Нет, то, что мне нравятся не только девушки, я понял лет с четырнадцати. Но тщательно это скрывал. А что делать? Инстинкт самосохранения ещё никто не отменял, даже если предположить, что мои родители каким-то неведомым чудом вдруг проявили бы потрясающую толерантность, то прочие родственники… При мысли о том, в каких выражениях высказались бы о моих… эээ… пристрастиях тётя Фира, тётя Сара и тётя Циля, у меня волосы вставали дыбом, причём не только на голове. А уж про реакцию одноклассников и лучшего друга Витька я вообще молчу. Увы, окружение, в котором я рос, воспринимало нетрадиционную ориентацию примерно так же, как заразную хроническую болезнь, с той только разницей, что больного всё-таки можно пожалеть… хотя бы на расстоянии, а этих «уродов-пидарасов» – нет. Так что весёлая жизнь мне была бы обеспечена надолго. Поэтому я молчал, как партизанка Иванова на допросе в гестапо, а тут… Интересно, в этом странноватом мире однополые браки – норма, или только мне одному так свезло? Надо выяснить. И вообще, у меня на удивление мало информации, точнее, её нет совсем от слова никак. А как сказал однажды кто-то умный: «Кто владеет информацией – тот владеет миром». Значит, нужно срочно выяснять, куда меня забросила судьба, и чем грозит мне нежданное супружество. Может, меня в жертву принесут на этом самом камушке – вроде бы историк нам что-то подобное рассказывал… эх, жаль, что я именно в этот момент был занят запихиванием парочки лабораторных мышей в сумку Светки Одинцовой. Как она визжала… До сих пор вспоминаю – и на душе теплее становится.

Не, не согласный я быть жертвой… Значит, ищем какую-нибудь одёжку и валим по холодку, пока не обнаружили. А там разберёмся по обстановке. Интересно только, далеко ли я уйду, не зная языка, не умея читать-писать и не разбираясь в местных реалиях?

Ладно, проблемы надо решать по мере их поступления. И я уже нацелился спереть набедренную повязку со статуи бога, как вдруг где-то на входе раздалось громкое немелодичное пение. Мотивчик напоминал «Любовь нельзя купить» небезызвестных «Битлз», но исполнялся настолько фальшиво, что это скорее напоминало, как выражался наш физрук, правда, по другому поводу: «Хор голодных из оперы «Дай пожрать».

Я заметался по залу, как вспугнутая мышь, стараясь найти хоть какое-то укрытие, пение приближалось, и в этот момент я разглядел среди резьбы небольшую дверцу. Помянув Иисуса Христа, Иегову, Аллаха, Будду и японскую богиню Аматэрасу*, я попытался открыть дверцу, и она бесшумно подалась. За дверцей была крохотная абсолютно пустая комнатка, скорее ниша, на полу которой валялись какие-то тряпки. Я кое-как втиснулся в эту комнатку и закрыл за собой дверцу.

И вовремя. В зале показалась весьма торжественная процессия в очень интересном составе. Возглавлял её высокий мужчина с длинными седыми волосами, облачённый в одеяние глубокого пурпурного цвета, украшенное широким блестящим воротником-ожерельем, буквально утыканным драгоценными камнями. А на голову странного мужчины был водружён головной убор из перьев, пышным султаном спускающийся вниз. Увидев это великолепие, урыдался бы от зависти любой порядочный вождь краснокожих. Лицо мужчины было бы довольно красивым, если бы не жёстко проступающие носогубные складки и властный презрительный взгляд. Здешний правитель? Что-то он мне уже заранее не нравится.

Следом за «правителем» двое мужчин помоложе вели прекрасного обнажённого юношу с длинными волосами, распущенными по плечам. Всё тело юноши было расписано какими-то рисунками, а может, и здешними молитвами – я же не знаю… На красивом лице парня блуждала счастливая улыбка, спутники же его были абсолютно спокойны. Кстати, их одежды по фасончику напоминали одежду странного «правителя», только вот цвет был побледнее, золота поменьше, да султаны не такие пышные. Далее следовали ещё человек пять-шесть, державшие в руках ветви растения, сильно смахивающего на пальму, и золотые чаши, в которых что-то нехорошо булькало и дымилось. Их одежды были того же оттенка, только ещё светлее, золота и украшений же не было вовсе, как и головных уборов из перьев. Наоборот, головы мужчин были гладко выбриты и словно маслом натерты – так хорошо отражался от них свет храмовых светильников. И, наконец, замыкали процессию совсем молодые парни, почти подростки, одетые лишь в сандалии и набедренные повязки. Именно они и издавали этот немелодичный шум, подыгрывая по мере сил себе на чём-то, сильно напоминавшем чукотские гуделки** и древнегреческие лиры. Но самое главное, что, прислушиваясь, я начал понимать смысл их пения… да, сначала это была совершенно чужая речь, но чем больше я вслушивался, тем более понятной она мне казалась. Песенка явно не тянула на хит сезона и в приблизительном переводе звучала так:

О Аллир, Аллир благословенный, летающий между звёздами!

К тебе пришли мы, возрадовавшись душою, умилившись сердцем!

Прими же в дар этого дивного юношу, твоего будущего Супруга,

Ибо нет среди нас жемчужины прекраснее!

Да благословит вас сестра твоя, Тальяна,

Чья краса затмевает небо и ввергает в пучину безумия смертных!

И пусть сердце твоё возрадуется, как радуются сердца наши!

И милость твоя да пребудет с нами!

И со всем великим Казашшаном!

Всё остальное было примерно в том же духе, но я обратился в слух. Тааак… Значит, этот парнишка, напоминающий наркомана под кайфом – будущий супруг Бога? И для чего, интересно, его сюда привели? Свадьбу играть? Ну-ну, посмотрим, какова будет свадебка. Только вот подозрения у меня закрадываются самые нехорошие.

Между тем вся процессия оказалась примерно в том месте храма, где недавно лежал я. Полуголые парнишки быстренько бросили петь и притащили откуда-то резной позолоченный стол, на который и положили несопротивляющегося красавчика. Тот, кого я посчитал за правителя, начал громко молиться богу Аллиру, а двое его приближённых, которые вели парня, достали из складок своих одежд ярко переливающиеся гладкие шары размером с голову новорожденного младенца. Один из двоих встал в ногах, другой – в головах продолжавшей обморочно улыбаться жертвы – я всё меньше сомневался в том, что это было жертвоприношение – и оба подняли шары вверх на вытянутых руках. Полуголые парнишки рухнули на колени, обхватив головы руками. Те, кто нёс ветви и курильницы, подняли их повыше и закрыли глаза, а главный быстренько прочёл ещё одну молитву, после чего между двумя шарами образовалось что-то вроде нити из белого яркого пламени. Нить стала наливаться багровым, затем изогнулась и словно рухнула на тело неподвижно лежащего парня. Тот радостно воскликнул:

- О Аллир, мой небесный возлюбленный, я иду к тебе!

И тут же пламя словно очертило контур лежащего юноши, а затем… он исчез. Быстро, бесшумно и без всяких спецэффектов. Только кучка серого пепла осталась на резной поверхности стола, который даже не успел закоптиться.

Ничего себе… Вот это супружество… Нет, бежать отсюда надо, бежать…

Я сжался в комок, молясь непонятно кому, чтобы никому из находящихся в храме не пришло в голову заглянуть за неприметную дверку, и в это самое время над моим ухом кто-то ехидно произнёс:

- А что это ты тут делаешь? А?

*Аматэрасу – богиня Солнца в японском синтоистском пантеоне.

Гуделка – народный чукотский музыкальный инструмент, представляет из себя костяную пластинку-резонатор, один конец которой зажимается во рту, а из другого извлекаются звуки.

====== Глава 2. Все люди как люди, один я – как бог ======

Над моим ухом кто-то ехидно произнёс:

- А что это ты тут делаешь? А?

Я медленно, стараясь не делать резких движений, обернулся, и… и только хорошо развитый ещё в прошлой жизни инстинкт самосохранения помог мне не заорать. Передо мной стоял… стояла… стояло непонятное существо. Нет, оно обладало всеми параметрами нормальной человеческой фигуры – две руки, две ноги и голова. Хвоста, рогов и других лишних деталей не наблюдалось. Но заорать всё равно хотелось, ибо всё это непонятное, нет, ладно, похоже, это всё-таки мальчик… так вот этот непонятный товарищ был с головы до ног покрыт коротенькой шёрсткой цвета топлёного молока, мягкой даже на вид. Исключение составляли только ступни, ладони и хорошенькое, нежное личико с огромными золотистыми глазами. Ростом он был примерно мне по плечо, так что макушка с длинными волосами цвета чуть более тёмного, чем шёрстка на теле, маячила где-то в районе моего бицепса. Детёныш, что ли? Или какое-то дрессированное в храме животное? Последней мысли я тут же устыдился, хорошенькое личико было на редкость умным, а в глазах светилось ехидное лукавство, столь близкое моему сердцу. Бёдра непонятного парнишки были обмотаны не слишком чистой тканью серого цвета, а на шее был прочно закреплён ошейник со свисавшей с него подвеской.