Нет, конечно, будь этот красавчик в нормальном, а не в пьяном состоянии – фиг бы у меня всё это получилось, по крайней мере, так быстро и ловко. Но мне помогло то, что на грудь он принял уже немеряно, к тому же шок от падения ни разу не подводившего его органа был слишком велик. А узлы я умею хорошо вязать. Качественно. Никто не жаловался.

Я глянул ещё раз на cвою связанную жертву и решил, что урок не пойдёт впрок без дополнительного закрепления. Поэтому я окончательно стянул с начавшего извиваться и мычать парня штаны и взялся за горшочек со смазкой. Глаза у парня стали огромными, как у японца, увидевшего Годзиллу. Так, объект, кажется, созрел для воспитательной беседы. И я сказал:

- Не будешь орать – вытащу кляп и отвечу на все твои вопросы. Не будешь?

Парень отрицательно помотал головой и я рискнул вытащить салфетку.

- Отпусти меня немедленно! – заблажила жертва. – Да я! Я ж всех вас! На кол!

Я вернул салфетку на место и невозмутимо произнёс:

- Если уж на кол, так хоть, чтоб было за что, – и набрал немного смазки на пальцы.

Парень с ужасом посмотрел на меня и отчаянно замотал головой, а я издевательски пропел:

- Я же обещал тебе небо в алмазах… дорогой.

Парень замотал головой ещё отчаяннее, а в уголках глаз блеснули самые настоящие слёзы. Я хмыкнул:

- Не нравится меняться местами со шлюхой? А про то, что другие могут чувствовать, ты когда-нибудь думал?

Судя по выражению лица парня, это ему и в голову не приходило. Я брезгливо вытер руку о простыню и холодно сказал:

- Не бойся, я не насильник. Но прежде чем приставать к тем, кто не может послать тебя далеко и лесом, думай сначала, что они такие же люди, как и ты. Не всё продаётся, понял? Ладно, я пошёл. А трактирщику скажу, что ты спишь и просил не беспокоить до утра. Вымотался, бедный. Твои друзья вон – в трактире пьянствуют, не думаю, что они о тебе слишком быстро вспомнят. Так что удачи. Полежи, подумай.

Парень вновь задвигался, показывая всем видом, чтобы я его развязал. Я лишь усмехнулся:

- И не надейся. Вот штаны верну на место, не хочу тебя позорить. Но учти – попробуешь на мне или на ком-нибудь из наших отыграться – весь Казашшан узнает, что тебя трахал низкорожденный Тэмми, а ты подставлял ему задницу, и тебе это понравилось!

С этими словами я и покинул поле боя, за дверью наткнувшись на одного из племянников дядюшки Фигвама. В глазах его горело неподдельное восхищение, и я понял, что он всё слышал.

- Заложишь? – мрачно поинтересовался я.

- Да ты что? Крыльями Аллира клянусь – нет! – отозвался парень. – Я сначала думал, что ты просто шлюха, а ты молодец – так лхашша опустить. Уважаю.

- Раз уважаешь – позаботься о том, чтобы его не обнаружили, пока мы представление не закончим и не уедем. Моим лишние неприятности ни к чему.

- А то я не понимаю, – отозвался парень. – Сейчас дядьке мигну – он им винца нальёт особого. Хлопнутся и проспят до утра, как миленькие. Он и так собирался это сделать, чтобы они вам спектакль не испортили.

Ого! Недооценил я местное население!

Так что с Мартошем – так звали парня – мы расстались вполне довольные друг другом. А намёков насчёт картошки дров поджарить я наивно “не понял”.

Кстати, стоит ли отмечать, что спектакль прошёл «на ура», а я просто на крыльях летал, как бывало после любой удавшейся пакости?

====== Глава 12. И жнец, и игрец, да и вообще пипец... ======

Кстати, стоит ли отмечать, что спектакль прошёл «на ура», а я просто на крыльях летал, как бывало после любой удавшейся пакости?

Но ещё до этого, когда я покинул трактир, летя, как на крыльях, и дядюшка Фигвам явственно мне подмигнул, меня отловил Мехец.

- Ты как, Сайм? – обеспокоенно спросил он. – Он тебя не...

Я помотал головой, отвечая на невысказанный вопрос:

- Ничего у него не вышло. Сейчас он немного отдохнёт… до утра, а дядюшка Фигвам усыпит остальных. Так что сразу после спектакля нам, наверное, не стоит выходить на бис?

Мехец расхохотался:

- Ну, ты жук! Конечно, мы не будем дожидаться особой благодарности! Кэпсы успеют отдохнуть, а нам придётся править ими по очереди, чтобы к утру быть как можно дальше… Думаю, нам стоит свернуть на Дорогу Призраков… – задумчиво пробормотал он, – эти глупые лхашши суеверны все, как один, и туда уж точно не сунутся.

- Куда свернуть? – быстренько навострил уши я.

- Не твоя забота! – Мехец отвесил мне шлепок по филейной части. – Быстро одевайся, и пусть тебя Литти загримирует! Смотри, сколько публики собралось – не хотелось бы обманывать их ожидания!

Я со вздохом потёр пострадавшую часть тела, скорчил жалобную рожицу, вызвав у Мехеца ещё одну ехидную усмешку, и помчался переодеваться. Страх перед сценой исчез напрочь, и я только сейчас понял, почему получил в этой постановке роль конченого придурка – её невозможно было испортить по определению. Неуклюжесть, заикание и даже забытые слова и отсебятина – всё ложилось в роль. Так что в наш фургон я влетел радостный и, сбросив одежду и затолкав её в мешок, стал торопливо натягивать костюм идиота-женишка с соответствующим именем – Дюбин.

Анъях, уже переодетый слугой Турсом – в широкой серой джибе, с подушкой вместо живота, красным носом и нарисованными на щеках морщинами – стал мне помогать. Мохнатик был грустен и расстроен, и я поинтересовался у него, в чём дело.

- Но ведь… Ты же пошёл с этим человеком. Он тебя обижал, да? – всхлипнул мохнатик.

- Я сам кого хочешь обижу! – хмыкнул я и пересказал кратенько всю эпопею и Анъяху, и Нанэри с Литти. Ответом на мой рассказ был громкий хохот. Нанэри так ржал, что чуть было не выколол Литти глаз кисточкой с золотистыми тенями, которые он накладывал ему толстым слоем на веки, чтобы Богиня Тальяна явилась перед зрителями в должном блеске. Отхохотавшийся Литти отобрал кисточку у собрата по ремеслу и наложил тени сам, а потом эти два злодея принялись за меня, на ходу дополняя образ. Под конец наблюдавший за процессом Анъях уже сложился на мешках с одеждой и тихо всхлипывал, потому что хохотать уже не мог. Впрочем, проделывал он это весьма деликатно, чтобы не повредить собственный грим. А когда мне подсунули зеркало – заржал и я.

Сладкая парочка – Нанэри с Литти – нарисовала мне нездоровый желтоватый цвет лица и мешки под глазами, к тому же мои зубы они через один зачернили, и теперь мой рот напоминал прореженный частокол. Нос приобрёл весёленький пурпурный колер, куда более интенсивный, чем у старого слуги Турса, но и этого им показалось мало. На лбу, щеках, носу и подбородке эти поганцы нарисовали мне мириады весьма натурально выглядящих прыщей. Я понял бедного Патурана – от такого женишка не бежал бы со всех ног только слепой. Да и одежда не подкачала – красно-зелёный, с жёлтыми вставками камзол и сине-оранжевые штанишки дополняли высокие сапоги со слишком широкими голенищами, так что ноги мои в них болтались, как карандаш в стакане. И ещё килограмм фальшивых драгоценностей, которые за три шага невозможно было отличить от настоящих… Чучело чучелом…

Что же касается Нанэри, то он был одет в костюм с золотым шитьём и кружевами – красиво, но без перебора. Да и симпатичное личико ему так сильно гримировать не было нужды. Литти же был просто великолепен с накладными золотыми кудрями, осыпанными блестящим порошком, который таинственно мерцал в свете шаров, длиннющими чёрными накладными ресницами и алыми губами. Зелёное платье, ниспадающее струящимися складками, дополняло чарующий образ. Не знаю, как настоящая Тальяна, а Литти со сцены должен был казаться просто эталоном красоты и женственности.

Мы как раз проржались, успокоились и приняли подобающий премьере взволнованный вид, когда в фургон заглянул взволнованный Мехец.

- Вы готовы? – спросил он. – Пора начинать!

Мы заверили его, что готовы, и через задний двор пробрались в сарай так, чтобы раньше времени не показать зрителям всю неземную красоту. За кулисами нас уже дожидались Туктук в чёрном, выглядевший вдвое злобнее и мрачнее обычного, Амал, не менее прекрасный, чем Нанэри и Литти, в наряде Дютела и Фиран в простой коричневой джибе с разноцветными заплатками, с повязкой на глазу и суковатым посохом в руках – наряде отшельника Пыхпыха.