулеметного расчета. — Только бы добраться до его берлога.
— А по-моему, его бить надо здесь, не отпускать до дому, — советовал Оторвирука, поглядывая на комэска.
По тому, как повернулся в его сторону командир эскадрона, по прищуру серых глаз, ординарец безошибочно определил: одобряет старший лейтенант высказанное предложение.
Ординарец неожиданно вспомнил, что точно так же однажды говорил командир. Он покраснел до ушей и пошел к коням, привязанным к дереву.
— Правилна, — сказал Байрам Дурдыев, не заметив смущения Оторвирука. — Када придем до берлога, все равно из врага шашлык делать будем.
Конники смеялись над байрамовым «шашлыком», весело покрикивая на коней, яростно сверкавших глазами и бивших копытом о землю.