На Ривьере они провели двадцать дней, и двадцать дней она закатывала ему истерики. То требовала развода и пугала, что наймет другого директора, то, наоборот: я тебя никому не отдам, ты мой муж, отец моих детей. Один раз припугнула каким-то мистическим наказанием… Вернулись в Москву– она давай с кем-то созваниваться и вскоре объявила, что летит в Красноярск. Зачем – неизвестно, но берет с собой дочку.

– И улетела?

– Улетела. Он ко мне перебрался и вообще стал как шелковый.

– Может, он все-таки разведется с ней?

– Не знаю. Фирму-то они не поделят. И Дети еще…

– Слушай, а Мартин?

– Ой, не напоминай, пожалуйста! Мать меня пилит день и ночь.

– Он сам-то звонил?

– Звонил… Сказал, что будет ждать сколько надо.

– Учти, что вечно ждать не будет никто!

– Да я понимаю. Но от меня ничего не зависит. Это что-то фатальное, я же говорила тебе!

«Мяу… Мя-а-а-у-у…» – послышалось вдруг из глубины квартиры.

– Что это с ней?

– А! – Анька махнула рукой. – Тоже история. Я ее когда в передержку отвозила, меня очень подробно расспрашивали: возраст, порода. Говорю: ничего не знаю, подобрала два месяца назад. Стали упрашивать: сделайте стерилизацию – уличная кошка, измучит вас. Стоит недорого – всего тысячу. Я согласилась, думала специалисты, им виднее. А она тоскует без котят: возьмет в зубы перчатку или носовой платок, носит по квартире, облизывает. И мяукает – так жалобно… Сердце рвется. Вот тебе и специалисты – лишь бы свою тысячу урвать. – Она вытащила пирожки из духовки, ткнула вилкой. – Готово, давай чаю попьем.

– Слушай, ну и пирожки! – восхищалась Анька за чаем. – Так бы все и съела!

– Сомову оставь!

– Уговорила, оставлю попробовать! – Подруга расхохоталась. – Вот он удивится!

– А ты хочешь его удивить?

– Знаешь, я и сама не знаю, чего хочу! Мне и мать жалко разочаровывать: она уже настроилась, что я буду рядом. И Мартина этого… А Макс…

– Может, с Максом у тебя не фатальное, а сила инерции? Ну, представь, вернется мадам, и начнется все сначала. Через два месяца ты взвоешь от тоски, а поезд, по имени Мартин, уехал.

Анька вздохнула:

– Слушай анекдот. Русский спас грузинского мальчика, тонувшего в реке. Через три года тот разыскал его в Москве и спрашивает: спасал ребенка три года назад? А тюбетейка где?

– Ты это к чему?

– Во-первых, к перемене темы. Но и к грузинскому мальчику.

– Мальчика не будет! – поспешно сказала я.

– Ты поняла буквально? – Анька улыбнулась. – Как у вас вообще?

– Вообще все по-прежнему.

– Фантастика!

– Почему?

– Просто не представляла, что так бывает в жизни. Видела твоего Дода в начале лета перед Германией. Он к Максу в офис заезжал. Я поразилась: уверенный, раскованный, даже остроумный. И куда только девалась его всегдашняя окаменелость?! Ты, Марин, для него не просто женщина. Ты из него человека сделала. Нормального! Он хоть ценит?

– Ценит, наверное.

– Плохо ценит. Повез в Грецию, да еще в июне, когда подешевле. Да он на Луну должен тебя свозить!

– Может, свозит еще? Мы рассмеялись.

– Да вообще, не в этом, конечно, дело. В Грецию или на Луну. Главное – другое, – задумчиво проговорила Анька.

– Все главное!

– Ты знаешь в этом толк. – Она весело подмигнула мне. – А я… Я совсем запуталась. У меня просто нет сил решить что-то нормально.

Я допила чай и стала собираться.

– Тебя отвезти?

– Нет, спасибо. Я прогуляюсь. Может, к квартирантам за деньгами зайду.

– Кстати, как у вас с ними?

– Платят аккуратно… А так– обыкновенные люди. Самые обыкновенные.

– Ты говорила – художники.

– Ну и что же. Ты звони, Ань, если решишь что-то… И вообще.

– Хорошо. – Анька слабо улыбнулась. – Да что я решу…

До моего дома от Аньки две дороги: переулками и по бульвару. Немного подумав, я обогнула дом с торца и вышла на бульвар.

Сколько раз я ходила здесь! Маленькой девочкой, школьницей, студенткой, катала коляску, бродила в тоске после отъезда мужа и однажды с удивлением заметила, что липы по-прежнему чудесно пахнут. Чтобы пережить трагедию, потребовалось два года. А потом прошло еще два, и выяснилось, что жизнь только начинается. Я свернула в свой переулок и по привычке отыскала наши окна. Балконная дверь нараспашку– значит, кто-то, скорее всего, дома.

Ленка открыла сразу, не интересуясь, кто там. Судя по погасшей улыбке, ждала она не меня.

– А, это вы? Сейчас.

В квартире пахло ремонтом. Потом я сообразила: масляными красками. Бывшую детскую Ленка превратила в мастерскую: в центре комнаты – мольберт, окна без штор, на стенах маленькие этюдики: какая-то экзотическая природа, город у моря, натюрмортики с фруктами… Интересно, кто это покупает?

– Вот деньги.

Ленка вышла из спальни, плотно прикрыв за собой дверь, но все-таки я успела разглядеть неубранный диван: розовые наволочки, сиреневый с абстрактным рисунком пододеяльник, на котором валялась мягкая игрушка салатового цвета. Квартира была чистенькой, яркой и совершенно чужой. Ничто даже не намекало на мое недавнее пребывание здесь. Неужели годы, прожитые в этой квартире, растаяли без следа?

– Что-то еще? – спросила Ленка, недовольная моим затянувшимся визитом.

Все-таки наглости ей не занимать!

– Нет, ничего.

Я демонстративно пересчитала деньги и поспешила домой: хотела управиться с ужином до прихода Давида.

Но не тут-то было. Он пришел почти следом за мной. Усталый, даже осунувшийся, но довольный – улыбка не сходила с его лица. Это была какая-то заразительная улыбка: мне тоже захотелось улыбнуться.

– Твой бизнес развивается успешно? – летая из кухни в столовую, поинтересовалась я.

– И так, и так.

– А вот и неправда! Я вижу, что ты чем-то необычайно доволен!

– Мало ли чем я могу быть доволен? Хорошей погодой, предстоящим вечером с тобой…

– И все-таки не только этим! Угадала?

– Угадала, угадала. Куда деваться от твоей проницательности? Действительно выгорело одно такое дельце, которое я считал безнадежным. И вдруг совершенно случайно мы придумали ловкий ход.

– Значит, ты свой ужин заработал честно? – Вроде бы да.

В самом веселом расположении духа мы уселись за стол.

На следующий день я позвонила Ольге с покаянным заявлением: очередная статья из цикла не закончена, материалы не просмотрены и не отредактированы.

– Ну, Марин, не ожидала от вас такого, – вздохнула она. – У нас даже авторы всегда очень аккуратны, а уж сотрудники – тем более! С вашей статьей еще как-то можно выйти из положения: в этом номере идет большой материал Рыдзинского, он все покроет. Но то, что вы брали для редактуры… в общем, так: сроку вам три дня. Статьи посмотрите и привезете в редакцию. Я введу вас в курс дел, потому что с третьего августа вы здесь будете одна – я ухожу в отпуск. Договорились?

Я просидела у компьютера три дня и три ночи и в назначенный день явилась в редакцию. Ольгу я застала за беседой с очередным автором – худой сутулой женщиной в пестрой блузке из органзы.

– Ваша статья, безусловно, очень любопытна… Да. Она заслуживает быть напечатанной. Я думаю, что преподавателям химии, а возможно, и людям науки, будет интересна ваша трактовка некоторых понятий и проблем. Но, к сожалению, с психологией детей школьного возраста она не связана никак. —. Тут Ольга изловчилась и сунула дискету под нос тетке.

Та сделала вид, что это ее не касается. Она не собиралась так просто сдаваться. Резким движением вытянув шею и распрямив плечи, она заговорила глухо и монотонно быстро, словно начала наступление по всем флангам:

– А Рыдзинский читал мою статью?

– Борис Григорьевич не имеет возможности знакомиться со всеми текущими материалами… – Ольга ответила не сразу, видно, надеялась, что ее объяснение достаточно убедительно. – Он слишком занят.

– Подожди-ите… – оборвала ее тетка. – Он же весной приезжал к нам в лицей, я его запомнила: в костюме, в галстуке, кашпо на шее…