Огни погасли. Вспыхнули свечи в малахитовом подсвечнике, парящем над крышкой рояля, освещая лишь руки и лицо Георга. Чуть зеленоватый огонь метался, то угасая, то разгораясь вновь, а пальцы Патриция начали извлекать из инструмента агонию… предсмертную почти предсмертную агонию души…

На самом пике музыка оборвалась, но ее звуки все еще продолжали звучать в тишине Залы.

Погасли свечи.

Секунды царила первозданная тьма, а потом откуда-то повеяло сыростью, и в Залу пополз зеленоватый, тускло светящийся туман. Центр Залы опустел, исчез рояль, туман стремился именно туда, в освобожденное от музыки пространство. Туман свивался в размазанные силуэты, они корчились, надрывались, танцуя… Он начертил собою кипящий круг, и в него, как в зеленый огонь, шагнул Георг Патриций. С появлением Владыки, в тумане промелькнули голубые разряды, он стал густеть, превращаясь в осязаемый предмет выгнутой формы. Если бы не изгиб, предмет напоминал бы стол, но вместо ножек у этого «стола» топтались четыре когтистые лапы, оставляющие на малахитовом полу клейкие следы и шерсть.

Опять откуда-то пополз туман, на этот раз – багрового цвета, казалось, Зала изнутри наливается кровью… Как натянутая струна завибрировал протяжный стонущий вой.

– Жертву… – зашептала, заволновалась, забеспокоилась толпа. – Жертву! – завыли глотки в унисон с натянутой струной. – Же-е-ртву!!

Патриций взмахнул рукой, словно отпуская в воздух нечто тонкое. И возникло черное, искрящееся больными искрами дерево. К нему была прикована Велиста.

Ночь на Марсе особенное время суток. Ее дыхание заставляет чаще биться сердце, а звезды кажутся огромными цветами, размазанными по холсту… такими еще бывают уличные фонари, если смотреть на них сквозь слезы. Такими бывают нарисованные планеты под дрожащей кистью отчаявшегося умереть художника… Такими бывают планеты… бывают…

У Палача померкло в глазах. Светлая кожа Велисты казалась мраморной из-за тончайших струек крови. От ужаса она не могла кричать, но этот крик звучал из ее широко распахнутых полубезумных глаз. Расталкивая толпу, Палач бросился к Патрицию.

– Повелитель… – прохрипел Палач, падая перед Георгом на колени, – Повелитель….

Патриций взглянул на него и отвернулся.

– Владыка! Не убивайте ее! Я люблю ее, люблю! Меня… уж лучше меня! Повелитель, умоляю! Меня!

Слуги отцепили пальцы Палача от сапог Патриция, подняли его и оттащили в сторону.

Патриций махнул рукой, и у колонны возникло четверо полуобнаженных слуг-атлетов. Они освободили Велисту, взяли ее на руки и положили на туманный предмет лицом вверх. Девушка прогнулась, ее руки и ноги безвольно повисли по краям «стола». Патриций подошел к девушке и ногтем мизинца провел линию от горла до живота. Линия мгновенно раскрылась глубокой кровоточащей раной. Патриций кивнул вампирам, и они бросились к Велисте. Дракула не мог сдвинуться с места, он стоял у дальней колонны и смотрел на Палача.

Велиста была еще жива, когда Патриций приказал вампирам отойти. В руках Повелитель держал раскаленный до бела металлический прут. Он подозвал Палача, и слуги подвели к Владыке молодого человека.

– Ты доделаешь начатое мною, – сказал Патриций, протягивая ему прут. – Держи.

Палач взял прут, не чувствуя, как он обжигает руку. Молодой человек отрешенно смотрел на него и надеялся, что Велиста умрет от первого удара. Медленно, будто во сне, он подошел к девушке. Велиста, собравшись с силами, приподняла голову.

– Не надо… – прошептала она. – Палач… пожалуйста… не надо…

– Прости меня.

– Не-е-е-ет!

Палач вогнал раскаленный прут. Захлебываясь кровью, Велиста забилась в агонии. Сквозь надрез, сделанный Патрицием, вырывалось яркое белоснежное сияние. Дворец получил новую душу.

Никто не обратил внимания, как из Малахитовой Залы вышла Анаис. Ничего не видя перед собой, она шла, покуда не натолкнулась на Сократа.

– Эй, что случилось, девочка? – он заглянул в ее лицо, не узнавая дочь Георга. – Что с тобой? Кто обидел?

Она молчала, глядя сквозь толстяка потемневшими, страшными глазами.

– Так, что-то нехорошее, да? Идем-ка со мной. Ты можешь сама идти?

Девушка молчала. Тогда Сократ приобнял ее за плечи и повел в ближайшую Залу, где усадил в кресло, наказал с места не вставать и сбегал за бокалом вина. Девушка покорно, как кукла, сделала пару глотков и закашлялась, захлебываясь.

– Ничего, ничего, милая, все хорошо… Выпей еще.

Постепенно она отдышалась, лицо немного ожило, закрыв глаза, она откинулась на спинку кресла.

– Лучше? Теперь можешь рассказать, что стряслось? Что тебя напугало?

Она не ответила. Сократ пожал плечами, усаживаясь в кресло напротив, намереваясь дождаться, когда девушка окончательно придет в себя. Когда же девушка открыла глаза, ее зрачки внезапно вспыхнули неоновым светом Владыки…

– Ой, – толстяк привстал, внимательнее вглядываясь в ее лицо, – так ты… вы… Анаис?

Она кивнула, дрожащими пальцами вцепляясь в подлокотники.

– Мне встать? Поклониться?

– Не надо.

– Ну, так это… я пойду, ладно? Или помощь какая-нибудь требуется?

– Проводи меня, – в глазах Анаис сверкнули подступающие слезы. – Только пойдем не по главным коридорам, а через частные покои, никто не увидит!

– Чтоб никто не увидел? Тебе рядом со мной идти страшно или противно? – Он подошел к ней и присел на корточки, улыбаясь.

Анаис уткнулась вдруг в плечо толстяка и разрыдалась.

Двое суток Дракула искал Палача по всему Дворцу но, в конце концов, махнул рукой, решив, что рано или поздно Палач объявится сам, и закрылся в своих покоях, не желая попадаться на глаза Патрицию. В ушах старого вампира все еще звучал предсмертный крик Велисты.

Спустившись в Первый Подземный Амфитеатр, Анаис огляделась по сторонам. Огромная арена, окруженная каменными трибунами, терялась в неподвижном подземном мраке. Каста палачей когда-то устраивала здесь разнообразные представления для Повелителя и его приближенных, инсценируя известные художественные произведения. На свой лад. Эти представления развлекали Патриция одно время, а потом наскучили. Первый подземный Амфитеатр давно был пуст и заброшен.

Несколько минут Анаис стояла, вглядываясь в тихую темноту, потом зажгла принесенный с собою факел. Пламя вспыхнуло, разбрасывая трескучие искры, и осветило каменные стены, пол. Девушка находилась у четвертого выхода на арену. Она невольно представила это пространство залитым светом… ревущие толпы на трибунах, а так же тех, кого выводили на арену через эти каменные арки.

Анаис медленно сделала шаг вперед и ее туфли утонули в желто-буром от старой крови песке. Держа факел над головой, она прошла к центру арены. Разорванное, расхватанное тьмой Амфитеатра пламя, превзошло само себя и осветило нижние, средние ложи… ложу Георга… Подняв факел, Анаис оторвалась от земли и медленно взлетела ввысь, освещая пространство. И в одной из Ниш Ожидания девушка увидела его.

Сократ сидел в своих апартаментах и сосредоточенно пытался напиться. Оставаться во Дворце было невмоготу, бесконечные хозяйственные дела не оставляли шансов заняться собственными проблемами. Он почти уже жалел, что сделал так много, лишь бы попасть сюда.

Анаис шла вдоль внешней стены Амфитеатра к Нишам Ожидания, – вырезанные в стенах полукруглые углубления с каменными скамейками должно быть помнили всех, ожидавших своего часа на арене. В одной из них девушка и нашла Палача. Скорчившись, обхватив голову руками, он сидел на скамье, вокруг валялись пустые бутылки, а воздух резко пах дурманными куреньями. Анаис присела на скамью рядом. Молодой человек никак не отреагировал на ее появление.

– Палач, – девушка легонько коснулась его руки. – Палач, ты меня слышишь?