"Жигули" — "девятка" въехали во двор многоэтажного Петербургского дома. Припарковав машину к другим железным коням, заполонивших все свободное пространство двора, Всеволод Васильев стройный моложавый человек лет около пятидесяти, вошел в подъезд, поднялся в лифте и своим ключом открыл квартиру.

— Есть кто живой, почему не встречаете? — весело закричал он, как всегда приветствуя домашних. Никто не отозвался. Всеволод неторопливо снял туфли, надел домашние тапочки и направился в ванную. По пути заглянул в гостиную и поразился — жена дома. Взобравшись с ногами на диван, Лена держала в руках письмо, и плакала. На мужа не обратила внимания

— Что случилось, от кого письмо?

Услышав его, молодая женщина вытерла слезы, повернулась, молча протянула письмо. Увидев нестандартный конверт с адресом латинскими буквами, напечатанным на компьютере, Всеволод всё понял. Из Германии. Последнее письмо оттуда он получил лет десять назад. Просили больше не беспокоить, и он вычеркнул из памяти людей, с которыми на миг свела жизнь. И вдруг вспомнили!

— Столько лет обманывал! — Продолжая всхлипывать, сквозь слезы, заговорила жена. — Читай, читай!

Всеволод быстро пробежал короткие строчки в левом углу конверта "Марика Мейер, Бремен — штрассе,7 Бонн, Германия" и еще больше удивился. Волнуясь, вынул письмо, оно было на русском. Лицо озарила улыбка, и тут же стало серьезным; всё больше смущаясь, дочитал до конца, и надолго замолчал. Память вернула на двадцать лет назад, он увидел Марику.

— Кто такая Марика, эмигрантка? Откуда тебя знает?

— Расскажу, успокойся. — Он обнял жену, хотел поцеловать, она отодвинулась.

— Не подходи! Обманщик! Столько лет скрывал свое прошлое.

— Успокойся, пожалуйста! Раз пришло время, расскажу. Всё это было очень давно, до тебя. И Марику знал тогда. Всего месяц.

— Пишет, вы бывали в Лондоне, Кельне. Как там оказался, когда дальше Болгарии в те времена не выпускали? Никогда не рассказывал. Столько лет живем, считала, всё о тебе знаю… Ты шпион?.. Скажи честно, не побегу заявлять.

— Шпион, — Всеволод рассмеялся,

— Так и подумала… Самый близкий человек. Отказывали себе во всем, чтобы университет закончил, аспирантуру. За машину с долгами никак не могли рассчитаться, а муж оказывается жил двойной жизнью.

— Прячу от семьи фунты и марки. — Всеволод снова попытался обнять жену. Она решительно оттолкнула.

— Отойди! Лгун! Видеть не хочу!

— Похож, на шпиона? Смешно! Свихнулась от ревности.

Марика писала, что все еще его любит. Дни, проведенные вместе, — лучшие в ее жизни. Всеволод понимал, жена не успокоится, пока все не узнает. До какой степени?

Рассказать, что долгие годы хранил в себе, не желая ни с кем поделиться? Рассказать о прекрасных мгновеньях, что пережил когда-то, и не может забыть? Поделиться несбывшимися мечтами, которые хранила память, пока не встретил Лену и полюбил. Марику он продолжал вспоминать, правда, чаще в постели, и в таком далеком прошлом, что порой самому не верилось, когда-то всё было на самом деле.

Он крепко обнял, прижался щекой к лицу жены, перенесся в прошлое.

— С Марикой я познакомился в далеком 1973 году, в Бонне. — Помолчав, прибавил. В Германии.

— Слава Богу, в школе учила, где Бонн, после войны столица ФРГ. Твоя Марика пишет еще о поездке в Лондон. В семьдесят третьем, помню из разговоров родителей, кроме как, в так называемые социалистические страны, советские люди не ездили туристами. И обязательно группами. Ты, судя по всему, был один, да еще в капстранах. Сбежал что ли?

— Никуда я не сбегал, хотя настойчиво предлагали остаться.

— Рассказывай о Марике! Как познакомились, что между вами было. Приезжала в Стародубск, и вскружил ей голову?

— Перебиваешь постоянно! Сказал же, увидел впервые в доме отца. В Германии. Долгая эта история и длинная. Не начать с предшествовавших событий, — не поймешь. Может, вначале поужинаем?

— У тебя в Германии отец, а говорил сирота!

— Будешь слушать или продолжать перебивать? Давай, поужинаем.

— Подумаю, стоит ли тебя кормить! Столько лет молчал. — Она перестала плакать, вытерла слезы, поднялась с дивана и пересела в кресло. — Не умрешь с голода, рассказывай! Мы никуда не торопимся.

***

И Всеволод заговорил, воскрешая в памяти события далекого 1973 года, изменившие всю последующую жизнь. Крутая перемена в жизни произошла даже несколько раньше. Перед новым годом ушла жена. В их захолустный городок, где оба работали на заводе металлических изделий, в командировку приехал столичный ловелас, вскружил жене голову, и она оставила Севу. Объяснила, слишком прост для неё, и характерами не сходятся. Жили они в небольшом районном городке Стародубске, Сева работал бригадиром станочников на заводе, Лариса в конструкторском бюро.

Побежали дни, похожие друг на друга. Одна радость — собственная комната, куда постоянно приходили друзья и скрашивали одиночество. Ключ от комнаты вручили Севе с Ларисой на комсомольской свадьбе. Вторую комнату занимала семья инженера, мечтавшая после ухода Ларисы выпроводить и его, стать полноправными хозяевами двухкомнатной квартиры. Скуку однообразной жизни нарушали аванс и получка. Два эти праздника Сева с друзьями отмечал и при Ларисе, и когда остался один. Так и жил бы дальше, как вдруг привычный распорядок жизни нарушился.

…Дождливым весенним днем обмывали с приятелями премию, по-холостяцки коротали воскресный день за бутылкой. На столе нехитрая закуска: квашеная капуста, вареная картошка, банка венгерского "Лечо", бидон с пивом и сушеная рыбешка.

— За премию выпили, за здоровье и удачу тост подняли, а за детский дом? Давай за него и всех наших! — предложил приятель Севы с детских лет Костя.

— За всех наших! — поддержал Володя.

— За нас! За всех, кому детдом заменил родителей и семью! — согласился Сева, чокаясь с друзьями.

— Заезжал недавно и ужаснулся, какие там пацаны, — вспомнил Володя. — Родители — алкаши живы, или матери — шалавы отказались… А шкодят! Не как в наше время. За деньги одалживают друг дружке шмотки поносить, представляете?.. Белым хлебом кидаются.

— Другое время, — согласился Костя. — Мы дети войны. Голодного времени. — Он взял гитару, перебрал, подстроил струны и запел любимую детдомовскую песню. В прихожей раздался звонок, и Сева пошел открыть.

— Наконец-то! — встретил он Сергея. — Думали, заблудился или увели в другую компанию.

— Очереди везде.

На звонок в коридор вышел сосед, смерил парней возмущенным взглядом.

— Сколько раз обещал поставить отдельный звонок! — выговорил он Севе и вернулся в свою комнату. Сергей достал из карманов рабочего полушубка две поллитровки, банку рыбных консервов, кулек конфет, разделся и сел за стол.

— Долго ты. Собирались жребий кинуть, кому на помощь идти, — Костя отложил гитару, ловким движением сорвал крышку с бутылки и разлил по стаканам. — Что, мужики, продолжим?

— Бригадир, тост, — предложил Сергей.

— На заводе бригадир. В тостах Володька специалист.

— Доверяете? Тогда, чтобы никогда не кончалась! — объявил Володя. — Поехали! Не будь этой радости, как бы жили?

Выпили, и пошел обычный мужской разговор.

Из прихожей опять послышался звонок. Когда Сева оказался в коридоре, сосед уже впускал жену Нину. Она передала ему тяжелую хозяйскую сумку, приподняла стопку газет и протянула Севе конверт.

— Странное какое-то послание тебе.

Не очень грамотной рукой на конверте было выведено: Васильеву Елисею Егоровичу. Сева повертел письмо. Фамилия его, адрес, а имя… Он был Васильевым Всеволодом Ивановичем. Вернул письмо Нине.

— Это не мне.

— И не нам. Будешь идти мимо почты — занесешь.

Сева вернулся к себе и, бросив письмо, присоединился к друзьям.

— От кого малява? — спросил Сергей.