Людовику не исполнилось еще и девяти лет, а он уже выигрывал почти у всех старших мальчишек, и у своего приемного брата Пьера тоже. Однажды он даже сделал ничью с чемпионом, Рене де Бурбоном. Людовик усердно тренировался, мечтая о том дне, когда он побьет самого Рене.

Для своих лет Людовик был довольно высок. Красиво вылепленную голову ему даровала природа, а широкие плечи и грудь он развил сам неустанной верховой ездой и охотой. Длинные руки с крепкими пальцами привыкли сжимать поводья коня, рапиру на тренировках по фехтованию, мяч — все это указывало на то, что со временем из него вырастет незаурядный, крепкий и сильный мужчина. Его волосы, черные от рождения, коротко остриженные и завивающиеся на концах, выгорели на солнце до желтизны.

Глаза тоже были очень темными, с желтыми крапинками вокруг коричневатых зрачков. Он всегда держал их широко открытыми, как будто хотел увидеть все сразу. В три года он переболел оспой (как же тогда король молился о его смерти), болезнь оставила только две небольшие отметины над левой бровью, отчего она сузилась немного и смотрелась выше правой. Это придавало его глазам умное, немного лукавое выражение. Казалось, в любую минуту он готов рассмеяться. Еще один шрам он заработал в пять лет, упав с лошади. Тогда напоролся на стремя и разорвал себе щеку, но рана быстро зажила. Остался шрамик в углу рта, маленькая такая белая запятая на чистой смуглой коже, подчеркивающая красноту губ.

Из времен года он, конечно, больше всего любил лето. Дождавшись его, каждый раз обновлялся, впитывая в себя живительную силу стихий — солнца, ветра и воды.

Всем своим занятиям Людовик предпочитал игру в мяч. Часами отрабатывал он мощные удары до тех пор, пока на его даблате[17] не расползались швы. С него ручьями лил пот. Наконец, выбившись из сил, с бешено колотящимся сердцем, тяжело дыша, стиснув зубы, он выбрался по осыпающимся ступеням из рва, пересек двор, а затем через конюшню, миновав несколько ворот, вышел на дорожку, ведущую в тенистый парк королевского замка.

Впереди показался прелестный маленький бассейн, посредине его тоненькой струйкой бил ключ. Людовик плюхнулся на живот рядом и, не обращая внимания на снующих в темно-зеленой воде красных и золотых рыбок, зачерпнул пригоршню холодной воды и освежил свое пылающее лицо и голову.

А дальше, за зеленым газоном, на одной из террас этого прекрасного парка живописную картину собой являли придворные дамы и кавалеры. В своих ярких костюмах они сидели на белых мраморных скамьях, установленных в тени задрапированных шелком павильонов. Ветер доносил оттуда ленивый смех, который смешивался со звуками музыки. В маленьком павильоне певцы исполняли для них баллады. Король, как всегда, отсутствовал. Он избегал общества своих подданных, считая всех этих герцогов и герцогинь, графов и их дам сборищем идиотов, а поскольку попыток скрыть свое мнение он никогда не предпринимал, его отсутствие было весьма желательным.

В павильоне не было также и королевы Шарлотты, поэтому смех в этот ясный майский полдень звучал громче обычного, а шутки более смело. Каждый из придворных предпочитал амбуазский замок на Луаре громоздкой крепости в Туре. Все, кроме короля. Людовик XI чувствовал себя безопаснее за высокими без окон стенами замка Плесси-ле-Тур, но королева была беременна, и это обстоятельство вынудило его проявить необычайную терпимость и на этот раз уступить ее желанию.

Людовику тоже нравился Амбуаз. Он любил его почти так же, как и свой дом в Блуа, а, поскольку согласно воле короля он подолгу находился при дворе, Людовик знал все королевские замки не хуже своего.

Теперь он уже пришел в себя после обливания водой. Не зная, чем себя занять, он опустил в воду свою биту, которой до этого бил по мячу. Действуя ею, как неводом, Людовик пытался поймать одну из золотых рыбок.

Сзади на воду упала тень, и девичий голос укоризненно произнес:

— Людовик, а если мой отец увидит, что ты ловишь рыбок в его пруду?

Это была принцесса Анна.

Людовик поднял голову и, увидев, что это Анна, дружески улыбнулся, а затем продолжил свое занятие, пока та старательно устраивалась на траве рядом с ним. Ее темные глаза внимательно его изучали. Как девушка она еще не сформировалась, но была пригожа лицом. А на лице этом больше всего привлекал рот, изящно очерченный, с пухлой верхней губкой. Кожа на лице была цвета слоновой кости, только бледнее, и очень чистой. Ее научили за ней следить. На маленьком лице гордо и высокомерно торчал круглый нос. Он был слегка великоват для такого маленького лица и для остренького подбородка, под которым скрывалась тонкая шейка.

Ей, как и Людовику, нравились яркие резкие цвета. Оба обожали все алое, зеленое и голубое. Сегодня на нем был темно-красный даблет, а на ней зеленый костюм. Волосы ее были почти все убраны под высокую коническую шляпу, задрапированную светло-серебряной вуалью. На лоб падал только один темный локон.

Поскольку одежда королевских детей была миниатюрной копией взрослых, Людовик носил мужские башмаки, пояса, даблеты и жилеты, подбитые мехом. Из головных уборов чаще всего он надевал либо тюрбан, либо широкополую войлочную шляпу, украшенную перьями. Анне, без всяких скидок на детство, приходилось надевать тугие бархатные лифы и суживающиеся книзу корсажи из золотой парчи, а также длинные, отороченные мехом юбки. Ее маленькие ножки были обуты в атласные тапочки, а чтобы предохранить их от грязи, когда она выходила из дворца, на них сверху надевались башмачки на толстой деревянной подошве, закреплявшиеся на подъеме ремешком. В таком наряде не попрыгаешь. И даже если ребенок игнорировал тесный лиф, на голове ее громоздился ненадежно держащийся высокий эннен.

Одежда сама по себе способствовала раннему созреванию монарших детей, делая их не по-детски рассудительными. С колыбели они сознавали свою важность, им постоянно внушали, что они являются переходным звеном между прошлым и будущим их августейших семей, а поэтому их следует оберегать от различного рода заговоров. Чувство неясной тревоги, необходимость соблюдать осторожность постоянно присутствовали в их жизни. А сколько часов было украдено из их детства ради скучного стояния рядом с королевским троном во время бесконечных церемоний, участия в королевских процессиях по городам и весям да еще на выслушивание длинных, повторяющих друг друга приветственных речей. И никто никогда не делал скидки на то, что ребенок устал.

А постоянные разговоры взрослых о женитьбах, о том, что для продолжения династии нужны сыновья, забивали головы юных существ взрослыми проблемами, не оставляя места для детской непосредственности.

Почва вокруг трона была чем-то вроде парника, что способствовало быстрому созреванию детей. Девочка двенадцати лет, даже не из очень знатной семьи, телом и душой уже была готова к замужеству. Мальчик в четырнадцать лет уже был молодым человеком, одинаково способным как на военные, так и сексуальные подвиги.

Конечно, и продолжительность жизни тогда была иной. Они быстро созревали, но и быстро старились. Женщина в сорок лет считалась старухой, а в пятьдесят чаще всего болела и умирала. Может быть, так было потому, что они рано вставали, с восходом солнца, и ложились спать сразу же после его заката. Возможно, им недоставало искусственного света? И именно это заставляло их рано мужать и так же рано угасать? Неизвестно. Во всяком случае, в Людовике и Анне в равных пропорциях присутствовали детскость и зрелость.

— А ведь этих рыбок ловить нельзя, — сказала Анна.

Она всегда указывала Людовику, что тот должен делать, а чего не должен. Поскольку он не обратил на ее слова никакого внимания и спокойно продолжал заниматься рыбной ловлей, Анна добавила:

— Это подарок из Италии. А что ты будешь делать, если поймаешь хоть одну?

Людовик не рассчитывал ничего поймать, но на всякий случай беспечно ответил:

— Наверно, сварю и съем.

Анна рассмеялась: