Но охреневал я недолго, дверь снова отворилась, и вошли несколько слуг. Они, трудолюбиво пыхтя, волокли заказанный мной предмет искусства. Немного повертев головами, парнишки поместили статую в нишу рядом с кроватью и тоже вышли.
Стоило двери закрыться во второй раз, я вскочил со скамьи и попытался выяснить оставленные мне Нинивилем степени свободы. Выяснилось, что не могу подойти ни к окну, ни к двери вплотную, так, чтобы посмотреть или подать знак. Я мог перемещаться свободно по кровати, доходить до столика и заходить в маленькую дверь с другой стороны кровати, задёрнутую занавеской. За дверью обнаружилась приличных размеров купальня и то, что могло в этом мире сойти за унитаз. Вот до него я дойти ещё мог, а прелести купания оставались для меня недоступными. Пиздец, товарищи. Похоже, поганец Нинивиль предусмотрел всё, чтобы я свободно мог разве что дышать. Кстати, рядом с первой небольшой дверцей была ещё и вторая, но вот подойти к ней я уже не мог. Да и цепи на руках и ногах сильно мешали передвижению – чтобы пройти вперёд, я вынужден был делать мелкие семенящие шажки, следя, чтобы цепочка не запуталась, а я сам не грохнулся носом в ковёр. Унизительно донельзя.
И я уселся в кресло, рассматривать цепи и лелеять планы страшной мести. Злость мешалась во мне с сочувствием к обитателям этого местечка, запертым за красивыми серебряными решётками. Хотя… может, им такое и нравится?
Я стал внимательно разглядывать свои оковы – может быть, удастся как-то сбить замки или расковырять цепи? Не зря же на меня не действует магия этого мира? Но тоненькие с виду цепочки оказались на диво прочными, а расковырять замки мне оказалось попросту нечем. Ничего острого, колюще-режущего, даже случайно оставленной где-нибудь в уголочке вязальной спицы в пределах моей досягаемости обнаружить не удалось. Я уселся на мягкий ковёр перед статуей и стал жаловаться моему молчаливому мраморному слушателю на свою злую судьбу. Жаловался я долго, обстоятельно и подробно, время от времени отвлекаясь на то, что стоило бы сделать с Нинивилем за такую подставу. Статуя внимательно меня слушала и, естественно, молчала, хотя мне показалось, что её выражение лица сменилось с просто грустного на сочувственное. А потом произошло то, отчего я немужественно взвизгнул и взлетел на кровать бабочкой. Мраморный юноша мне подмигнул, типа: не расстраивайся, всё наладится.
Я потряс головой и вновь воззрился на статую. Нет, показалось. Юноша стоял неподвижно, с тем же самым грустным выражением лица и живущей в уголках рта улыбкой. Вспомнив и проговорив шёпотом большой Петровский загиб, я немного успокоился. Бля, нервы всё, нервы. Статуи подмигивать не могут. Стоп. А статуя Аллира в Храме? А что, если этот юноша… ну я не знаю, заключённый в эту оболочку могущественный маг древности? Представляю, чего бедолага навидался, стоя в Розовых покоях… Но если это так… Может, его можно как-то… активировать? Что там делал жрец, чтобы оживить статую Аллира? Кристалл… Точно, кристалл, один из Семи Звёзд. А у меня ничего похожего не наблюдается. Нет, вот я дурак, чем устраивать сцены с истериками, нужно было сначала в шкатулочку посмотреть – а вдруг там что-то полезное и ценное обретается? Поведав эту мысль статуе, я стал напряжённо наблюдать. Но нет, никакого движения на сей раз я не уловил. Значит, глюки… Жаль. А какая шикарная гипотеза была…
Но тут дверь вновь отворилась. Блин, вот не дают подумать спокойно. Не Чёрные покои, а проходной двор какой-то. Все, кому не лень, шастают и думать мешают. Я хмуро посмотрел на вошедшего, готовясь высказать ему своё «фи» по поводу отвлечения меня, любимого, от напряжённой умственной деятельности… и все слова застряли у меня в глотке. В дверь вошёл молодой парень с подносом, уставленным мисками, мисочками и кувшинчиками, распространявшими вкусный запах еды и чего-то, сильно напоминавшего кофе, только со сладкой апельсиновой ноткой. Желудок мой тут же откликнулся на эти запахи и заурчал, но сам я… сам я был в шоке.
Парень был одет, вернее, раздет так же, как и прочие гаремные слуги – белый передничек с рюшечками, прикрывающий причинное место, белые носочки с лёгкими сандалиями. И фигура у него была вполне себе неплохая… Но… всю спину, ягодицы и часть бёдер уродовали рубцы – старые, зажившие, почти белёсые. Одну половину лица парень прикрывал волосами, но я успел увидеть выжженный глаз и рубец, спускающийся на щёку. Одного этого хватило бы, чтобы меня затрясло, но этим список увечий парня не закончился. На правой руке у него не хватало мизинца, на левой были вырваны ногти, а на груди явственно сплетались в какой-то странный рисунок синеватые пятна, словно ожоги от кислоты. За что так можно обойтись с живым человеком? Что такого ужасного совершил этот парень, чтобы заслужить такое наказание? Я с ужасом воззрился на жертву каких-то неведомых мне местных обычаев, а тот молча расстелил на столик белоснежную салфетку и ловко его сервировал, жестом пригласил меня к столу и поклонился. А, заметив ужас на моём лице, только грустно улыбнулся и кивнул головой: мол, вот какой страшный.
Я медленно сполз с кровати и тихо спросил:
- Кто ты?
Парень поклонился ещё раз, показал сначала на себя, потом на меня и снова поклонился. До меня стало доходить…
- Ты мой слуга?
Кивок, поклон.
- И ты не можешь говорить?
Кивок, поклон.
- Но почему?
Парень молча показал на свой ошейник, и я увидел, что он отличается от моего. Точнее, ошейников было два. Второй охватывал шею парня очень плотно, казалось, просто врос в неё.
- Эта штука мешает тебе говорить?
Кивок, поклон.
Эти поклоны начали меня раздражать, и я сердито сказал:
- Не надо мне кланяться. Я тут пленник.
Кивок, затем парень сделал жест, показывая на свои шрамы, и поклонился.
- Ты должен вести себя так, чтобы тебя не наказали?
Кивок, поклон. Блядь, я тут точно чокнусь!
- Что же с тобой произошло? – задумчиво протянул я, но парень только вздохнул, помотал головой и ещё раз показал на свой ошейник. Мол, рассказал бы, да не могу.
- Могу просветить, – неожиданно произнёс насмешливый голос. – А ты ешь, Тэмми, ешь. Силы тебе ещё понадобятся.
Я некоторым удивлением посмотрел на стоящего в дверях Раафана. Вот этому козлу что тут надо? А тот улыбался радостно, как пьяный одиннадцатиклассник в выпускной вечер, и явно горел желанием наговорить мне гадостей. Ладно, посмотрим, кто из нас в этом больший спец.
- А тебе-то что здесь надо? – ехидно спросил я. – Или больше пойти некуда, бесплатно не даёт никто?
Парень в ужасе забился в угол, а Раафан подошёл ко мне и заметил:
- Думаешь, ты нужен Нинивилю целый и невредимый? Мне кажется, что твой болтливый язык стоит придержать. Могу поспособствовать.
- Да ты герой просто! – высказался я. – Угрожаешь скованному беспомощному человеку, у которого из всей одежды одна простынка. Ну, давай, способствуй.
- Хочешь стать похожим на него? – Раафан показал в угол.
- Не хочу, – спокойно ответил я. – Но добровольно прогибаться под вас, ублюдков, не буду. Ненавижу тварей, которые так людей ломают. Давай, зови, кто там у вас в этом гадюшнике за палача? Давно кровушки не пил, упырь?
Самое странное, что в этот момент я действительно ничего не боялся, хотя отчётливо себе представлял, каким могут быть последствия. Да что там представлять – эти самые последствия маячили передо мной, сжавшись в комок в углу и прикрыв голову руками. Но я не боялся. Инстинкт самосохранения то ли вырубился, то ли вообще помер. Я отчётливо понимал, что подписываю себе приговор, но остановиться просто не мог.
Но Раафан неожиданно улыбнулся совсем другой улыбкой, словно стерев с лица гадкую ухмылку, и приложил палец к губам, призывая меня к тишине.
====== Глава 19. Знаете, что в поп-певцах главное? Они и ртом поют точно так же! ======
Но Раафан неожиданно улыбнулся совсем другой улыбкой, словно стерев с лица гадкую ухмылку, и приложил палец к губам, призывая меня к тишине. От неожиданности я замолчал, а он прошептал еле слышно, одними губами: